“ХАСИДЫ” САДИЗМА

ВНАЧАЛЕ БЫЛО...
Начнем с детей. Все они, за исключением лежащего в специальном отделении детской больницы “Герцог” их самого младшего братишки, снова в сборе. В течение многих месяцев Давид, их отцу, пришлось убеждать соцработников в том, что он в состоянии воспитывать своих детей, и в конце января этого года он наконец получил разрешение собрать всех детей вместе в своей небольшой трехкомнатной квартире в Иерусалиме. Разумеется, соцработники продолжают пристально следить за всем происходящим в этой семье, и говорят, что нисколько не сожалеют о принятом решении.
- Давид оказался замечательным отцом, - сказала одна из соцработниц по телефону автору этой статьи. - Он окружил их теплом и лаской, он им и отец, и мать, он внимательно следит за их учебой, делает с ними уроки, играет с младшими ребятишками, выходит с ними на прогулки. Правда, необходимо признать, что дети в этой семье очень самостоятельные. Даже самые маленькие одеваются сами; старшие девочки стирают и вместе с папой готовят для всей семьи завтраки, обеды и ужины; младшие детишки помогают убирать дом... Конечно, если явиться к ним внезапно, можно застать там настоящий балаган, но в квартире, где обитают семеро детей и всего один из родителей, это естественно. Самое главное - детям с отцом лучше, чем с кем бы то ни было, и, возможно, только он в состоянии хоть как-то залечить полученные ими душевные травмы.
В этот монолог хочется внести только одну поправку: Давид всегда был замечательным отцом и мужем. Уроженец Лос-Анджелеса, он познакомился со своей будущей женой, будучи 18-летним студентом армейской иешивы. М. тогда было 15 лет, ее отец, один из самых богатых бизнесменов Америки, отправил дочь на учебу в Израиль. Четыре года влюбленные ждали встречи. За эти годы Давид успел отслужить в армии и получить первую степень в Нью-йоркском университете, а М. завершила альтернативную службу. Вскоре после свадьбы они, будучи убежденными сионистами, перебрались в поселение Кфар-Даром в Гуш-Катифе. Там родились все восемь их детей. По словам всех, кто их знал, это была удивительно красивая и счастливая семья. Выселение евреев из Гуш-Катифа не только оставило их на какое-то время без крыши над головой - оно нанесло удар по их мировоззрению, по тем ценностям, которыми они жили, привело к сильному душевному надлому.
Переехав из Гуш-Катифа в Иерусалим, Ш. из религиозных сионистов превратились в ультраортодоксов, а затем Давид увлекся каббалой и вошел в группу ешиботников, изучавших это тайное еврейское учение под руководством молодого раввина Элиора Хена. Он и сам не заметил, как подпал под его влияние, превратился едва ли не в его слугу и личного водителя, стал отдавать своему учителю значительную часть зарабатываемых им денег, а потом привел Хена к себе в дом.
Вскоре Давид заметил, что жена стала избегать его и в то же время подолгу разговаривает по телефону с равом Хеном. Тогда он впервые почувствовал укол ревности, однако и Хен, и М. уверяли его, что все возникшие у него подозрения безосновательны. Но прошло совсем немного времени, и жена стала попросту уходить из дома, как только Давид в нем появлялся, а затем потребовала развода. После развода двери большого дома, который отец М. приобрел в Иерусалиме для семьи своей дочери, перед Давидом захлопнулись. Теперь в нем безраздельно стал править Элиор Хен, которому помогали его ученики. Они убедили М., что ее дети нуждаются в воспитании и каббалистическом исправлении. Причем исправление это осуществлялось с помощью изощренных садистских пыток.
Следы этих пыток имеются на телах большинства детей до сих пор. У одного из мальчиков на голове зияют залысины, на которых у него уже никогда не вырастут волосы: Хен, Габай и Кугман прижигали его голову в этих местах раскаленным железом. Лоб другого ребенка пересекает шрам - он спал, когда “хасиды” Хена приложили к его лбу раскаленную добела железную спираль. У третьего мальчика вся нижняя часть тела в шрамах от ожогов, полученных им, когда его сажали на раскаленный электрокамин. Ступни его ног тоже повреждены ожогами, поэтому он обречен прихрамывать до конца жизни. У некоторых девочек выбиты зубы...
- Двери дома, который я когда-то считал своим, были закрыты передо мной, и я понятия не имел, что там происходит. К тому времени пелена с моих глаз спала, я осознал, что Элиор Хен не только никакой не каббалист и не раввин, а просто мерзавец. Ясно это стало после того как я узнал, что Хен женился на моей жене, хотя к тому времени он уже был женат и имел четверых детей. И все же я не подозревал, что это настоящий дьявол в человеческом облике. То, что творилось за закрытыми дверьми этого дома, невозможно описать. Детям “в целях исправления” не давали есть, их заставляли бодрствовать до четырех часов утра, порой укладывали спать со связанными руками и ногами в чемодане... Одного моего мальчика они привезли зимой в район Тверии, где по вечерам жутко холодно, раздели догола и заставили ночью в таком виде бежать несколько километров. При этом прятавшиеся за деревьями “хасиды” Хена пугали его, имитируя крики диких зверей... Об этих пытках, кстати, пресса не сообщала...
Давид не разрешает расспрашивать детей о пережитом, чтобы лишний раз не травмировать их, так как они и без того страдают от ночных кошмаров, в которых к ним является “рав” Хен. Каждый вечер перед сном из тюрьмы звонит М., и тогда все дети собираются вокруг телефона. Их мать постоянно плачет и просит прощения у каждого из них, каждому желает спокойной ночи и говорит, как она его любит...
- Дети давно уже простили ее, - говорит Давид. - Младшие вообще никак не связывают ее образ с образом Хена. Для них Хен существует отдельно, а мать - отдельно. Только те, что постарше, понимают: их мама виновата перед ними, потому что спокойно наблюдала, как их истязали. Но мой самый старший сын объяснил это так: “Это была не она. То есть это была мама, но она как будто обкурилась наркотиками”. Я не говорю детям ничего плохого про нее - не нужно им такое слышать, ведь любому ребенку неприятно, когда о его матери говорят плохо, какой бы она ни была. Но сам я простить ей того, что она сделала с нашей семьей, с нашими детьми, не могу. Когда мы разговариваем по телефону, то говорим только о детях, как и большинство разведенных супругов. О восстановлении отношений между нами, разумеется, не может быть и речи. Я собираюсь когда-нибудь снова жениться и не скрываю этого от детей. Разумеется, я свяжу свою судьбу только с женщиной, которая полюбит всю нашу компанию. Дети, кстати, знают об этих моих планах и одобряют их. Старший даже время от времени спрашивает: “Ну что, ты еще никого для себя не нашел?!”. Мы все прошли через ад, но я верю, что нам удастся построить нашу семью заново и начать жизнь с чистого листа.

