От Гарбо до Джоли

“Если бы нос Клеопатры был короче, мир был бы иным” - эта фраза Паскаля отражает ту огромную роль, которую женская красота играла и продолжает играть в нашем сознании и в нашей истории. С появлением кино, культ женской красоты получил новый толчок: во-первых, выдающиеся красавицы стали достоянием миллионов; во-вторых, киноплёнка дала возможность сохранить их красоту и обаяние во времени. И сегодня, просматривая старые и не очень старые фильмы, мы имеем возможность увидеть воочию прошлых кумиров и проследить как менялся, с течением времени, идеал женской красоты.

 

НАЧАЛО СТОЛЕТИЯ: LA FEMME FATALE

 

В 1898 году братья Люмьер изобретают кинематограф, а уже в 10-х годах молодое искусство производит на свет первый секс-символ: Теду Бара.

 

Начало столетия. Старый, благополучный мир, мир девятнадцатого века ещё жив, но дни его уже сочтены. Мужчины изнежены и безвольны. Женщины эмансипированы. Неудивительно, что первая кинозвезда становится в то же время и первым экранным воплощением женщины-вамп - роковой, соблазнительной женщины, красивой, холодной и жестокой, пробуждающей в мужчинах непреодолимую страсть, заставляющей терять рассудок.

 

Теда Бара обладала броской, экзотической красотой. Особенно поражали её глаза - большие, тёмные, густо подведённые. В Голливуде ей сочинили экзотическую биографию, которая настолько слилась с её “роковым” имиджем, что по прошествии времени, стало практически невозможно отделить правду от вымысла.

 

Следующая звезда, Пола Негри, обладала таким же, как и Бара типом красоты и унаследовала от своей предшественницы роковой образ с одним существенным отличием: её героини вызывали сострадание. Она играла красивых, сильных, гордых женщин, причиняющих страдания другим, но при этом они и сами страдали.

 

МЕЖДУ МИРОВЫМИ ВОЙНАМИ: СЕВЕРНЫЙ СФИНКС

 

Первая мировая война не только вызвала идеологический кризис в западном обществе, но и существенно изменило критерии женской привлекательности. Вернувшиеся с фронта мужчины мечтали о нежных подругах, а не о роковых соблазнительницах. Вечная женственность была пробуждена к жизни, а наиболее совершенным её воплощением на экране стали две женщины: Джин Харлоу и Грета Гарбо.

 

Они воплощали, по сути, две стороны одного и того же образа женщины-мечты. Харлоу, платиновая блондинка (именно она впервые ввела этот цвет) олицетворяла её плотскую, чувственную ипостась. Гарбо, с её одухотворёнными чертами и загадочной улыбкой - идеальную. Не случайно, Роберт Джордан, главный герой романа Хемингуэя “По ком звонит колокол” видит во сне именно этих двух актрис.

 

Джин Харлоу умерла в 26 лет, и вскоре была забыта. Её имя осталось в истории кино, но образ стёрся из зрительской памяти. Гарбо же, несмотря на раннее, в 36 лет, завершение карьеры (или как раз благодаря ему?) превратилась в один из культурных мифов двадцатого века и в наиболее совершенный киносимвол своего времени.

 

Итак, перед вами портрет идеальной женщины в период между двумя мировыми войнами: высокая, худая, с широкими угловатыми плечами и узкими бёдрами; пепельные волосы, крупные черты лица, тонкие губы, широкий подбородок, с ямочкой и огромные глаза, с ресницами такой длины, что когда верхние и нижние ресницы соприкасались, слышался шелест, как будто трепетали крылья бабочек.

 

СОРОКОВЫЕ: СТАЛЬНАЯ ОРХИДЕЯ

 

В конце 30-х нежные героини Гарбо сменяются сильными женщинами в исполнении Кэтрин Хэпберн, Джоан Кроуфорд и, особенно, Марлен Дитрих, ставшей, наверное, наиболее совершенным воплощением образа женщины-вамп.

Ремарк, бывший одной из жертв божественной Марлен, называл её “стальная орхидея”. Знаменитый писатель хорошо знал Дитрих, и попал в самую точку: именно это сочетание ангельской внешности с железным характером позволило Марлен Дитрих занять трон, опустевший после ухода Гарбо.

 

Но как же отличалась она от своей предшественницы! И как изменилось время, чьим потребностям отвечал этот соблазнительный и жестокий образ. Героини Дитрих это сильные женщины, умеющие подчинять себе обстоятельства, не теряя ни на миг царственного спокойствия. От них исходила колоссальная сила, победительная, подчиняющая, неумолимая.

