Еще одна стыдная тайна неравенства: Игорь Ефимов об истоках международного терроризма

- Игорь Маркович, «Грядущий Аттила» - очередная ваша попытка из ряда «во всем мне хочется дойти до самой сути». Как вы вышли к истокам мирового терроризма?
- Все началось с того, что я задумался над иррациональностью нападений террористов - прежде всего мусульманских. Я обратил внимание, что терроризм исходит в основном из стран сельскохозяйственных и направлен против стран индустриальных. Стал все глубже погружаться в мировую историю и всюду обнаруживал сходство: отставшие в цивилизационном отношении народы начинают иррациональную вооруженную борьбу против тех,  кто ушел  вперед. Кочевники атакуют земледельцев, а земледельцы - машиностроителей. В этой борьбе трудно увидеть цель, но зато отчетливо бушуют ярость и желание уничтожать.
Читая отчеты об атаках викингов, норманнов, монголов и др. с их жаждой испепелять все на своем пути, я задумался над силой этих страстей, а также над тем, почему им все это было нужно. Все существующие объяснения  казались неубедительными, и все теории разваливались под напором исторических фактов – атакующим племенам не нужна была чужая территория, у них полно было своей. Никакой тесноты у норманнов и викингов не было так же, как и у мусульман-арабов. То же самое можно сказать о монголах. Нужно было искать другие объяснения.
- И вы нашли их в ещё одной «стыдной тайне неравенства» - неравенства народов в историческом развитии. В своей книге «Стыдная тайна неравенства» вы показали, как природное неравенство человеческих способностей приводит к расправе «черни» с яркими соотечественниками (во время революций), а в «Аттиле» применили парадигму трагического неравенства уже ко всему миру.
- Неизбежное жестокое противостояние народов, находящихся на разных ступенях развития, связано с реакцией  людей, для которых действительно труден переход к новым формам жизни. Возьмите проблему палестинских беженцев. Более 60 лет тому назад покинули они территорию нынешнего Израиля, но так и не смогли укорениться в тех странах, в которых осели. В Иордании король Абдаллах сразу после войны 1948 г. приложил большие усилия, чтобы палестинцы стали гражданами его страны, и его за это убили (застрелил палестинец). То есть убили за то, что он пытался поспособствовать  движению народа от сельскохозяйственного к индустриальному состоянию. Я привожу в книге и другие примеры того, как яростно палестинцы от этого отказываются. К примеру, обитатели лагеря беженцев близ Сидона (Ливан) ломали свежепосаженные  деревца, заявляя, что следует сопротивляться любой попытке сделать их положение постоянным.
- Есть мнение, что палестинцев удерживают в лагерях политические силы,  разыгрывающие карту палестинской проблемы.
- Да, конечно, элемент выгоды в этом есть, но хочу заметить, что палестинцы, как и все народы древности, которых я описываю  в книге, - галлы, гунны и др., переживали ужасный внутренний раскол. Какая-то часть народа была готова жить по-новому, а остальные ненавидели их за гибкость. Все это уже было. К примеру, сохранились племенные законы, которых придерживались кочевники-бедуины  за 50-100 лет до появления Магомета, каравшие смертью за попытку построить дом или посадить дерево. То есть усилия, предпринимаемые  племенем  против оседания на земле, были очень мощными. То же самое - у древних германцев, также пытавшихся не допустить, чтобы люди привязывались  к земле.
Для того чтобы войти в земледельческую эру, кочевнику нужно было расстаться  со свободой перемещения в пространстве, и это было для него мучительно. Сегодняшнему земледельцу для вступления в эру индустриальную необходимо расстаться со свободой перемещения во времени, и он подсознательно, порой с отчаянием, сопротивляется этому. Вот и в некоторых радикальных исламистских группировках запрещается не только пользоваться телевизорами и компьютерами, но и носить часы. Мы с вами спокойно едем  каждое утро на службу и ничего такого в этом не видим, а  человеку, привыкшему  к  крестьянской жизни и к тому, что он хозяин своего времени и сам его распределяет, очень нелегко подчиниться и стать рабом тикающего устройства, которое распоряжается им с утра до вечера. Сегодня иммигранты из третьего мира  часто думают, что их обходят работой в Европе и в Америке из-за дискриминации. На самом же деле им не была сделана в детстве «прививка» пунктуальности и рабочей дисциплины, без которой очень трудно вписаться  в строго хронометрированное индустриальное производство. Американский философ Тоффлер правильно подметил, что в школах индустриального мира, помимо учебной, есть еще и невидимая программа, обучающая самым  важным  вещам - пунктуальности, послушанию и умению выполнять рутинную скучную работу с утра до вечера.
- Истоки терроризма, получается, лежат в нежелании человека стать машиной, в стремлении остаться вольным сыном земли, не так ли?
- Не только это. Традиции земледельческих, особенно мусульманских народов дают главе семейства, мужчине, полную власть над женой и детьми, вплоть до права вынести им смертный приговор и привести его в исполнение. Индустриальное общество никогда не смирится с таким порядком вещей. Оно арестовывает и судит мусульман, которые, живя в промышленных странах, пытаются убивать женщин «за нарушение семейной чести». То, что в наших глазах выглядит защитой законности и правопорядка, для мусульманина есть лишение его священного права судьи и господина, погружение в пучину бесправия и позора. Он пойдёт на смерть, отстаивая это своё право. И уже находятся, например, в Англии политики и даже священнослужители, которые выступают за разрешение мусульманским меньшинствам жить по законам Шариата.
