За кого вы меня держите?

Каждый год израильские СМИ публикуют сообщение Центрального статистического управления о численности и составе населения страны. “Дежурный” заголовок  почти во всех газетах, на сайтах Интернета, в эфире радио и ТВ тоже повторяется из года в год: “Нас (столько-то) миллионов!” 

Перед наступлением нынешнего, 5774 года по еврейскому летосчислению, этот заголовок звучал так: “Нас больше восьми миллионов!” Ну, потрясаться, казалось бы, особо нечем: совсем небольшое государство, по численности жителей уступающее большинству мировых мегаполисов. Правда, в отличие, скажем, от европейских стран и России, это – государство, ежегодно прибавляющее новые сотни тысяч граждан – как за счет непрекращающейся репатриации в Израиль евреев и членов их семей, так и путем роста рождаемости. 

Вот этим последним та же Европа похвалиться уже не может, а для еврейской страны трое и больше детей в семье – обычное дело. 

 

И все же, кого “нас” стало в Израиле больше 8000000 человек? Этим вопросом, наконец-то, задались социологи и провели телефонный опрос. Они спросили напрямик: “Вы идентифицируете себя с Государством Израиль?” Опрос этот дал неожиданные результаты.

Оказалось, например, что израильтянами считают себя 37% арабов, тогда как “палестинцами” предпочитают называться лишь 34% опрошенных в этом секторе. Остальные затруднились с ответом. И все же абсолютное большинство -77 процентов этих граждан считают себя “арабами Израиля”, не связывая свою идентификацию ни с какой иной страной.

В еврейском же секторе дела обстоят совсем иначе. Израильтянами считают себя всего 64% опрошенных. То ли их застал врасплох такой простой вопрос, то ли смысл ответа гораздо глубже, но 33 процента опрошенных сходу сказали, что они ашкеназы (евреи европейского происхождения), 17 – сефрады (выходцы и потомки выходцев из Азии и Африки), остальные назвали другие варианты, в том числе и с намеком на возможную эмиграцию. Поскольку каждому респонденту позволяли выбрать более одного варианта ответа, общая сумма превышает 100%. Но даже не в тонкостях подсчета дело.

Оказалось, что среди евреев, населяющих Израиль на 66-м году его новой истории, собственно израильтянами считают себя не намного больше половины граждан. Остальным важнее общинная идентификация: ашкеназ или сефард. 

Были и другие ответы. Так, большинство опрошенных репатриантов из бывшего СССР и стран постсоветского пространства ответили примерно так: “Ну, я, конечно, теперь израильтянин, но здесь все называют меня “русским”. То же самое сказали – с поправкой на страну исхода – “эфиопы”, “французы” и “аргентинцы”.

То есть, идея “кибуц галуйот” или “плавильного котла”, в которую свято верили основатели современного еврейского государства на земле предков, потерпела фиаско?

И правы те политики, которые продолжают строить свои партии по общинному принципу? А еще “правее” те, кто делает упор на признаках страны исхода, уже здешнего происхождения и религиозной принадлежности? Иными словами, Израиль – страна народа, обретшего родину после тысячелетнего рассеяния по миру, или Израиль – страна индивидуалистов, нехотя объединяющихся под родным бело-голубым флагом?

Любой из этих ответов был бы неточным. 

Давно проверено, что в час испытаний израильтяне проявляют нерушимую сплоченность, становясь поистине родными друг другу людьми. А ЦАХАЛ, Армия обороны Израиля, не только считается одной из сильнейших в мире, но по праву может называть себя народным войском и школой боевого братства.

Но как только наступает мир и покой, спайка тут же ослабевает. И, как в том не самом цензурном четверостишии поэта Игоря Губермана, “от рассвета до заката брат (скажем так, обманывает) брата”?  Зато попробуй любому из этих братьев сказать что-то недоброе об Израиле где-нибудь за его пределами, он тебе так ответит, что мало не покажется!.. 

Но если они все такие патриоты, почему же продолжают цепляться то за стародавнее разделение на “европейских” и “восточных”, грубо говоря, на “белых” и “не совсем”? И отчего разница во внешности, кухне или акценте оказывается сильнее “державной” общности?

Да потому, что на этом строилась и строится израильская внутренняя политика, берущая свои истоки из тех времен, когда репатриантами были все или почти все. А как только недавние переселенцы присваивали себе гордое звание старожилов, они награждали себя и правом распоряжаться судьбами “новеньких” - по своему вкусу и к своей выгоде.

Социалисты, которые бессменно руководили страной три первые десятка лет, не спешили расставаться с расовыми предрассудками. Хотя они и провозгласили репатриацию евреев из арабских стран долгожданным  объединением народа, но “маабарот”, палаточные лагеря для новоприбывших, и так называемые “города развития” (а проще говоря, захолустья, где, кроме наспех построенных типовых шлакоблочных домиков, не было ничего – ни работы, ни культуры) – их изобретение. 

Там, на малоперспективных окраинах, и родился тот “народ”, которому доставались слабые школы, после которых почти невозможно было поступить в университеты, и не самые востребованные профессии, пригодные только тут, на месте. Вместе с ним, с этим “народом”, родилась и извечная обида сефардов на ашкеназов, якобы, захвативших и центр страны, и власть, и систему образования, и весь бизнес. 

Хотя, “якобы” здесь, наверное, лишнее слово: не случайно же в Израиле уже не первый год пытаются проводить политику “позитивной дискриминации”, предоставляя льготы для поступления в вузы и занятия престижных должностей выходцам из афро-азиатских еврейских общин. Не поздновато ли?

Исправить положение пытался в свое время бывший премьер-министр Израиля Менахем Бегин, российский еврей, увидевший в восточных общинах ту силу, которая приведет его партию “Ликуд” к власти. Они и привели, но впоследствии эта партия, стала, подобно своей сопернице, “Аводе”, гнездом для “принцев крови” – политических династий ашкеназского происхождения.

Конечно, сегодня положение иное, чем в 50-е, 60-е или 70-е годы прошлого столетия. Значительно число выходцев из сефардской общины в высокой политической, академической, культурной, предпринимательской среде. 

Однако любое пришествие умного и образованного, сильного и целеустремленного человека в элиту сопровождается упоминанием о том, что его родители родом из Марокко, Ирана, Ирака или Йемена. Мол, вот откуда он дорос до “наших” высот!

А с каким патерналистским умилением израильские газеты и телевидение рассказывают о “русских”, ставших видными руководителями, прославивших страну научными открытиями или спортивными достижениями! За строчками и кадрами так и читается-слышится: “Это надо же! И откуда у них что берется?! Этак они и нас потеснят...”

Понятно, что такую невысказанную ревность ощущают на себе и сами “поднявшиеся” репатрианты из бывшего СССР. А уж те, кому реализоваться не дали или сама надежда растаяла – и подавно. Вот так и рождается общинная, “земляческая” и иная отчужденность, от которой до полной израильской самоидентификации, как говорится, сто верст и все лесом.

Элиты в Израиле сильны и крепко связаны – родством, деловым партнерством, общим детством и юностью, наконец. И, конечно, капиталами. Варясь в собственном соку, они не замечают, что народ, их окружающий, стал уже другим. И что из-за их эгоцентризма, высокомерия, властолюбия и элементарной жадности народ этот постепенно разочаровывается в идеалах, на которых и построено Государство Израиль. 

А от общества, не полностью доверяющего власти и уже на падкого на предвыборные лозунги, трудно ждать безвариантных ответов на простой вопрос: “Кем ты считаешь себя здесь?” Ведь он может оказаться и вопросом на вопрос: “А вы меня за кого держите?”