Неудачная ЗАМЕНА

В мире

Как считают эксперты, по мере развития европейской цивилизации на первые места среди преступлений, непосредственно связанных с насилием, постепенно выходят не криминальные причины, первенствовавшие в течение всех предыдущих лет, а бытовые и семейные проблемы, не нашедшие должного разрешения. Матерые преступники и злостные маньяки, совсем еще недавно привлекавшие внимание широкой общественности и дававшие работу репортерам уголовной хроники, уступают место внешне, вполне благополучным гражданам, чей предыдущий жизненный опыт не способен указать на опасность данных личностей для окружающих. Они, словно бомбы с часовым механизмом, упрямо ждут своего часа...

* * *

“Еще одно бытовое преступление”, - констатировал прокурор Штефан Лукас, окидывая взглядом пришедших в зал суда людей. Многие из них, праздные и любопытные зеваки, старавшиеся не пропускать ни одного интересного дела, вызывали у него откровенное раздражение. Но сегодня для них не было “пищи” - картина преступления проглядывалась довольно четко, и единственное, на что могла рассчитывать защита, представленная адвокатом Кристианом Форлендером, это смягчить приговор, который вынесет судья Александр Хольд (в том, что он последует, Лукас не сомневался).
25 мая 2008 года Юлия Нойдорф пришла к своей соседке Мараике Ленц и, затеяв скандал, переросший в потасовку, ударила хозяйку по лицу, сбив с ног. В результате чего та ударилась спиной о стеклянную дверь, разбила ее, да так неудачно, что осколки перерезали сонную артерию девушки. Пострадавшая упала на паркет и потеряла сознание. Вместо того чтобы вызвать “скорую помощь”, Юлия Нойдорф повернулась и ушла, оставив соседку в критическом состоянии.
Через пять часов после случившегося в квартиру вошел друг Мараики - Тимо Ланг. Он, ужаснувшись увиденному, тотчас же вызвал медиков, но те уже не смогли спасти молодую женщину. Вследствие обильной потери крови Мараике Ленц умерла.
Следствие пришло к однозначному выводу, в результате которого Юлии Нойдорф было предъявлено два обвинения: убийство по неосторожности и неоказание помощи попавшему в беду человеку. Согласно немецкому законодательству, совокупность этих двух преступлений, закончившихся смертью потерпевшей, могла сулить госпоже Нойдорф пятнадцать лет лишения свободы. Прокуратура назвала именно этот срок, понимая, что судья снизит его в любом случае. Ведь судебный процесс, прежде всего, в сфере вынесения приговора, когда само преступление не вызывает каких-либо сомнений, иногда напоминает торговлю на рынке, в ходе которой одна сторона пытается повысить цену, другая - сбить ее, а в результате обе сходятся на “золотой середине”, более-менее удовлетворяющей всех.
Тем более что обвиняемая не отрицала, что была утром 25 мая у Мараике дома и подтвердила выводы следователей: между ней и Ленц произошла стычка, и после того как Мараике “полетела ко всем чертям и проломила стекло”, гостья в ярости покинула квартиру Ленц и больше не хотела видеть “эту мерзавку”. Просто повернулась и ушла: поднялась на этаж выше, где и проживала.
- Если бы я знала, что она серьезно ранена, то, скорее всего, вызвала бы “скорую”, - словно в свое оправдание заметила Нойдорф, - но у меня не было никакого желания разглядывать эту стерву!
Прокурор Штефан Лукас попросил судью обратить внимание на снимок, прикрепленный к стенду.
- Тут отчетливо видно, - сказал он, - что тело потерпевшей лежит вблизи стеклянной двери в луже крови. Вокруг осколки стекла, а следы, оставленные туфлями подсудимой, - стоит заметить, что они отмечены кровавыми разводами, - ведут к двери. Мы видим, что Нойдорф переступила через упавшую и ушла из квартиры, не обратив на нее никакого внимания. Это был хладнокровный поступок убийцы!
- Я находилась в ужасном состоянии! - сказала Юлия. - Вне себя от ярости! Мне и на самом деле была безразлична эта тварь! Я спешила уйти как можно быстрее, так как она держала в руке нож и орала на меня, как бешеная!
