Осторожно: толпа!
В мире
На смену ему пришел Мухаммед Мурси, один из лидеров исламского движения “Братья мусульмане”. В первом же заявлении новый президент подчеркнул, что намерен стать “президентом для всех египтян”. Но вскоре обнаружилось, что, оставаясь верным идеалам ислама, он взял курс на исламизацию страны, попытавшись поставить государство “на исламскую основу” и добиться повсеместного применения норм шариата.
Эти действия президента вызвали негодование оппозиции, которая обвинила его в узурпации власти и восстановлении диктатуры. По всей стране начались митинги протеста и столкновения между сторонниками и противниками Мурси. 3 июля 2013 г., после очередной волны народных выступлений и уличных боев, в ходе которых вновь было пролито немало крови, армия взяла власть в свои руки, чтобы предотвратить вспышку гражданской войны и, следовательно, гораздо большее кровопролитие.
Удастся ли ей это? В Ливии не удалось. Кровавые столкновения между сторонниками и противниками режима Муаммара Каддафи, вылившись в гражданскую войну (15 февраля - 20 октября 2011), завершились победой повстанцев. Всего погибло примерно 50 тысяч человек, в десятки раз больше, чем в Египте.
До сих пор (с 15 марта 2011 г.) продолжается гражданская война в Сирии, где число только убитых перевалило уже за 100 тысяч, а беженцев – за 1,200000 миллиона.
Что же так взъярило их, эти, “сорвавшиеся с цепи”, толпы? Чтобы ответить (пусть и отчасти) на этот вопрос с точки зрения социальной психологии, обратимся к учению о толпах.
Выдающийся французский писатель Гюстав Флобер, описывая в романе”Воспитание чувств” бурные события революции 1848 года, показал душевное состояние своего героя Фредерика, зараженного коллективным опьянением восставших масс: “Его захватил магнетизм восторженных толп. Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъемлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человечества билось в его груди”.
Какая-то таинственная сила, исходившая от перевозбужденной толпы, как наркотик, одурманивала Фредерика и превращала в своего пленника.
Флоберу довелось жить в то время, когда роль толпы в развитии общества резко возросла. Уже тогда человек был бессилен противопоставить толпе свое “я” и поэтому превращался в жертву необузданной стихии масс, их слепых, импульсивных действий. Такой человек особенно легко становится игрушкой в руках вождей, лидеров, авторитетов. Как писал в конце ХIХ века знаменитый французский психолог, социолог, антрополог и историк, один из основателей науки о психологии масс Гюстав Ле Бон (1841 – 1931), «главной характерной чертой нашей эпохи служит именно замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы”.
На сегодняшний день наука признает тот факт, что индивид действует сознательно, а толпа - неосознанно, потому что сознание индивидуально, а бессознательное - коллективно. По мнению социальных психологов, люди отдельно друг от друга могут вести себя разумно и нравственно, но в тоже же время они становятся неразумными и безнравственными, когда собираются вместе.
Кстати, в свое время на это обратили внимание еще древние греки. Знаменитый афинский государственный деятель Солон говорил, что один отдельно взятый афинянин - это хитрая лисица, но когда афиняне приходят на народные собрания, то имеешь дело со стадом баранов. А у древних римлян была популярна поговорка: “Сенаторы - мужи очень достойные, сам же римский сенат - это скверное животное”.
Размышляя об этом, Альберт Эйнштейн с тревогой и болью восклицал: “Сколько бед такое положение вещей причиняет человечеству! Оно является причиной войн, наводняющих землю скорбью, стонами и горечью”.
Известный современный психолог Франции, автор теории социальных представлений Серж Московичи (родился в 1925 году) пишет: “Однажды собранные и перемешанные, люди утрачивают всякую критичность. Их совесть отступает перед силой иллюзий, как плотина сносится разбушевавшимися водами. Поставленные перед невозможностью отличить реальное от воображаемого, то, что они видят на самом деле, от кажущегося, они утрачивают способность принимать правильные решения, самые здравые из предлагаемых им суждений”.
