В мире
Специальности, которые наши соотечественники выбрали себе в Израиле, вызывают порой удивление. Бывают ситуации совершенно уникальные. Например, Юля Могилевская, экономист по профессии, много лет добровольно, на общественных началах, помогала служащим израильских тюрем. Сейчас она возглавляет добровольческое общество “А-шамаим эм а-гвуль”, назначение которого - содействовать реабилитации заключенных.
Отрываясь от обыденной уютной жизни, Юля вновь и вновь приходит к железной двери с маленьким глазком, дожидаясь, когда отворятся крепкие замки. Но помощи израильским заключенным ей показалось мало. Сейчас Юля продвигает особый проект - специальный курс для российских пенитенциарных заведений. Как выясняется, Израиль может быть примером и в этом специфическом вопросе.
...Сверка документов, короткий пристальный взгляд охранника и - “осторожно, двери открываются”. Вот мы и в тюрьме. Лязг дверей отсекает от нас волю на то короткое время, которое отведено для ознакомительного визита.
Проходим по коридору, заглядываем в камеры. Нынешний тюремный быт сильно отличается от того, что многократно описан классической литературой. Камеры нынче больше похожи на общежитие: с потолка не каплет вода, никаких тусклых лампочек, вместо знаменитой параши - нормальный туалет, обитатели камер носят обыкновенные спортивные костюмы, на полках стоят книжки, работает телевизор, публика замирает у экрана, когда передают сентиментальные сериалы, а потом ведет долгие разговоры “за жизнь”... В общем, если бы не витающий в коридорах запах казенной, недомашней пищи, можно было бы задуматься, так ли уж неприглядна сегодня изоляция от общества. Но этот сиротский запах присутствует, и именно он напоминает, что мы не в пионерском лагере, а в тюрьме, где содержат настоящих преступниц.
- Юля, как вы, будучи совершенно правоправной гражданкой, “попали в тюрьму”?
- “Все беды происходят от книг”, - как говорил один известный литературный герой. Мой интерес к криминологии начался в детстве, после того как я прочитала практически все книги Антона Макаренко. Мне вдруг стало интересно, каким образом психология человека меняется и как он становится преступником, что можно сделать, чтобы совершить обратный поворот и помочь человеку стать обыкновенным гражданином, вернуться в общество. В общем, я не могла отделаться от всех этих мыслей. Я выросла в Мелитополе. В нашем городе находилась женская тюрьма, и жители старались не оказываться поблизости от этого здания. Я же стала все чаще ловить себя на том, что когда прохожу возле этого дома, мне хочется взглянуть на женщин, которые там находятся, чтобы понять, кто они, за что их туда поместили. Мой интерес не проходил, и я готовилась поступать на юридический факультет университета, планируя заниматься психологией преступников. Дело кончилось тем, что я написала заявление с просьбой разрешить мне посещать тюрьму с целью ознакомления с ее обитательницами и сбора материала для будущей исследовательской работы. Моя просьба была удовлетворена.
- Вам не было страшно?
- Конечно, было. Когда дверь тюрьмы захлопнулась за мной, я невольно поежилась. Да и идти к заключенным было боязно - вдруг не захотят разговаривать со мной? Но когда я стала общаться с женщинами, отбывающими сроки, больше всего меня поразило то, что они ну совершенно ничем не отличаются от обычных женщин, таких же, как вы и я... В них отсутствовал элемент злодейства - он не проявлялся ни в их лицах, ни в речи.
Шел 1993 год, в Украине было смутное, голодное время, очень часто невозможно было достать самые элементарные продукты, цены на них росли невероятно. На улицах становилось все больше плохо одетых стариков, просящих милостыню. Молодые с нескрываемой завистью поглядывали на кооперативные ларьки, забитые всякой снедью. И вот когда я стала расспрашивать моих новых знакомых, обитательниц тюрьмы, о том, как они туда попали, оказалось, что большая их часть сидит как раз за кражи. Воровали они в основном дорогие продукты и иногда красивые шмотки.
Эти тетки, конечно, рассказывали печальные истории о том, почему они стали воровать. Здесь было о чем поразмышлять, применительно к характерам и обстоятельствам. К примеру, как бы ты себя вел, если бы твоя мать была тяжело больна, а на какой-то необходимый ей продукт не было денег... Психология человека, преступающего закон под давлением ситуации, - вот что меня захватывает, мне интересно размышлять над этим.
- Как-то раз я наткнулась на показавшуюся мне странной фразу: если внимательно выслушать историю самого страшного преступника, то всегда найдутся причины, по которым его захочется пожалеть. Трудное детство, неполадки в семье, отсутствие денег, плохая компания и так далее... Но ведь это все равно не отменяет факта совершения преступления...
- Конечно, но понять механизм, который двигает таким человеком, думаю, очень важно.
- Когда вы приехали в Израиль, ваши родственники, видимо, надеялись, что вы покончите с этим странным увлечением и займетесь чем-нибудь более традиционным.