- Однако Мараике Ленц умерла на полу в своей квартире, а вы предстали сегодня перед нами живой и здоровой! - усмехнулся прокурор.
Адвокат обвиняемой не мог согласиться с подобным скепсисом обвинения и начал вызывать своих свидетелей. Первой из них выступила соседка убитой, Марианна Брюлль. Она подтвердила, что бывшие подруги Юлия и Мараике последние полгода обходили друг друга за несколько метров, а в то злосчастное утро двадцать пятого мая из квартиры погибшей слышались крики, прерываемые падением каких-то вещей. Около девяти утра дверь хлопнула, на лестничной площадке появилась Юлия в голубом халате и, шатаясь, поднялась по лестнице.
- Я видела это своими глазами, - виновато призналась свидетельница, - при подобном развитии событий я просто не могла не подглядывать в дверной “глазок” - бдительные граждане всегда должны контролировать ситуацию.
Кристиан Форлендер, опираясь на показания Брюлль, поинтересовался: если обе молодые дамы враждовали, то между ними вполне могла произойти ссора, в результате которой Мараике оказалась на полу, а Юлия бросилась к себе. И это вполне объяснимый исход, когда люди питают друг к другу отнюдь не добрые чувства.
- Какое там добро! - покачала головой свидетельница. - О чем говорить?! Ленц просто ненавидела Нойдорф и публично обещала сплясать на могиле “этой сволочи”, как только ее зароют. Все жители нашего дома слышали ее оскорбления, господин судья! Можете опросить любого из нас!
- А как Юлия относилась к Мараике? - поинтересовался прокурор, явно недовольный активностью защиты.
- Та тоже в долгу не оставалась, - кивнула Брюлль. - И у нее были на то веские причины. Не она увела у подруги парня, а Мараике у нее! Какие же после такого могут быть отношения?! Но Юлия никогда не позволяла себе жаргон торговцев рыбой!
- Нельзя ли рассказать нам подробнее об этом любовном треугольнике? - заинтересовался судья Хольд. - Вероятно, в нем и кроется первопричина случившегося?
- А в чем же еще?! - пожала плечами свидетельница. - Обычная история. Юлия два года жила с Тимо. Она - художник и дизайнер, работала над журналом для женщин, выходящим у нас в Гамбурге. Знаете, получить в двадцать восемь лет такую должность - дорогого стоит! Ее еще в Берлин приглашали, после победы на конкурсе, а туда попадали единицы. О подобном взлете карьеры можно только мечтать!
Мараике трудилась у нее ассистенткой. Вместе выпускали издание, и все у них было в порядке: девушки дружили. А вот потом... Потом Юлия начала болеть непонятной хворью, и все пошло прахом. Болезнь отбила у Юлии всякий интерес к жизни. В общем, чего греха таить, Тимо терпел-терпел, да и перебежал к ассистентке. Почему он должен был мучиться, парень молодой, едва за тридцать перемахнул, ему полноценная жизнь требуется. Не монах же, во всяком случае. А Юлия в то время даже вставать с постели перестала. Я заходила к ней, покупала для нее продукты в универмаге, готовила. Нельзя человека в одиночестве бросать, тем более что мы с ее мамой в одной гимназии учились...
- Значит, Тимо ушел к Ленц спустя какое-то время после начала болезни Юлии? - уточнил судья Хольд.
- Несколько месяцев продержался, врать не буду, - подтвердила Брюлль, - а потом ушел. Правда, грешить на парня не стоит, он свою бывшую подругу иногда навещал. Но жил, разумеется, с Мараике. Вот такие дела - с больным человеком счастлив не будешь!
Прокурор Лукас заметил, что госпожа Брюлль сгущает краски. Юлии было не так уж плохо, если она могла устроить в квартире Мараике подобный дебош, перешедший в драку.