Толпа обезличивает этих людей, лишает смысла их существование. Привыкая проявлять себя бездумно, они становятся безразличными к добру и злу, машинально совершают асоциальные и аморальные действия. Словом, если сам по себе индивид способен действовать и поступать разумно, управляя своими эмоциями (хотя он не всегда застрахован от аффективных вспышек, которые, как правило, дезорганизуют его сознательную деятельность), то в толпе эти эмоции, вырвавшиеся из-под критического контроля мышления, толкают человека на безрассудные, безнравственные поступки.
Можно только поражаться тому, с какой проницательностью подметил Мопассан одну из основных особенностей толпы.
Как утверждают социальные психологи, люди, составляющие толпу, ведомы беспредельным воображением, возбуждены сильными эмоциями, не имеющими отношения к ясной цели. Они обладают удивительной предрасположенностью, не думая, верить тому, что им говорят. Единственный язык, который они понимают, - это язык, минующий разум и обращенный к чувству...
Именно такой язык делает растворившихся в толпе индивидов легко внушаемыми и беспрекословно подчиняющимися авторитету вождя. В явном большинстве своем они испытывают потребность в авторитете, который принимал бы за них решения. Правда, нередко им кажется, что у них есть свои убеждения, якобы выработанные на основе собственных размышлений или критической оценки навязываемых им идей.
В таких случаях людьми владеет иллюзия, будто они согласны с идеями, внушаемыми им авторитетом, будто они одобряют их, руководимые собственным разумом. В действительности же они являются послушными исполнителями воли тех, кто подавляет их волю.
Они готовы слепо верить в любой призыв, каким бы бессмысленным он ни был, поскольку их разум подвластен эмоциям. Не потому ли обычно преуспевает тот вождь, который, зная эту особенность человеческой психики, всячески старается воздействовать не на разум, а на эмоции людей?
Однако было бы заблуждением полностью отказывать толпе в способности мыслить. Толпа, разумеется, мыслит, но мыслит иначе, не так, как отдельно взятый индивид, потому что она отличается от него не только в смысле количественном, но и качественном.
Мышление индивида- это развернутый, подчиняющийся общим логическим законам процесс опосредованного и обобщенного познания реального мира, сущности составляющих его предметов и явлений, причинно-следственных связей между ними.
Такое мышление, имеющее дело с идеями-понятиями, в большинстве своем абстрактными, предполагает определенность, строгую последовательность и обоснованность суждений. Это, в свою очередь, нацеливает индивида на интеллектуальную, мыслительную активность, самостоятельность и критичность ума.
Явную противоположность мышлению индивида представляет собой мышление толпы, которое протекает не по логическим, а по ассоциативным законам.
Ассоциативный процесс, как правило, определяется неосознанными, более или менее случайными связями между более или менее случайными мыслями. Поэтому содержание этого процесса субъективно в познавательном отношении, и вместе с тем его течение автоматично. Основанная на ассоциации связь между исходной и последующей мыслями не однозначна: процесс лишен целенаправленности и регулирующей его организованности. Вследствие этого стихийно возникающие мысли имеют тенденцию блуждать и расплываться в случайных грезах. Предпочитая идеям - понятиям конкретные идеи - образы, толпа бессильна в разграничении реальности и представления о ней, в различении желаемого и действительного. Для толпы истинным является не то, что есть, а то, что ей кажется сущим. В своих мыслях люди толпы выдают желаемое за действительное, потому что их мышление подчиняется не логике разума, а «логике чувств”.
По словам Ле Бона, “толпа способна мыслить только образами, восприимчива только к образам. Только образы могут увлечь ее”. Вместо того чтобы взвешивать все “за” и “против” какой - либо проблемы, эмоциональное мышление с более или менее страстной предвзятостью подбирает доводы, говорящие в пользу желаемого вывода. Решение проблемы совершается в плане чувства, а не мысли. Мышление толпы в таком случае служит не для того, чтобы прийти к правильному решению проблемы, а лишь для того, чтобы оправдать решение в пользу которого говорят не доводы разума, а “доводы сердца”.
Люди в толпе во многом напоминают детей. Они такие же наивные и доверчивые, такие же импульсивные и внушаемые, такие же непостоянные и легковерные. Им, как и детям, свойственны резкие перепады настроения. Они не умеют, по сути своей, извлекать уроки из опыта. Живя в воображаемом мире - мире всевозможных иллюзий, толпа всегда готова проглотить все, что ей преподносят и действовать в соответствии с этим. Еще Ле Бон говорил: “Можно заставить толпу принять все, что угодно. Для нее нет ничего невозможного... Если толпа просит луну, надо ей ее пообещать”.