НАДЕЖДА НЕ УМИРАЕТ НИКОГДА
Раз в месяц Давид вместе со всеми детьми едет в тюрьму, чтобы навестить свою бывшую жену. Свидания проходят в специальном зале для семейных встреч. Именно там, во время этих свиданий, отчетливо видно, что дети не только простили мать, но и очень любят ее. Каждый раз соцработникам и надзирательницам приходится в конце свидания буквально силой оттаскивать их от мамы.
Но самая большая рана, самая неизбывная боль этой семьи - четырехлетний Н., который продолжает находиться в больнице “Герцог”, подключенный к аппаратам искусственного жизнеобеспечения. На спинку его кровати прикреплена записка с тремя словами “Прости меня. Имале”.
Давид старается говорить о младшем сыне спокойно, но лично мне несложно представить, какой ценой ему дается это спокойствие. До того как случился весь этот кошмар, Н. был удивительно смышленым и веселым ребенком; он любил смеяться, и, может быть, именно поэтому, наряду со своим старшим братом, подвергался самым изощренным пыткам со стороны Хена, Габая и Кугмана. Той страшной ночью 21 марта 2008 года, когда М. направилась со страдающим от страшных ожогов сыном в больницу, Н. долго не мог успокоиться. И тогда его начали избивать. Ему наносили удары молотком по голове, затем стали бить головой о стену, зажимать пальцы плоскогубцами... Мучили малыша до тех пор, пока он наконец не замолчал...
В больницу Н. был доставлен в критическом состоянии. Там, у постели сына, полицейские арестовали Давида. Две недели он провел в тюрьме, пока следователи не убедились, что он и в самом деле никак не причастен к тому аду, через который довелось пройти его детям. Однако когда Давид вышел на свободу, всех детей уже расселили либо по родственникам, либо по чужим семьям, которые согласились их принять, и отцу пришлось больше восьми месяцев отстаивать свое право на них. Все это время он навещал младшего сына в больнице.
- Обычно вместе с детьми я прихожу к нему раз в неделю, - рассказывает Давид. - Поначалу вид братишки, опутанного разными проводами и шлангами от медицинской аппаратуры, пугал их, но затем они привыкли. Мы рассказываем ему сказки, читаем стихи, разговариваем с ним. Недавно произошло маленькое чудо - он стал реагировать на наш приход, у него на губах при нашем появлении появляется подобие улыбки. Поначалу мы думали, что нам это показалось, но врачи подтвердили: малыш уже “не совсем растение”. Я верю, что с Божьей помощью, благодаря нашим молитвам, он однажды очнется и вернется к жизни. Я хотел бы привести к нему лучших специалистов, но, к сожалению, пока у меня нет на это денег. Все наши сбережения давно кончились. Мы существуем на пособие, и потому дети видят сладости в лучшем случае раз в месяц. Просить деньги у своих родителей и, тем более, у родителей своей бывшей жены я не хочу. Только не подумайте, что я жалуюсь, нет, я просто описываю нашу ситуацию.
Ситуация и в самом деле непростая. Раньше Давид совмещал занятие бизнесом с изучением Торы, но сейчас он всего себя отдает детям. Он пытался устроиться на работу, но кому нужен работник, который может оставаться на рабочем месте только до часу, максимум до двух часов дня. А больше он работать не может - в половине третьего из детских садов и школ начинают возвращаться дети.
- Только, Боже упаси, не надо меня жалеть, - говорит Давид. - Мне доводилось слышать от моих светских приятелей, у которых по двое-трое детей, что у них нет на них сил. Лично я, слава Богу, даже к концу дня не чувствую себя уставшим. Может, все дело в том, что от общения с детьми я получаю огромное удовольствие и ни с чем несравнимое удовлетворение. Хотя у каждого из них свои проблемы, своя рана. К примеру, старшие сыновья (им, соответственно, 13 и 15 лет) чувствуют себя виноватыми - мол, не смогли защитить младших, - и мне приходится прикладывать массу усилий, чтобы убедить их в том, что на них нет никакой вины, избавить их от этого комплекса. И, конечно, я постоянно думаю о самом младшем...
В эти весенние дни Давид готовился к празднованию бар-мицвы одного из своих сыновей. После долгих совещаний с детьми решено было отметить это событие вместе с матерью в тюрьме. Пришлось договариваться с тюремным начальством о том, что она будет на церемонии без наручников - Давиду не хочется, чтобы дети увидели мать в таком виде.
Должен сказать, что сила духа и сила веры этого человека поражают. Поразила меня и его абсолютная уверенность в том, что младший сын когда-нибудь очнется от своего сна. Я разговаривал по этому поводу с врачами, и их оценки были самыми пессимистичными: шансы на улучшение, по их словам, минимальны. Но рассказывать Давиду об этом разговоре с медиками я не стал. И не только потому, что побоялся ранить его. Просто у меня вдруг возникло ощущение, что маленький Н. и в самом деле проснется, и его братья и сестры снова услышат его смех. Об этом они просят Бога в своих молитвах. Я подумал: а вдруг это чудо действительно произойдет? Хотя бы потому, что Давид и его дети заслужили право на чудо...