На что адвокат Форлендер ему возразил: в деле имеется запись о посещении Юлии Нойдорф профессора Губерта из университетской клиники. Этот визит был сделан по просьбе издателя журнала, заинтересованного в здоровье своей ведущей сотрудницы. По итогам обследования профессор Губерт назначил больной лечение. К ней стала приезжать медсестра - делать уколы и другие процедуры. В результате чего состояние Нойдорф радикально изменилось в лучшую сторону. Но это не говорит о том, что его подопечная полностью выздоровела и приступила к работе. Все это время на работе ее заменяла Мараике Ленц.
Выступившая в качестве свидетельницы защиты медсестра подтвердила, что профессор Гумберт прописал госпоже Нойдроф антиаллергены и запретил пить что-либо, кроме простой кипяченой воды.
- Господин профессор не поясняет свои решения, - заметила она, - по крайней мере, медсестрам. И потому ничего дополнительного я сказать не могу - это не входит в мою компетенцию.
После чего судья Хольд вызвал к столу свидетелей Тимо Ланга. В зал вошел курчавый брюнет в кожаной жилетке и джинсовых брюках. Он выглядел немного растерянным.
- Могу лишь подтвердить, что оставил Юлию, - сказал он. - От фактов никуда не денешься! Мы не были женаты, она заболела, и о сексуальной жизни не могло быть и речи. Если бы я был ее мужем, то вел себя, конечно, иначе. Но я не венчался с Нойдорф и не был способен разделить с ней радость и горе до конца жизни. Кроме этой причины, других у меня не было - Юлия понимала меня, и мы оставались с ней друзьями. Я навещал ее каждую неделю, помогал, чем мог, тем более что Мараике жила рядом... Кстати, и Мараике тоже к ней первое время заходила. Но затем Юлия запретила Ленц переступать порог ее квартиры. Она сказала, что, вероятно, эта деревенская змея ходила во времена ГДР с красным галстуком и числилась активисткой. Думаю, именно на этой почве они поругались прежде всего...
- На какой? - поинтересовался прокурор Лукас. - У них было разное социальное прошлое?
- Разумеется, - кивнул Ланг. - Юлия купалась в роскоши со дня рождения, родители полностью оплачивали ее учебу, а Мараике жила в деревне и питалась плохо. А тут бывшие противоречия в девушках и взыграли. Как-то Мараике крикнула Юлии в лицо: “Валяешься в постели? Так тебе и надо! Теперь наступил мой час! Я отобрала у тебя должность и увела твоего мужчину! И все довольны - удачная замена! Нам, беднякам, тоже полагается кусок собственного счастья!”
- Вы сами слышали эти слова?
- Нет. Врать не буду, Юлия рассказала. Но споры между ними возникали - тут я свидетель. Эх... если бы знал, чем все дело закончится, ушел бы от них обоих. Может, помирились бы, и Мараике осталась жива...
Адвокат Форлендер сказал, что предыдущие показания подтверждают неоспоримую истину: его подзащитная оборонялась. Агрессивность была присуща именно покойной.
Тимо Ланг согласился с его словами, но добавил, что однажды и Юлии удалось его здорово удивить.
- Был выходной. Мы поехали на велосипедах в лес и обогнали старую женщину с тяжелой сумкой. Внезапно из-за деревьев выскочили два подростка, вырвали у прохожей ее ношу, и пустились прочь. И тут Юлия поразила меня - такого я от нее не ожидал. Девушка нажала на педали и понеслась за воришками. На меня даже не оглянулась. Я, конечно, тоже помчался вслед за ней. Мы быстро догнали этих парней. Они были точно не немцами, скорее всего, турки или курды. И наверняка могли иметь при себе ножи, не говоря уже о более опасном оружии.
Но увидев выражение лица Юлии, в испуге бросили сумку и бросились наутек. И что вы думаете, произошло дальше? Юлия прислонила свой велосипед к дереву и побежала за ними. Врезала одному, другому, повалила их прямо на землю, и заорала: “Ах, сволочи! Держите их! Грабить слабого?!” Она так вопила, что вокруг мигом собралась толпа. Примчались полицейские, воришек скрутили и усадили в машину. Они были обескуражены произошедшим, но я был растерян не меньше их. Тут же начал разъяснять Юлии, что нельзя таким образом гоняться за преступниками - ведь у них могли быть ножи, и неизвестно, чем бы для нее закончилась подобная погоня. “Знаю, но терпеть не могу подлость!” - ответила она. И мне ничего не оставалось, как только развести руками. Вот такой эпизод...