Что ж, политические деятели (за редким исключением) весьма охотно прибегают к этому в своей деятельности. Им ничего не стоит наобещать толпе все, что она пожелает, заранее зная, что эти обещания отнюдь не будут выполнены.
То, что индивид действует сознательно, а толпа – неосознанно, устраивает не только политиков, но и тех, кто подпадает под ее власть, потому что, находясь в толпе, не надо думать о таких вещах как долг и ответственность, честь и достоинство, совесть... В толпе забываешь об одиночестве, о дискомфорте дома и на работе, о конфликтах в семье, с сослуживцами и т. д. Толпа пьянит, одурманивает, порождает потребность жить в мире иллюзий с вытекающими отсюда последствиями.
Решительно выступив против такого понимания природы толп, Ле Бон показал: то, что принимают за их криминальность, - не более чем иллюзия. Конечно, толпы могут быть жестокими и жаждущими крови. Но в то же время – и более добродетельными и великодушными, чем индивид в отдельности. Их бескорыстие бывает безграничным, когда их увлекают идеалом или затрагивают их верования. Ле Бон, разумеется, не относил к этим толпам действительно криминальные, как правило, организованные группы (банды, шайки), для которых преступная деятельность стала своего рода ремеслом.
Не напрашивается ли отсюда вывод, что правители призваны, если они искренне стремятся выражать надежды и чаяния масс, рационализировать их иррациональную активность, чтобы разумно направить ее на деятельность созидательную в противовес разрушительной?
Но, увы, таких правителей мало. Большинство же заинтересованы в том, чтобы толпа оставалась стихийной, необузданной силой. Они не без оснований считают, что в таком состоянии она гораздо легче управляется и повинуется, гораздо охотнее поддается внушению. Однако этих правителей постоянно подстерегает опасность, что, следуя, своему капризу, толпа сегодня сожжет то, чему вчера еще поклонялась. Она способна возвеличить своего кумира, возвысить до небес, но может и смешать его с грязью, низвергнуть в пропасть.
С каким восторгом и упоением воспринимали парижские толпы страстные, зажигательные речи Робеспьера, одного из ведущих вождей Великой французской революции (1789 – 1794)! Но они же, эти толпы, всячески оскорбляли и унижали этого, вчера еще так боготворимого ими человека, когда его вели на эшафот...
Не такая ли опасность подстерегла в наше время Мубарака (и не только его)? Правда, без дороги на эшафот.
По всей вероятности, то же самое можно сказать о свергнутом президенте Туниса 74-летнем Бен Али, правившем страной 23 года, и 70-летнем президенте Йемена Али Абдалле Салехе, возглавлявшем 12 лет Северный Йемен, а после слияния ЙАР и НДРЙ в единый Йемен - еще 24 года: в общей сложности – 36 лет.
“Массы уважают только силу... - утверждает Ле Бон. – Если толпа охотно топчет ногами повергнутого деспота, то это происходит лишь оттого, что, потеряв свою силу, деспот этот уже попадает в категорию слабых, которых презирают, потому что их не боятся”.
Неужели даже всесильный, но и также весьма уже пожилой (71 год) правитель Ливии полковник Каддафи, правивший страной 42 года, не в силах был избежать этой участи (более того – погиб в результате самосуда разъяренной толпы)? И это, увы, несмотря на то, что, в отличие от большинства арабских диктаторов (и не только арабских), тратил колоссальные деньги на существенное повышение материального и духовного уровня жизни ливийцев. При нем валовой национальный продукт на душу населения стал самым высоким в арабских странах Северной Африки и составлял в 2010 году 14, 192 тыс. долларов (в 1965 – 490 долларов). На каждого члена семьи государство выплачивало в год 1000 долларов дотаций, а на новорожденного – 7000. Новобрачным дарили 64000 долларов на покупку квартиры. Пособие по безработице составляло 730 долларов. Были запрещены крупные налоги и поборы. В стране открылась сеть магазинов для многодетных семей с символическими ценами на основные продукты питания. Каддафи сделал бесплатными образование и медицину, ликвидировал безграмотность и основательно снизил уровень смертности, особенно детской. Часть аптек была предназначена для бесплатного отпуска лекарств. Отсутствовали квартирная плата и плата за электроэнергию. И это еще не все... Словом, как признают эксперты, столько для рядового населения не делал ни один из современных ближневосточных диктаторов. И что же... Не напоминает ли его смерть участь Робеспьера? Долгие годы ливийцы души не чаяли в своем вожде, который так заботился о них. Но это не остановило их перед зверской расправой над ним. Сможет ли избежать этой участи далеко не старый президент Сирии Башар Асад (ему лишь 47, хотя он уже 13 лет управляет страной)?