- Исторически сложившаяся патриархальность земной цивилизации и изжитость её на Западе – именно это неравенство глубже всего, мне кажется, проникает в природу международного терроризма. Один из ваших малооптимистичных выводов: некоторые  племена «земледельцев» находятся в начале своего подъема и, значит, еще долго будут нас третировать.
- Очень долго. Следующая  волна,  я предвижу,  придет из Африки. Причем, возможно, даже из немусульманских стран. Ведь речь идет о многомиллионных массах,  совершенно не подготовленных и лишенных основ образования, которым предстоит вступить в индустриальную эру. Тут возможна такая волна международного терроризма, о масштабах которой легко получить представление, вглядевшись в новейшую историю Руанды,  Конго, Дарфура. Особенно яркой мне кажется аналогия, связанная со взаимоотношениями, с одной стороны,  между Пакистаном и Индией, а с другой -  между арабо-палестинским миром и Израилем. Вспомните  недавний теракт в Бомбее,  эту иррациональную, безумную вспышку ненависти. И  ведь сколько они набрали самоубийц для этой акции! А  что такое Кашмир? Это абсолютная аналогия Западного берега. Ситуация в Израиле отнюдь не уникальна. Это все то же противоборство между  вырвавшимся вперед народом, победно вступающим в индустриальную эру,  и народом, безнадежно отставшим и испытывающим иррациональную ярость по отношению к ушедшим вперед.
- Вы не раз отмечаете, что эта ярость распаляется зверем, всё ещё сидящим в человеке, несмотря на прогресс цивилизации.
- Да, я привел немало жутких примеров, сохранившихся в летописях и исторических трудах. Викинги взрезали грудную клетку живому пленнику, монголы отрезали ему губы и уши, американский индеец танцевал со свежесодранным скальпом. Двадцатый век не отстал от древнего мира в садизме нацистов и коммунистов, хунвейбинов и красных  кхмеров, талибов и радикальных исламистов. Невозможно предвидеть, где  этот зверь вырвется наружу и восторжествует.  
- Готовность варваров древних и современных идти на смерть... Объясните это явление.
- Победное вторжение индустриальной эры  в жизнь мусульманина оборачивается для него реальными утратами,  и все эти  утраты пребывают  в сфере  представлений о достоинстве. Традиции самоистязания очень глубоки у многих племён – древних и современных. Инициация воина часто включает те или иные пытки. Ты считаешься мужчиной только в том случае, если готов к страданиям и смерти. Здесь все обстоит так же,  как у американских индейцев, достоинство которых базировалось на том, что они были воинами. Человек не считался человеком, если он не убивал врага, а на самом деле - просто иноплеменника.
В значительной мере в арабо-мусульманском мире восторжествовали такие же представления.
- В чем вы расходитесь с марксистской трактовкой исторического развития?
- Всматриваясь в 5 тыс. лет истории,  я не обнаружил последовательной смены общественно-политических устройств, о которых  писал Маркс. Он пытался к каждой ступени пристегнуть определенное политико-социальное устройство  общества, и мы в школах заучивали, как  рабовладельческий строй сменяется феодальным, а феодальный –  капиталистическим. В книге «Метаполитика» (1978) я подробно описывал некоторые приметы социализма - например, отсутствие частной собственности на землю, государственное планирование – которые проступали в Древнем Египте. Древнеегипетское  земледелие было не пахотным, а ирригационным, и для строительства  ирригационных систем и каналов, а также храмов и пирамид нужны были гигантские организованные усилия и государственное планирование, а строилось все это общинами крестьян. С другой стороны,  ГУЛАГ означал, на мой взгляд,  возвращение рабства,  поскольку человек труда был низведен до состояния скотины и до полного бесправия. И то же самое – в гитлеровской Германии. Ввоз рабов из покоренных стран для работы на заводах и шахтах, на мой взгляд, тоже означает возвращение рабского труда.
Мой тезис состоит в том, что на любой технологической стадии мы можем  обнаружить все формы политико-социальных отношений - рабовладение и вольные землепашцы, централизованные монархии и феодальная раздробленность, свободный  рынок и централизованное государственное планирование, республики и тирании. К примеру, колхозник сталинской поры – это  крепостной по всем параметрам. Он лишен права менять место жительства, прикреплен к земле, у него нет  документов. По сути, он имел право только на жизнь в своем домишке и на то, чтобы иметь семью.
Мне очень хочется донести круг своих мыслей до современников, чтобы  они избавились от иллюзии, что иррациональная ненависть отсталых народов есть результат тех или иных политических действий лидеров стран индустриального мира и что полыхание костра ненависти можно остановить теми или иными хитроумными договорами и предложениями. Если вглядеться во все происходящее трезво и обратиться к опыту мировой истории, то станут понятными хронологические рамки этого процесса. Его невозможно ускорить. Нужно быть готовыми ко всему и стоять на страже тех стен, которые придется выстроить, чтобы защитить себя от накатывающегося из развивающихся стран военно-политического цунами.
- Строит ли эти стены наш новый президент Барак Обама?
-Я не думаю, что отдельный политик – мудрый или недалёкий – может существенно влиять на глубинные процессы, происходящие в демократическом государстве. Он всегда будет вынужден приспосабливаться к умонастроениям избирателей, играть на их страхах и упованиях. Обама в своей предвыборной кампании в значительной мере играл на нашем страхе перед народами, поставляющими террористов, и на нашей надежде, что мирное сосуществование с ними возможно уже сегодня. Я в своей книге старался показать, что эта позиция построена на иллюзиях в духе Чемберлена. И если мне удастся изменить политические взгляды на эту проблему хотя бы нескольких сотен читателей-избирателей, я буду считать свою задачу выполненной.