- Прошу заметить, что у моей подзащитной очень развито чувство справедливости! - торопливо добавил адвокат, смекнувший, что описанная картинка говорит явно не в пользу госпожи Нойдорф.
Но прокурор Лукас тут же воспользовался сложившейся ситуацией.
- У обвиняемой, стоит заметить, судя по всему, резкий и вспыльчивый характер. Она не выносит подлости, измены, предательства... И, разумеется, не могла простить бывшей подруге ее поступок - во время тяжелой болезни, когда Юлия страдала, Мараике самым постыдным образом увела ее любимого! Теперь нам ясно, кто был зачинщиком конфликта, и нет сомнений, что Юлия безмятежно прошлась по луже крови соперницы, не обращая на ту никакого внимания. А если бы Мараике подавала какие-то признаки жизни, то, возможно, подсудимая просто бы ее добила...
Адвокат Форлендер мгновенно выразил свой протест - прокурор прибегает к собственным измышлениям, чтобы запутать суд, - и попросил судью выслушать еще одну свидетельницу - госпожу Лилиан Бах. Она была школьной подругой Мараике и способна косвенно прояснить некоторые детали случившегося.
Госпожа Бах вошла вместе со своим сыном, парнишкой лет двенадцати, и была очень недовольна, что тот не отстал от матери.
- Харальд, подожди меня в коридоре! Тебе незачем выслушивать истории для взрослых!
Парнишка, махнув от досады рукой, вышел из зала.
- Подойдите, пожалуйста, и посмотрите на стенд, - попросил свидетельницу судья Хольд. - Вы узнаете прихожую вашей покойной подруги, Мараике Ленц?
Бах подошла к стенду, внимательно осмотрела фотографию, и заметила, что белой металлической банки с красными и зелеными цветочками на наклейке там раньше не было.
- До того, как Мараике перешла на работу в дамский журнал, мы с ней работали в типографии Штернберга. Там пользовались так называемым “оловянным сахаром”. На самом деле это был порошок для фиксации типографских красок. Порошок белый, на и на вкус его легко спутать с сахаром, но в отличие от последнего он ядовит! - пояснила она. - На банках в обязательном порядке пишут: “Осторожно, яд! Опасно для жизни!”. Порошок обладает сложными свойствами. Если его вдохнуть или нечаянно проглотить немного подобного “сахара”, ничего особенного с вами не случится. В крайнем случае, немного разболится голова, но это быстро пройдет. А вот если принимать его постоянно, то последствия будут губительными!
Адвокат Форлендер тоже подошел к стенду, постоял перед снимком и попросил прокурора еще раз изучить фотографию.
- Здесь, в уголке, указаны дата и время. Патологоанатом указала в протоколе время смерти Мараике Ленц. Кровь на паркете не успела засохнуть. Жертва лежит вблизи кухонной двери. Откуда на паркете взялся яд? Очевидно - из кухни. На какие мысли наводит нас этот поразительный факт?
Александр Хольд вышел из-за судейского стола, подошел к снимку и поинтересовался у госпожи Бах - видела ли она на кухне или в какой-нибудь из комнат госпожи Ленц банку с подобным “оловянным сахаром”?
- У Мараике я подобную банку не видела, - ответила та.
- А если убрать наклейку с цветочками и грозным предупреждением? - продолжил адвокат, протягивая свидетельнице другой снимок. - Вот тут это сделано! Ничего не напоминает?
- Нет, у Мараике и таких баночек не было, даже без наклеек, - подтвердила свои прежние показания госпожа Бах. - Хотя... Господи! - Она вдруг схватилась рукой за грудь. - Ведь у моего сына на столе стоят два похожих футляра! Харальд, мальчик мой, что ты наделал!
Судья Хольд обратился к приставу и попросил того немедленно вызвать в зал Харальда Баха.