Человечество уже дорого заплатило и продолжает платить за заложенные в толпах иррациональные, стихийные, необузданные силы. Особенно в тех случаях, когда вожди–диктаторы, целенаправленно активизируя эти силы, толкают массы на кровавые деяния. Как, например, во времена завоеваний Александра Македонского и Юлия Цезаря, религиозных войн в средневековой Европе и Азии, или в годы господства диктаторских режимов в Германии и Советском Союзе, а в настоящее время – в ряде государств Ближнего Востока и Африки.
Когда же на смену нынешним правителям, в большинстве своем делающим ставку на низменные инстинкты и страсти человека, придут лидеры, глубоко заинтересованные в рационализации иррациональной активности масс и способные положить конец их превращению в толпы, “сорвавшиеся с цепи”?
«Толпа, масса – это социальное животное, сорвавшееся с цепи»
Серж Московичи
Вот уже свыше двух с половиной лет внимание всего мира приковано к событиям в ряде стран Ближнего Востока и Магриба, а Израиля – прежде всего к соседствующими с ним Египту (самому крупному и могущественному из арабских государств) и Сирии. Эти события, получившие известность как “арабская весна”, привели, с одной стороны, к свержению власти диктаторов Туниса, Египта, Ливии и Йемена, правивших десятилетиями, а с другой – к гибели более 1,5 миллионов человек и к 4,2 миллиона беженцев. В одних странах (например, в Тунисе) волнения протестующих масс перерастали в кровавые столкновения с полицией, в других – не только с полицией, но и между противниками и сторонниками правящего режима.
Так произошло в Египте. Продолжавшиеся больше двух недель (25 января – 11 февраля 2011 года) массовые акции протеста против режима Хосни Мубарака ввергли в хаос страну древних пирамид. Разъяренные толпы обрушивались на полицейские машины и участки, офисы правящей партии, административные здания, музеи. Не обошлось, естественно, и без грабежей, мародерства, погромов. Однако в защиту престарелого президента выступило немало его сторонников. Кровавые столкновения повстанцев с полицией и между противоборствующими толпами обернулись многочисленными жертвами (846 погибших и 6467 раненных). Мубарак вынужден был отказаться от власти.
На смену ему пришел Мухаммед Мурси, один из лидеров исламского движения “Братья мусульмане”. В первом же заявлении новый президент подчеркнул, что намерен стать “президентом для всех египтян”. Но вскоре обнаружилось, что, оставаясь верным идеалам ислама, он взял курс на исламизацию страны, попытавшись поставить государство “на исламскую основу” и добиться повсеместного применения норм шариата.
Эти действия президента вызвали негодование оппозиции, которая обвинила его в узурпации власти и восстановлении диктатуры. По всей стране начались митинги протеста и столкновения между сторонниками и противниками Мурси. 3 июля 2013 г., после очередной волны народных выступлений и уличных боев, в ходе которых вновь было пролито немало крови, армия взяла власть в свои руки, чтобы предотвратить вспышку гражданской войны и, следовательно, гораздо большее кровопролитие.
Удастся ли ей это? В Ливии не удалось. Кровавые столкновения между сторонниками и противниками режима Муаммара Каддафи, вылившись в гражданскую войну (15 февраля - 20 октября 2011), завершились победой повстанцев. Всего погибло примерно 50 тысяч человек, в десятки раз больше, чем в Египте.
