ДЕПРЕССИЯ И АГРЕССИЯ

В мире Солдаты из Еланского учебного центра Приволжско-Уральского военного округа жестоко избили офицера – лейтенанта Владимира Мечетного. Он сейчас лежит в госпитале - закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, ушиб брюшной полости, отбита почка, сломан зуб, расцарапан глаз, который ему пытались вырвать. Лейтенант Мечетной дежурил по гарнизону. Пытался задержать пьяного солдата. Тот позвал на помощь дружков. Из казармы выскочили 10-15 военнослужащих, вооруженных дужками от кроватей... Мечетного забили бы до смерти, не подоспей дежурный по части с пистолетом.
ЧП в Еланском гарнизоне – больше, чем ЧП. Оно обозначило некий предел, пропасть, на краю которой находится армия. Офицер для солдата – неприкосновенен. Поднять руку на офицера – уничтожить дух и суть армии. Во многом виноваты сами же офицеры – от ротных командиров до полковых и дивизионных. Одни сознательно закрывают глаза на “дедовщину” – так им легче управляться с остальными солдатами. Другие – скрывают издевательства над молодыми, боясь скандалов, дисциплинарных взысканий. В общем и в целом – попустительствуют, потворствуют.
Отступая от устава и закона, офицеры не возвышают себя над законом, а опускаются до уровня “дедов” с уголовными повадками и уголовной психологией. И солдаты мгновенно понимают: можно, они такие же, как мы!
В последние годы не только офицерский мундир, но даже и священнический сан на Руси не спасает от насилия. Примеры жестоких убийств церковных служителей у всех на памяти. Недавно в селе Петрово Ярославской области неизвестные подожгли дом проректора Ярославской духовной семинарии иеромонаха Серапиона (Митько). Сразу с трех сторон. “Через 10 минут уже полыхала кровля”, - рассказывает отец Серапион. К счастью, к нему в тот вечер приехал в гости родственник, они допоздна засиделись за разговором. Поджигатели явно рассчитывали, что хозяин спит. Так что поджог вполне можно приравнивать к покушению на убийство. Деревенские старики говорят, что видели недалеко от дома машину без номеров и троих чужих мужчин в ней. Как только дом загорелся, машина развернулась и уехала. Может, и так, может, и сочиняют. Чужие и незнакомые злодеи – всегда удобное объяснение. Еще предполагают, что это месть иеговистов. Иерей Серапион высказывался и высказывается о них очень резко: “Государство должно положить конец деятельности этой организации и начать проверку их литературы на предмет экстремизма”.
В Москве, в районе Бирюлево, неизвестные пытались взорвать церковь Николая Чудотворца. Храм и молящиеся в тот момент пятьдесят прихожан уцелели чудом. Бомба с зарядом из селитры и алюминиевого порошка могла обрушить своды, убить и покалечить многих.
Свидетели показали, что сумку с бомбой внесли двое молодых людей примерно 17-20 лет, одетых в темные спортивные куртки, джинсы и кроссовки. “Совсем молодые! Они стояли на коленях и молились, - рассказала оперативникам 62-летняя служительница церкви Анна Михалкина. - Потом ушли, а сумку оставили. Я еще подумала: может, там свечи или утварь какая-то. А она вдруг задымилась!”
Анна Михалкина позвала на помощь церковного сторожа Павла Буковского. Они залили сумку водой из чайника и понесли ее на улицу. В дверях храма бомба взорвалась, причинив им незначительные ожоги и порезы рук и лица стеклянными осколками. Как определили эксперты, уходя, террористы подожгли шнур, своеобразный запал. Он и сработал - взорвался детонатор. Но адская смесь намокла и не взорвалась.
Милиция распространила приметы подозреваемых. 1) Европейской наружности, 17-20 лет, рост 170-175, худощавый, волосы темные, средние. Одет: темная куртка тканевая, короткая, темно-синие джинсы, черные кроссовки. 2) Европейской наружности, 16-20 лет, рост 170-175, худощавого телосложения, волосы темные, короткие. Одет: темная куртка-ветровка, темно-синие джинсы, светлые кроссовки.
До сих пор православных церквей в России не взрывали. Старшее поколение задается вопросом: есть ли что святое у нынешней молодежи? Или ничего, кроме агрессии?
Ксенофобия – лишь один из каналов, через который агрессия выплескивается наружу. В отсутствие объекта иного обличья злоба и насилие обрушиваются на тех, кто рядом. По Петербургу в последние дни прокатилась волна беспричинных, непонятных нападений. Стая подростков избила трех велосипедистов (ишь, на велосипедах катаются?!), кто-то из проезжающей машины выстрелил в людей на автобусной остановке, на улице забили до полусмерти пожилого мужчину... “Растет пропасть между самыми бедными и богатыми в России, и уже сейчас 70 процентов подростков живут без профессии, без образования и без возможности выплеснуть свою энергию в какую-нибудь позитивную деятельность”, - считает петербургский психолог Яков Гилинский.
Однако агрессия – не только болезнь неблагополучных подростков. В Москве на уличном переходе замешкался рассеянный студент, чуть было не попал под колеса автомобиля. Владелец дорогой иномарки, вполне благополучный мужчина, вышел из нее и несколькими ударами убил юношу. Частный вроде бы случай, но очень уж ярко выявляет он картину чуть ли не повального безумия.
“Был такой замечательный австрийский психотерапевт - Виктор Франкл. Он прошел через фашистский концлагерь и остался жив, - рассказывает московский психолог Марк Сандомирский. - Так вот, он обнаружил, что в самых чудовищных условиях выживают не те, кто физически крепче, не те, кто хитрее. Шанс выжить выше всего у людей, у которых есть конкретные и важные жизненные цели. Иначе говоря, кому было ради чего выжить - те и выживали чаще. На научном языке это называется так: личный жизненный смысл. Оказывается, что сегодня у нас в стране (и не только у нас) для огромного числа людей этот личный жизненный смысл утерян”.
Потеря личного жизненного смысла выливается в депрессию. Субъект может ее осознавать или не осознавать, но она есть. Подавленность заглушается наркотической, алкогольной зависимостью или агрессией. В некотором смысле беспричинную агрессию тоже можно рассматривать как психологическую зависимость – человек жить не может, чтобы не копить злобу и не обрушивать ее на кого-нибудь.
Нo только - на заведомо более слабых (членов семьи, бомжей, гастарбайтеров, на прихожан, смиренно молящихся в церкви). На сильных зло не срывают, боятся. В эту схему не очень укладывается нападение солдат на офицера. Даже если все были пьяны – не укладывается. Ведь на офицера! В пределах части! На помощника дежурного по гарнизону!
Свидетельствует ли вопиющий случай, что даже военная власть перестает быть властью? А люмпены нутром чуют, что сила переходит на их сторону?