 

Марлен Дитрих обладала худощавой фигурой, с ногами необычайной длины. У нее было продолговатое лицо (она удалила четыре боковых зуба, чтобы добиться нужной формы лица), с огромными, почти прозрачными глазами, под высокими полукружьями бровей-ниточек. И голос... с тех пор, как кино обрело звук, голос превратился в важный компонент имиджа кинозвезды. Марлен обладала неповторимым - глубоким, низким, несколько хрипловатым голосом, которым она умела пользоваться как никто, за исключением, быть может, Мэрилин Монро.

 

ПЯТИДЕСЯТЫЕ: ДЖЕНТЛЬМЕНЫ ПРЕДПОЧИТАЮТ БЛОНДИНОК

 

Фильм “Гильда”, вышедший на экраны в 1946 году, не отличался особыми художественными достоинствами и остался в истории, благодаря одной единственной сцене: Рита Хейворт в чёрном вечернем платье спускается по лестнице, медленно стягивая длинные, до локтя, перчатки. Сцена эта ознаменовала конец эпохи “вамп”. Мягкая женственность вернулась на большой экран.

 

Несмотря на то, что пятидесятые были наиболее богатой на звёзд декадой в истории кино, не может быть двух мнений, относительно того, кто наиболее полно отразил женский идеал того времени. Мэрилин Монро не обладала ни классической красотой Элизабет Тейлор или Джинны Лоллобриджиды, ни аристократическим изяществом Грейс Келли, ни романтическим шармом Одри Хепберн, тем не менее, символом эпохи стала именно она.

 

В начале карьеры её сравнивали с Джин Харлоу, но сходство между ними было только внешним. Харлоу была охотницей, а Монро - жертвой. Холодные глаза и плотоядная улыбка “платиновой блондинки” выдавали в ней волка в овечьей шкуре. Монро же была сама теплота, мягкость, ранимость. Она воплощала все те черты женского характера, которые обращаются к сильным сторонам мужчины, будят в нём защитника и покровителя. “Я согласна жить в мире, которым управляют мужчины, - говорила она, - при условии, что в этом мире я останусь женщиной”.

 

Секрет небывалой сексуальной привлекательности Мэрилин Монро нужно искать не во внешности, а в манере себя держать: походке, голосе, улыбке, взгляде, в особенной, свойственной только ей манере смотреть, слушать, говорить - во всех тех неуловимых вещах, которые так просто увидеть, так сложно объяснить и невозможно повторить.

 

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ: И БОГ СОЗДАЛ ЖЕНЩИНУ

 

“- Что вы думаете о свободной любви?

- Я не думаю об этом... особенно, когда занимаюсь любовью”.

Из интервью Брижжит Бардо.

 

Шестидесятые принесли новое поветрие свободы и раскрепощённости в отношениях между полами. Это десятилетие молодёжного бунта и “сексуальной революции”, самым ярким воплощением которой стала Брижжит Бардо.

Фильм “И... бог создал женщину” расколол мир на две неравные части: консерваторы содрогнулись, либералы подняли Бардо на щит. Ватикан использовал кадры из фильма для наглядной иллюстрации понятия “грех”. Сцена, в которой Брижжит босиком танцует на столе, стала символом нового времени.

 

Популярность Б.Б. была необыкновенной. Каждый месяц пресса посвящала ей больше трёх миллионов слов. Доходы от проката фильмов с её участием превысили доходы от экспорта французского вина. По сегодняшний день, Брижжит Бардо - самая известная француженка в мире.

 

Как и в случае с Монро, секрет её небывалого успеха кроется не во внешности, а в том неуловимом, не поддающемся определению даре, называемом сексуальной привлекательностью. Это невообразимое сочетание скромности и распущенности, детской непосредственности и победительной женственности, широко распахнутых наивных глаз и чувственных припухлых губ - било точно в цель.

 

СЕМИДЕСЯТЫЕ: “ХАНОЙСКАЯ ДЖЕЙН”

 

Если предыдущее десятилетие было временем вызова общественным нормам, то семидесятые отличались расцветом всевозможных социальных движений: против дискриминации чёрных, за равноправие женщин, против войны во Вьетнаме. 

Поэтому лицом эпохи стала не изысканная красавица Катрин Денёв и не исполненная отрицательного обаяния Фэй Данауэй, а общественная активистка Джейн Фонда.