До сих пор (с 15 марта 2011 г.) продолжается гражданская война в Сирии, где число только убитых перевалило уже за 100 тысяч, а беженцев – за 1,200000 миллиона.
Что же так взъярило их, эти, “сорвавшиеся с цепи”, толпы? Чтобы ответить (пусть и отчасти) на этот вопрос с точки зрения социальной психологии, обратимся к учению о толпах.
Выдающийся французский писатель Гюстав Флобер, описывая в романе”Воспитание чувств” бурные события революции 1848 года, показал душевное состояние своего героя Фредерика, зараженного коллективным опьянением восставших масс: “Его захватил магнетизм восторженных толп. Он трепетал от нахлынувшего чувства безмерной любви и всеобъемлющего, возвышенного умиления, как если бы сердце всего человечества билось в его груди”.
Какая-то таинственная сила, исходившая от перевозбужденной толпы, как наркотик, одурманивала Фредерика и превращала в своего пленника.
Флоберу довелось жить в то время, когда роль толпы в развитии общества резко возросла. Уже тогда человек был бессилен противопоставить толпе свое “я” и поэтому превращался в жертву необузданной стихии масс, их слепых, импульсивных действий. Такой человек особенно легко становится игрушкой в руках вождей, лидеров, авторитетов. Как писал в конце ХIХ века знаменитый французский психолог, социолог, антрополог и историк, один из основателей науки о психологии масс Гюстав Ле Бон (1841 – 1931), «главной характерной чертой нашей эпохи служит именно замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы”.
На сегодняшний день наука признает тот факт, что индивид действует сознательно, а толпа - неосознанно, потому что сознание индивидуально, а бессознательное - коллективно. По мнению социальных психологов, люди отдельно друг от друга могут вести себя разумно и нравственно, но в тоже же время они становятся неразумными и безнравственными, когда собираются вместе.
Кстати, в свое время на это обратили внимание еще древние греки. Знаменитый афинский государственный деятель Солон говорил, что один отдельно взятый афинянин - это хитрая лисица, но когда афиняне приходят на народные собрания, то имеешь дело со стадом баранов. А у древних римлян была популярна поговорка: “Сенаторы - мужи очень достойные, сам же римский сенат - это скверное животное”.
Размышляя об этом, Альберт Эйнштейн с тревогой и болью восклицал: “Сколько бед такое положение вещей причиняет человечеству! Оно является причиной войн, наводняющих землю скорбью, стонами и горечью”.
Известный современный психолог Франции, автор теории социальных представлений Серж Московичи (родился в 1925 году) пишет: “Однажды собранные и перемешанные, люди утрачивают всякую критичность. Их совесть отступает перед силой иллюзий, как плотина сносится разбушевавшимися водами. Поставленные перед невозможностью отличить реальное от воображаемого, то, что они видят на самом деле, от кажущегося, они утрачивают способность принимать правильные решения, самые здравые из предлагаемых им суждений”.
Толпа обезличивает этих людей, лишает смысла их существование. Привыкая проявлять себя бездумно, они становятся безразличными к добру и злу, машинально совершают асоциальные и аморальные действия. Словом, если сам по себе индивид способен действовать и поступать разумно, управляя своими эмоциями (хотя он не всегда застрахован от аффективных вспышек, которые, как правило, дезорганизуют его сознательную деятельность), то в толпе эти эмоции, вырвавшиеся из-под критического контроля мышления, толкают человека на безрассудные, безнравственные поступки.
Примечательно, что еще до появления науки о психологии масс другой выдающийся французский писатель Ги де Мопассан, испытывавший, по его собственному признанию, отвращение к толпам, писал: “Одно народное изречение гласит, что толпа «не рассуждает». Однако почему же она не рассуждает, в то время как каждый индивид из этой толпы, взятый в отдельности, рассуждает? Почему эта толпа стихийно совершает то, чего не совершит ни одна из ее единиц? Почему эта толпа обладает непреодолимыми импульсами, хищными желаниями, тупыми увлечениями, которых ничто не остановит, и, охваченная одной и той же мыслью, мгновенно становящейся общей, невзирая на сословия, мнения, убеждения, различные нравы, набросится на человека, искалечит его, утопит беспричинно, тогда как каждый, если бы он был один, рискуя жизнью, бросился бы спасать того, кого сейчас убивает”.
