Лимон развесистый

Культура

Государство Израиль празднует свое шестидесятилетие. Страна-крохотка, о которой шутят, что ее географическая карта - это и есть натуральная величина, дожила до возраста зрелости. Она противостоит ненависти врагов, она бесконечно воюет - и живет.
Джон Адамс, второй президент США, писал в свое время, что он должен изучать военное дело и историю для того, чтобы его дети имели возможность постигать математику и астрономию, а их отпрыски - наслаждаться живописью и поэзией. Сегодняшние израильтяне - потомки тех, кто, забыв о высоких материях, выращивал в пустыне первые сады - получили право и возможность на свою литературу и искусство, самым массовым видом которого является, как известно, кино.
Кино Израиля - феномен, традиционно вызывающий почтение во всем цивилизованном мире. Маленькое государство, где по определению не может быть ни крупных киностудий, ни больших кинотеатров, где объем кинопроизводства объяснимо невелик, выпускает на экран картины яркие, волнующие, зрелищные. Они могут быть разного художественного достоинства (это если не простительно, то отчасти тоже объяснимо молодостью страны, недостатком школы и традиций), но подлинной страсти им не занимать.  Поэтому фестивали израильского кино проходят сегодня во всем мире - и на многих из них зрительских мест оказывается меньше, чем желающих добыть билеты.
Кинообщество нью-йоркского Линкольн-центра подготовило солидную программу израильских фильмов специально к юбилею. Оно же совместно с консулатом Израиля в Нью-Йорке устроило торжественный пресс-прием в фотогалерее театра Уолтера Рида. Для показа гостям был выбран фильм Ерана Риклиса «Лимонное дерево» (Lemon Tree). Зрители могут помнить имя этого режиссера по недавней мелодраме  «Сирийская невеста» о девушке-друзке, вышедшей замуж за сирийца и лишившейся возможности приезжать на родину.  «Лимонное дерево» уже показывалось на Берлинском кинофестивале минувшего года, но еще не шло в Америке.
...Одинокая вдова Сальма (Хиам Аббас) живет на границе Западного берега и растит лимонные деревья на участке земли, унаследованном ею от отца. Доход от них небольшой, поэтому Сальма вынуждена принимать финансовую помощь от сына, который работает в Новом Свете мойщиком посуды.
Неожиданно совсем рядом с  домом Сальмы поселяется семья министра обороны Израиля Навона (Дорон Тавори). И тут оказывается, что лимонные деревья, бывшие единственной радостью женщины-палестинки, представляют угрозу высокопоставленному семейству: за густыми ветвями легко спрятаться террористам. До этого додумывается вечно настороженный агент секретной службы, состоящий в охране супруги министра. Сальма получает официальную бумагу, в которой ей сообщается, что лимонные деревья должны быть вырублены по соображениям безопасности. Ей предлагается компенсация, но женщина  решает ничего не брать и обратиться в суд.
 Дело принимает молодой адвокат Зияд (Али Сулайман), у которого в прошлом - неудачный брак с российской девушкой, в настоящем - тоска по маленькой дочке, оставшейся с матерью в Москве, и не особенно громкое имя в арабской общине Израиля. У истицы с адвокатом несмотря на солидную разницу в возрасте начинается роман, но грозные соплеменники быстро объясняют Сальме, что измена мужу, даже мертвому, будет иметь для нее самые неприятные последствия. Между тем дело в суде первой инстанции проиграно, и Зияд готов сдаться, но Сальму не остановить: она хочет обратиться в Верховный суд Израиля, поясняя, что дело не в деревьях - дело в принципе.
На заседание суда вместе с суетливыми шумными журналистами является стильно одетая супруга министра обороны Мира (Липаз Михаэль), из-за которой все и затеялось.
Мира с самого начала чувствовала неловкость ситуации, приказ вырубить лимонные деревья казался ей нелепым, она даже попыталась однажды приблизиться к дому Сальмы, но завязать знакомство ей помешал тот же вездесущий параноидальный охранник.
Кончается фильм поражением героини: Верховный суд принял половинчатое негуманное решение обрезать опасные деревья, хотя позволил их не выкорчевывать. В финале Сальма под звуки грустной лирической песни “Lemon Tree” смотрит на обрезанные стволы - и можно только догадываться, какие чувства снедают ее душу.
После показа ленты режиссера Ерана Риклиса спросили, имела ли подобная история место в реальной жизни. Он ответил как будто положительно, но несколько неопределенно: да, было несколько похожих... А потом признался, что вполне реальный факт проживания нескольких министров обороны на территориях (в разное время) показался слишком соблазнительным, чтобы его не использовать.  Следующий вопрос - о человеческом факторе - прозвучал откровенной подсказкой, а ответ, признаться, поразил: «Конечно, хотелось сделать политическую картину, но человеческое проявилось в ней тоже, и я хотел это показать, не становясь судьей. Я не сужу - выносите свои суждения сами!»