 

Фонда начала свою кинокарьеру с не очень удачных попыток стать второй Брижжит Бардо. Но время изменилось, “сексуальная революция” осталась позади. Красивого лица и сексуального обаяния было уже не достаточно, чтобы стать объектом подражания и преклонения - требовалась общественная позиция. И у Джейн она была.

 

Она нашла себя в ролях бесстрашных журналисток и бескомпромиссных активисток. Эту же роль она играла и в жизни. Фонда стала лицом кампании против вьетнамской войны. В правых кругах её уничижительно прозвали “ханойская Джейн”.

После того, как Фонда изобрела аэробику, она прикоснулась и ко второму культу эпохи: спорту и здоровью, и превратилась в безоговорочную королеву десятилетия.

 

ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ: ЖЕНЩИНА-КОШКА

 

Восьмидесятые не выдвинули ультимативного идола, какими стали для своего времени Бардо, Монро или Дитрих. Ким Бэсинджер, Мишель Пфайфер, Настасья Кински, Орнелла Мутти, Изабель Аджани - эти актрисы отразили разные грани женского идеала своего времени.

 

И всё же, не смотря на внешнее и внутреннее несходство этих, таких разных женщин, во всех них было и кое-что общее: женственность и мягкость, соединённые с самодостаточностью и внутренней свободой. 

 

Женщина восьмидесятых - это кошка, которая гуляет сама по себе. Не случайно, одним из наиболее запоминающихся образов этого времени стала женщина-кошка в исполнении Мишель Пфайфер.

 

ДЕВЯНОСТЫЕ: ОСНОВНОЙ ИНСТИНКТ

 

В отличие от предыдущего десятилетия, у девяностых есть ярко выраженное лицо. И лицо это зовут Шарон Стоун.

Вместе со Стоун, на трон снова взошла сильная женщина. Но это уже не классическая женщина-вамп довоенной эпохи. Героини Стоун в своей извечной борьбе с сильным полом используют не только и не столько сексуальность, сколько интеллект, которым они не уступают, а зачастую и превосходят своих соперников-мужчин.

 

Шарон Стоун, обладающая таким же коэффициентом интеллекта, как Алберт Эйнштейн, разрушила общепринятый стереотип блондинки и построила свой собственный миф: блестящая, обольстительная женщина, знающая чего она хочет, и умеющая добиться этого любой ценой, манипулятивная и чрезвычайно опасная.

 

НА СТЫКЕ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ: ЗА ГРАНЬЮ

 

“Мы живём в эпоху Анджелины Джоли”, - провозгласил “Сан” в 2006 году. В феврале 2007-го опрос британского телевидения назвал Джоли величайшим секс-символом в истории.

 

Самая вожделенная женщина мира носит на теле 12 татуировок, коллекционирует ножи, умеет управлять самолётом, выращивает дома ручного питона, а в детстве мечтала стать организатором похоронных церемоний. Что-то не в порядке с ней? Или с нами?

 

Образ, создаваемый Джоли на экране, отражает стирание граней между мужчиной и женщиной в современном мире. Похоже, что термин “гендер” скоро отправится в архив. В фильме “Мистер и миссис Смит” женский и мужской персонажи отличаются только анатомически. Они одинаково одеваются, ходят, разговаривают, и даже дерутся друг с другом. Анджелина Джоли довела женскую эмансипацию до последней грани, и возможно, даже перешагнула её.

 

ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК: НАЗАД В БУДУЩЕЕ

 

В результате глобализации и развития технологии, мир стал меньше. География красоты расширилась и вышла за пределы европейского типа. Яркие свидетельства тому: афро-американка Хейли Берри, индийка Айшвария Рай, китаянка Чжан Цзы-и - чья красота признана и узнаваема повсеместно в мире.

 

Так что же дальше? Каким будет идеал женской красоты в двадцать первом веке? Сотрутся ли окончательно различия между полами и образцом станет андрогин? Или же, новый виток спирали вернёт нам старый идеал, в обновлённом виде? Возможно, идеальная красавица будущего будет темнокожей или раскосой?

 

Специалисты утверждают, что в ближайшие годы женственность снова войдёт в моду. Идеальная красавица двадцать первого столетия будет высокой, стройной, с пышной грудью и широкими бёдрами, округлым лицом, длинными волосами естественных оттенков, большими глазами и полными губами. Время унисекса уйдёт и больше не вернётся.

 

Борис КРИЖОПОЛЬСКИЙ

Автор - историк, журналист, эскурсовод, член редколлегии онлайн-журнала “ИсраГео”