Можно только поражаться тому, с какой проницательностью подметил Мопассан одну из основных особенностей толпы.
На эту же особенность указывал позднее Зигмунд Фрейд: “Похоже, достаточно оказаться вместе большой массе, огромному множеству людей для того, чтобы все моральные достижения составляющих их индивидов тотчас рассеялись, а на их месте остались лишь самые примитивные, самые древние, самые грубые психические установки».
Как утверждают социальные психологи, люди, составляющие толпу, ведомы беспредельным воображением, возбуждены сильными эмоциями, не имеющими отношения к ясной цели. Они обладают удивительной предрасположенностью, не думая, верить тому, что им говорят. Единственный язык, который они понимают, - это язык, минующий разум и обращенный к чувству...
Именно такой язык делает растворившихся в толпе индивидов легко внушаемыми и беспрекословно подчиняющимися авторитету вождя. В явном большинстве своем они испытывают потребность в авторитете, который принимал бы за них решения. Правда, нередко им кажется, что у них есть свои убеждения, якобы выработанные на основе собственных размышлений или критической оценки навязываемых им идей.
В таких случаях людьми владеет иллюзия, будто они согласны с идеями, внушаемыми им авторитетом, будто они одобряют их, руководимые собственным разумом. В действительности же они являются послушными исполнителями воли тех, кто подавляет их волю.
Они готовы слепо верить в любой призыв, каким бы бессмысленным он ни был, поскольку их разум подвластен эмоциям. Не потому ли обычно преуспевает тот вождь, который, зная эту особенность человеческой психики, всячески старается воздействовать не на разум, а на эмоции людей?
Однако было бы заблуждением полностью отказывать толпе в способности мыслить. Толпа, разумеется, мыслит, но мыслит иначе, не так, как отдельно взятый индивид, потому что она отличается от него не только в смысле количественном, но и качественном.
Мышление индивида- это развернутый, подчиняющийся общим логическим законам процесс опосредованного и обобщенного познания реального мира, сущности составляющих его предметов и явлений, причинно-следственных связей между ними.
Такое мышление, имеющее дело с идеями-понятиями, в большинстве своем абстрактными, предполагает определенность, строгую последовательность и обоснованность суждений. Это, в свою очередь, нацеливает индивида на интеллектуальную, мыслительную активность, самостоятельность и критичность ума.
Явную противоположность мышлению индивида представляет собой мышление толпы, которое протекает не по логическим, а по ассоциативным законам.
Ассоциативный процесс, как правило, определяется неосознанными, более или менее случайными связями между более или менее случайными мыслями. Поэтому содержание этого процесса субъективно в познавательном отношении, и вместе с тем его течение автоматично. Основанная на ассоциации связь между исходной и последующей мыслями не однозначна: процесс лишен целенаправленности и регулирующей его организованности. Вследствие этого стихийно возникающие мысли имеют тенденцию блуждать и расплываться в случайных грезах. Предпочитая идеям - понятиям конкретные идеи - образы, толпа бессильна в разграничении реальности и представления о ней, в различении желаемого и действительного. Для толпы истинным является не то, что есть, а то, что ей кажется сущим. В своих мыслях люди толпы выдают желаемое за действительное, потому что их мышление подчиняется не логике разума, а «логике чувств”.
По словам Ле Бона, “толпа способна мыслить только образами, восприимчива только к образам. Только образы могут увлечь ее”. Вместо того чтобы взвешивать все “за” и “против” какой - либо проблемы, эмоциональное мышление с более или менее страстной предвзятостью подбирает доводы, говорящие в пользу желаемого вывода. Решение проблемы совершается в плане чувства, а не мысли. Мышление толпы в таком случае служит не для того, чтобы прийти к правильному решению проблемы, а лишь для того, чтобы оправдать решение в пользу которого говорят не доводы разума, а “доводы сердца”.
Люди в толпе во многом напоминают детей. Они такие же наивные и доверчивые, такие же импульсивные и внушаемые, такие же непостоянные и легковерные. Им, как и детям, свойственны резкие перепады настроения. Они не умеют, по сути своей, извлекать уроки из опыта. Живя в воображаемом мире - мире всевозможных иллюзий, толпа всегда готова проглотить все, что ей преподносят и действовать в соответствии с этим. Еще Ле Бон говорил: “Можно заставить толпу принять все, что угодно. Для нее нет ничего невозможного... Если толпа просит луну, надо ей ее пообещать”.