Давайте попробуем. Жил или не жил министр с семейством на территории рядом с домом палестинки, привозили ему шикарную мебель или не привозили, маялась от безделья ухоженная супруга или нет - это, думается мне, вопросы совпадения, а не искусства. Творец имеет право на  вымысел, на игру воображения, на любую самую смелую фантазию - это раздвигает рамки вульгарного правдоподобия, наполняет понятие «художественность» живым смыслом. В конце концов, как писал Вольтер, если бы бога не было, его следовало бы придумать. Если бы реального министра на территориях никогда не было, его вполне можно было поселить туда по сценарию - для усиления зрительского впечатления.
Впечатление, однако, таково, что зрителя держат за глупого. Акценты расставлены с самого начала, напрягаться не приходится. Арабская женщина заявлена мощной положительной героиней с первых кадров: у нее решительные движения, долгий пронзительный взгляд, который в нужные моменты становится обличающим. Ее помощник, бездетный старик, выглядит добрым дедушкой из сказки - а вот сосед-министр сразу изображается злодеем: у него тупое лицо, речь тяжела и резка, гражданский костюм только подчеркивает облик солдафона. Юрист-араб Зияд показан бескорыстным помощником бедных. На вопрос Сальмы о гонораре он тихо и добро отвечает: не переживай... А вот военный адвокат Браверман (Мики Варшавяк), побивающий Зияда в суде, предстает натуральным злодеем с бульдожьей физиономией, и все жесты его отвратительны, а слова злы. Верховный судья, дама с прической и в мантии - вообще идиотка, разговаривающая как робот. Напрягать себя мыслительной работой, повторяю, не приходится: почти все арабы в фильме однозначно хорошие (кроме пары старорежимных борцов за моральные устои), а евреи - злобные, самовлюбленные, бездушные. Одним словом, классические угнетатели. Те самые угнетатели, которые из нежили сделали оазиз, которые дали арабам работу, которые никогда не начинали воевать первыми.
Кроме всего прочего, киноязык Риклиса беден. Символом печали героини становятся периодически падающие с дерева лимоны - но когда они начинают падать в десятый раз, становится ясно, что художественных приемов в запасе у создателя мало. Только может быть, повторы - это попытка рассмешить зрителя?
В интервью журналу «Шпигель» режиссер, обласканный вниманием либеральной Европы, так и сказал: в его фильме, несмотря на драматическую остроту, присутствует юмор. Наверное, с моим чувством юмора что-то такое внезапно случилось, потому что во время показа мне ни разу не захотелось посмеяться - даже улыбнуться показалось нечему. Можно было, наверное, посчитать забавным частое наведение камеры на портрет грозного насупленного мужа Сальмы, висящий на стене (не смей, дескать, ни с кем из мужиков крутить, с того света достану!) - но после очередного подобного намека повтор уже кажется досадным, как старый анекдот. Или позубоскалить по поводу застывшей физиономии бритоголового парня-«секьюрити», который вздрагивает от каждого шороха, то и дело хватается за оружие и в итоге наводит этот самый «шорох» с лимонными деревьями? Но данный персонаж выглядит до того плоско, что может  ассоциироваться разве что с обликом толстопузых капиталистов в советском «Крокодиле» - а это не веселило даже в эпоху разлагающегося социализма. Можно было бы похохотать над молоденьким стражем порядка, вечно спящим на посту - но и он выглядит глупо и карикатурно.
Фильм «Лимонное дерево» хочется назвать провокационным, тенденциозным, подлым, сеющим ненависть - но, право, есть смысл сдержаться: он не стоит резкостей хотя бы потому, что удручающе, безнадежно примитивен.
Конечно, есть плюрализм мнений. Обязан быть. Наверное, когда еврейский режиссер, живущий в Израиле, критикует Израиль - это признак здоровья общества, признак демократии. Только, на мой взгляд, демократия несовместима с грубой пропагандой, даже рядящейся в тогу якобы «художественности», и не может служить врагам государства. И вольно режиссеру самовлюбленно восклицать: «Даже если ты фанатик, жаждущий разрушить весь арабский мир, трудно сопротивляться обаянию Сальмы!» 
Нет, нетрудно. Обаяния никакого нет - есть надуманный образ страдалицы на фоне вульгарного политиканства. Евреи не жаждут стереть арабский мир с лица земли. А у арабов повестка дня не меняется: изничтожить государство Израиль.
За соплеменника, пораженного детской болезнью левизны, стыдно. Детские болезни во взрослом возрасте, как известно, весьма опасны: можно отдать концы от банальной ветрянки. В этом плане закадровая песенка про лимонное дерево, цветы которого благоуханны, а плоды радуют взор, становится знаковой: есть эти плоды, говорится в тех же незамысловатых строчках, нельзя.
Вот и я говорю: нельзя. Этот фрукт скривишься да выплюнешь. Либеральная левацкая Европа, не знающая истинного положения вещей на Ближнем Востоке, фильму рукоплескала, а в израильском прокате он позорно провалился.
Вот такие лимоны...