- Садись за столик свидетелей и ничего не бойся! - предупредил судья. - Тебе всего лишь двенадцать лет, и даже если ты что-то натворил, суд не имеет права тебя наказывать. Не знаю, что именно произошло и почему у тебя на столе оказались эти банки, но, надеюсь, ты сумеешь нам это объяснить!
- Я ничего плохого не сделал! - ответил мальчик. - Я случайно нашел эти банки с красными и зелеными цветочками.
Харальд смутился. Он ничего не сказал маме о своей находке и боялся, что ему влетит за это.
- А где ты их нашел? - спросил судья.
- Пусть только мама не сердится, - попросил Харальд. - Она мне не велела подбирать вещи с помоек, а я не послушался... Банки лежали в мусорном баке Мараике, когда мы приехали ее навестить. Мама со своей подругой пили чай и разговаривали, а я решил погулять во дворе. Там госпожа Брюлль разводит кроликов и мне хотелось взглянуть на них. А мусорные баки стояли слева, на каждом из них была написана фамилия владельца. Мусорник Мараике был открыт и я хотел опустить его крышку. Но сначала заглянул и... увидел внизу две пустые баночки с цветочками. Мне они очень понравились, и я тайком спрятал их в сумку, которую мы купили до этого в универмаге. Внутри банок была какая-то пыль, но я их помыл и поставил у себя на письменном столе, чтобы держать там карандаши и ручки.
- Ты не трогал порошок руками?! - взмолилась госпожа Бах.
- Не волнуйся, мама, - успокоил ее мальчик. - Там же было написано, что он ядовит. Я специально промывал банки под краном, а потом сорвал наклейки, чтобы ты ничего не заметила.
- В твоем поступке нет ничего противоправного, - сказал судья Хольд. - Но зато тебе удалось внести определенную ясность в рассматриваемое сегодня запутанное дело. Займи свое место в зале, а мы еще раз послушаем госпожу Юлию Нойдорф. Если, конечно, ей нечего скрывать от суда!
- Мне скрывать нечего! - сказала Юлия. - Сначала я сообщила не все, так как на самом деле была зачинщицей возникшего инцидента. Но на то у меня имелись свои причины.
- Поясните! - попросил Штефан Лукас. - Если, конечно, речь не идет об элементарной ревности к вашему бывшему дружку Тимо!
- Дело не в ревности, господин прокурор, - ответила обвиняемая. - Профессор Губерт расспрашивал, кто ко мне приходил, что меня беспокоит и долго уточнял симптомы. Он был у меня более двух часов, а потом сказал, что я чем-то травлюсь. Причем, на протяжении долгого времени.
Я перебрала в памяти все события до заболевания и единственной “подозреваемой” оказалась Мараике. Больше никому из окружающих не нужна была моя смерть, а она пыталась меня заменить и на работе, и в личной жизни. Вот только замена оказалась не совсем удачной...
Тогда я ничего не сказала, но попросила ее больше не приходить. Когда появлялся Тимо, я продолжала жаловаться на слабость и тошноту. Было ясно, что Мараике его расспросит обо мне. Так пусть думает, что я умираю. Когда мне стало лучше, я к ней спустилась. Она была поражена, но быстро оправилась и предложила, чтобы мы выпили по чашке чая. Оставила меня за столом в гостиной, а сама пошла на кухню. Я прокралась за ней и увидела, как она кладет себе кусковой сахар, а мне насыпает какой-то белый порошок из странной банки. Обернувшись, Мараике поняла, что я все знаю и выложила мне в лицо свой старый набор претензий. И про “Золушку”, и про буржуек. Я ударила ее по щеке. В ответ она вцепилась мне в волосы. Тогда я отшвырнула ее и Мараике врезалась в стеклянную дверь. Я переступила через нее и ушла. Мне было все равно, живая она или мертвая, но добивать ее я бы не стала - тут господин прокурор переборщил.

* * *
...Речь шла об убийстве. Дело слушала коллегия из пяти судей. Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, они сняли с Юлии Нойдорф обвинение в убийстве, признали ее действия следствием аффекта и приговорили девушку к шести месяцам лишения свободы условно.
Георг МОРДЕЛЬ