Что ж, политические деятели (за редким исключением) весьма охотно прибегают к этому в своей деятельности. Им ничего не стоит наобещать толпе все, что она пожелает, заранее зная, что эти обещания отнюдь не будут выполнены.
То, что индивид действует сознательно, а толпа – неосознанно, устраивает не только политиков, но и тех, кто подпадает под ее власть, потому что, находясь в толпе, не надо думать о таких вещах как долг и ответственность, честь и достоинство, совесть... В толпе забываешь об одиночестве, о дискомфорте дома и на работе, о конфликтах в семье, с сослуживцами и т. д. Толпа пьянит, одурманивает, порождает потребность жить в мире иллюзий с вытекающими отсюда последствиями.
На первый взгляд представляется, что толпа по природе своей преступна, способна лишь бушевать, грабить, разрушать, чинить произвол и насилие. Такое впечатление о толпе складывается под влиянием теории врожденной преступности, разработанной выдающимся итальянским психиатром и криминалистом, основателем так называемого антропологического направления в криминалистике Чезаре Ломброзо (1835-1909).
Решительно выступив против такого понимания природы толп, Ле Бон показал: то, что принимают за их криминальность, - не более чем иллюзия. Конечно, толпы могут быть жестокими и жаждущими крови. Но в то же время – и более добродетельными и великодушными, чем индивид в отдельности. Их бескорыстие бывает безграничным, когда их увлекают идеалом или затрагивают их верования. Ле Бон, разумеется, не относил к этим толпам действительно криминальные, как правило, организованные группы (банды, шайки), для которых преступная деятельность стала своего рода ремеслом.
Но это не значит, что жизнь толп можно пустить на самотек. Предоставленные самим себе, они способны совершать как чудеса героизма, так и ужасные преступления...
Не напрашивается ли отсюда вывод, что правители призваны, если они искренне стремятся выражать надежды и чаяния масс, рационализировать их иррациональную активность, чтобы разумно направить ее на деятельность созидательную в противовес разрушительной?
Но, увы, таких правителей мало. Большинство же заинтересованы в том, чтобы толпа оставалась стихийной, необузданной силой. Они не без оснований считают, что в таком состоянии она гораздо легче управляется и повинуется, гораздо охотнее поддается внушению. Однако этих правителей постоянно подстерегает опасность, что, следуя, своему капризу, толпа сегодня сожжет то, чему вчера еще поклонялась. Она способна возвеличить своего кумира, возвысить до небес, но может и смешать его с грязью, низвергнуть в пропасть.
С каким восторгом и упоением воспринимали парижские толпы страстные, зажигательные речи Робеспьера, одного из ведущих вождей Великой французской революции (1789 – 1794)! Но они же, эти толпы, всячески оскорбляли и унижали этого, вчера еще так боготворимого ими человека, когда его вели на эшафот...
Не такая ли опасность подстерегла в наше время Мубарака (и не только его)? Правда, без дороги на эшафот.
Не останавливаясь на причинах свержения власти египетского диктатора (о них довольно много говорили и писали), хотелось бы только заметить: не последнюю роль сыграло и то обстоятельство, что те, кто преклонялся перед Мубараком как человеком волевым, энергичным, мужественным, своего рода символом Египта, либо ушли в мир иной, либо настолько состарились, что им уже не до политики. Состарился, одряхлел и сам Мубарак (81год на момент потери власти после 30-летнего президентства), потеряв ту силу и тот имидж, которые были присуще ему в прошлом.
По всей вероятности, то же самое можно сказать о свергнутом президенте Туниса 74-летнем Бен Али, правившем страной 23 года, и 70-летнем президенте Йемена Али Абдалле Салехе, возглавлявшем 12 лет Северный Йемен, а после слияния ЙАР и НДРЙ в единый Йемен - еще 24 года: в общей сложности – 36 лет.