ГОСУДАРСТВЕННАЯ СВИДЕТЕЛЬНИЦА
Как мы уже сообщали, около месяца назад М. заключила сделку с госпрокуратурой, в рамках которой она, во-первых, признает себя виновной в том, что не препятствовала издевательствам над своими детьми, за что будет приговорена к 5 годам лишения свободы. Во-вторых, М. согласилась стать государственным свидетелем против Элиора Хена, Шимона Габая и Давида Кугмана. Сегодня она признает, что была словно загипнотизирована Хеном, беспрекословно выполняла все его указания и молча следила за тем, что эти изуверы делают с ее детьми. Вот что, например, рассказывает она о том, как по приказу Хена одного из ее маленьких сыновей напоили араком: “Я никогда не видела, чтобы ребенок был таким пьяным. Его начало рвать. Я испугалась, стала жалеть, что позволила им это сделать, но потом сказала себе, что должна быть сильной, что все это Хен делает ради блага ребенка, он хочет помочь ему стать хорошим мальчиком...”
А вот ее рассказ о том, как детей лишали сна: “Мальчик сидел возле стола, и ему запрещали спать. Когда в 3 часа ночи я встала, чтобы уложить двух младших детей, он посмотрел на меня и сказал: “Не оставляй меня здесь, я тоже хочу спать”. Я сказала ему: “Ты должен учиться. Когда ты станешь хорошим мальчиком, тебе позволят спать”...”
Дальше - о совершаемом на глазах М. избиении ее трехлетнего сына: “Целую неделю его страшно били. Ему давали пощечины, его били кулаками по лицу, по груди... Это было избиение до смерти - другого выражения для того, что происходило, я просто не могу подобрать. Его тело распухло от этих ударов, как воздушный шар, а они фотографировали его и смеялись...”
Сразу после того как к телу одного из мальчиков приложили раскаленный электрокамин, рассказывает М., ему велели натянуть брюки, - чтобы усилить его страдания...
Не хочу продолжать пересказывать ее жуткие показания, щадя чувства читателей. Скажу одно: садист Элиор Хен должен быть любой ценой доставлен в Израиль и приговорен к самому суровому из всех возможных наказаний. Очнувшаяся, опомнившаяся М. сравнивает пытки, которым он подвергал ее детей, с теми муками, через которые проходили дети, ставшие жертвами нацистских экспериментов. И данное сравнение, на мой взгляд, вполне приемлемо. Но, понимая, что сама М. тоже в определенном смысле является жертвой Элиора Хена, я почему-то не испытываю к ней сочувствия. Может быть, потому что никаким “гипнозом”, никакой верой нельзя оправдать мать, смотревшую на страдания своих детей и даже не попытавшуюся встать на их защиту, хотя они молили ее о помощи...

Сегодня в квартире семьи Ш. висят на стенах фотографии, на которых эта семья запечатлена в те дни, когда она еще была счастлива. Мне хочется верить, что когда-нибудь к ним присоединятся и другие фотографии, рассказывающие о новом, счастливом этапе жизни Давида и его детей. Очень хочется верить...
Петр ЛЮКИМСОН

“Новости недели”