- Да, так оно, собственно говоря, и было. Я поступила в колледж на специальность, никак не связанную с криминологией, но вскоре почувствовала, что меня... тянет в тюрьму. Я обратилась в Управление тюрем и попросила разрешить мне работать в одном из исправительных учреждений на добровольных началах. Там удивились, сказали: либо работай за зарплату, либо не работай, здесь учреждение серьезное. Но я не могла принять этот вариант, потому что мне нужно было много времени для учебы в колледже. В конце концов для меня нашли бесплатную работу - я стала помогать преподавателям ульпана мужской тюрьмы “Аялон”. Прикрепляла картинки с изображением букв ивритского алфавита к доске и имела при этом возможность беседовать с заключенными сколько хотела. Потом ульпан закрылся, и моя работа закончилась. Я снова позвонила в Управление тюрем и спросила, не нужны ли им помощники на добровольных началах. Моему звонку обрадовались: в израильских тюрьмах росло число русскоговорящих репатриантов, и помощь требовалась незамедлительно. Так я получила доступ в женскую тюрьму “Неве-Тирца”. Моей первой подопечной стала восемнадцатилетняя девочка-репатриантка, у которой абсолютно все родственники сидели по тюрьмам - кто в Израиле, кто на просторах бывшего СССР. Передо мной был глубоко несчастный человек. Она перечисляла имена и судьбы - она точно помнила, кто когда “сделал ходку”: дядя такой-то первый раз сел за кражу, тетя такая-то мотает срок за убийство... Сама она приехала в Израиль в возрасте двенадцати лет, мама вскоре скончалась от передозировки наркотиков. Мы много говорили с ней на разные темы, и она как-то раз сказала: “Я бы и рада по-другому, да не могу. Потому что не знаю, как”. И ведь это правда! Она попала в тюрьму, потому что участвовала в краже, находясь под воздействием наркотиков. Сейчас она на свободе, мы периодически созваниваемся, и она каждый раз произносит горькую фразу: “В тюрьме было лучше! Здесь, на воле, жить очень тяжело”.
И она в этом смысле не одинока - очень многие бывшие заключенные с ностальгией вспоминают тюрьму, где им была обеспечена добротная кормежка, постлана постель. Они постоянно были в центре внимания - с ними занимались, их чему-то учили, с ними работали психологи... Когда они оказываются предоставленными сами себе, это непросто. Я запомнила эту ситуацию и позже стала искать профессиональные варианты помощи реабилитации для русскоговорящих заключенных.
- Как женщины переживают изоляцию? Наверное, их удручает отсутствие личной жизни?
- У мужчин, находящихся в тюрьмах, в большинстве случаев остаются на воле жены, которые соглашаются их ждать, несмотря ни на что. Мне неизвестны случаи, чтобы женщин ждали на воле их мужья. Как правило, все связи обрываются, как только супруга попадает в тюрьму. Меня всегда удивляет жизнестойкость некоторых молодых женщин. получивших большие сроки за тяжкие преступления, например, убийства. Ее посадили, когда ей было двадцать, пять лет она уже провела в тюрьме, и еще осталось сидеть лет двадцать, она выйдет на свободу уже немолодой женщиной, а она не задумывается об этом, участвует во всех мероприятиях, которые устраивает руководство, поет и танцует, участвует в разных конкурсах. Многие не мирятся со своим женским одиночеством, стараются познакомиться с кем-то за короткие дни отпуска, а те, кому отпуск не положен, ищут пару по телефону...
- Ваше увлечение постепенно стало профессией и привело к созданию обществ, которых в Израиле прежде не было. Неужели необходимость в таких службах не идет на убыль?
- Наша помощь нужна, и, как оказалось, для добровольческого общества есть большое поле деятельности. Наш проект действует уже восемь лет. Нам удалось наладить сотрудничество с управлением тюрем ШАБАС, нас признают, и благодаря этому нам удается отстоять права русскоговорящих заключенных. Мне всегда хотелось помогать людям, попавшим в заключение, поскольку это может дать им дополнительные возможности в реабилитации после освобождения. Несколько лет назад я разработала специальный проект “Тиква”, назначение которого - оказание помощи тем, кто стремится вернуться к нормальной жизни. Потом было создано наше объединение. В реабилитационные программы входит изучение математики, английского и иврита - для того чтобы подготовиться к сдаче экзаменов на аттестат зрелости, знакомство с израильскими традициями, потому что у очень многих до того как они попали в тюрьму не было возможности познакомиться со своей страной. Большинство из тех, кто проводит молодость в заключении, никогда не видели “живьем” русскоговорящих людей, добившихся успеха. Поэтому когда однажды я привела к ним Яна Левинзона, они были просто счастливы. Встречи со знаменитыми людьми обязательно должны входить в программу проекта.
- Однако “русские” заключенные продолжают жаловаться на то, что у них по-прежнему нет тех прав, что у уроженцев страны...
- Я очень горжусь тем, что благодаря нам у русскоязычных заключенных израильских тюрем появилось право на снижение срока на треть. Дело в том, что коренные израильтяне, отсидев две трети срока, могут подать прошение о помиловании и досрочном выходе на свободу. Русскоязычные в течение многих лет не могли воспользоваться этим правом, поскольку не имели инструментов для его осуществления. Теперь благодаря существованию добровольческого общества и наличия профессиональных консультантов мы можем помочь им в том, чтобы права действительно были равными.
- Юля, размах вашей деятельности потрясает. Но вы решили выйти и на российские просторы. Неужели гложет тоска по Бутырке или Матросской тишине?
- Нет, я никогда не была в российских тюрьмах, но интересовалось тамошней ситуацией. Мне хорошо известно, что там очень сложная ситуация и с работой в тюрьмах, и с реабилитацией вышедших на свободу. Ко мне обращались работники российских тюрем, которые очень хотят ознакомиться с нашим опытом. Сейчас мы ищем спонсоров, которые помогли бы осуществить эту идею для России и Украины.
“Новости недели”
Комментарии (Всего: 2)