“Массы уважают только силу... - утверждает Ле Бон. – Если толпа охотно топчет ногами повергнутого деспота, то это происходит лишь оттого, что, потеряв свою силу, деспот этот уже попадает в категорию слабых, которых презирают, потому что их не боятся”.
Неужели даже всесильный, но и также весьма уже пожилой (71 год) правитель Ливии полковник Каддафи, правивший страной 42 года, не в силах был избежать этой участи (более того – погиб в результате самосуда разъяренной толпы)? И это, увы, несмотря на то, что, в отличие от большинства арабских диктаторов (и не только арабских), тратил колоссальные деньги на существенное повышение материального и духовного уровня жизни ливийцев. При нем валовой национальный продукт на душу населения стал самым высоким в арабских странах Северной Африки и составлял в 2010 году 14, 192 тыс. долларов (в 1965 – 490 долларов). На каждого члена семьи государство выплачивало в год 1000 долларов дотаций, а на новорожденного – 7000. Новобрачным дарили 64000 долларов на покупку квартиры. Пособие по безработице составляло 730 долларов. Были запрещены крупные налоги и поборы. В стране открылась сеть магазинов для многодетных семей с символическими ценами на основные продукты питания. Каддафи сделал бесплатными образование и медицину, ликвидировал безграмотность и основательно снизил уровень смертности, особенно детской. Часть аптек была предназначена для бесплатного отпуска лекарств. Отсутствовали квартирная плата и плата за электроэнергию. И это еще не все... Словом, как признают эксперты, столько для рядового населения не делал ни один из современных ближневосточных диктаторов. И что же... Не напоминает ли его смерть участь Робеспьера? Долгие годы ливийцы души не чаяли в своем вожде, который так заботился о них. Но это не остановило их перед зверской расправой над ним. Сможет ли избежать этой участи далеко не старый президент Сирии Башар Асад (ему лишь 47, хотя он уже 13 лет управляет страной)?
Человечество уже дорого заплатило и продолжает платить за заложенные в толпах иррациональные, стихийные, необузданные силы. Особенно в тех случаях, когда вожди–диктаторы, целенаправленно активизируя эти силы, толкают массы на кровавые деяния. Как, например, во времена завоеваний Александра Македонского и Юлия Цезаря, религиозных войн в средневековой Европе и Азии, или в годы господства диктаторских режимов в Германии и Советском Союзе, а в настоящее время – в ряде государств Ближнего Востока и Африки.
Когда же на смену нынешним правителям, в большинстве своем делающим ставку на низменные инстинкты и страсти человека, придут лидеры, глубоко заинтересованные в рационализации иррациональной активности масс и способные положить конец их превращению в толпы, “сорвавшиеся с цепи”?
Новостная лента "РБ"
|
|
|
Запрещается использовать материалы, опубликованные на сайте «Русского базара», на других интернет-порталах и в СМИ
без письменного разрешения редакции. Если разрешение получено, нужно указать активную ссылку на оригинал статьи.
©1996-2024 Danet Inc. DBA Russian Bazaar
|
<%-- |
||
|
|
|
Комментарии (Всего: 1)
Если толпой управляют - это уже не толпа, а армия, более или менее дисциплинированная, более или менее послушная. И дальше - "на войне как на войне". Обезличивание индивидума в толпе позволяет ему отбросить человеческие ценности - "другие же так делают, и из знакомых никто ведь не видит, не осудят". Таким образом за одним козлом (наименее щепетильным в обычной жизни) в реку бросается вся отара овец ("куда все, туда и я").
Но любая толпа управляется кем-то. Иногда искуссный, иногда пассивный, у стада всегда есть пастух. В современном мире хорошо отработанных технологий, как информационных, так и политических - не составляет труда поднять некоторую толпу, вложив некоторые средства в хороших пастухов. Проблема всех пострадавших правителей арабских стран - умиротворение и старость. Много лет без кровопролитий и особых потрясений расслабили не только правителей, но и их машину подавления - полицию, разведку. Толпа требует быстрого реагирования, подавления, выявления и изоляции пастухов. В Штатах машина подавления работает пока что достаточно эффективно. В Европе случаются заедания этого механизма, в результате - погромы. В Азии расслабились, старые диктаторы оказались неэффективны - без новых диктаторов не обойтись.