Ямайский ром. Из цикла “РасследованиЯ Бориса БерковиЧа”

Литературная гостиная

– Ты знаешь, какие слухи бродят по управлению? – спросил старший инспектор Хутиэли своего коллегу Берковича, столкнувшись с ним в холле под большой пальмой.
– Конечно, – уверенно заявил Беркович. – Все говорят о том, что Офра наставляет рога Илану.
Офра работала секретаршей у начальника отдела по расследованию тяжких преступлений, майора Зихрони, а несчастный Илан был ее третьим, но, видимо, не последним мужем.
– Твои сведения устарели, – усмехнулся Хутиэли. – Нет, сегодня все говорят о том, что майор Зихрони переходит в отдел по борьбе с наркотиками и получает следующий чин.
– Очень рад за него, – сдержанно произнес Беркович.
– А ты знаешь, кого прочат на его место?
– Нет, – покачал головой Беркович. – Да какая разница? Кого бы ни назначили, это значит – придется искать общий язык, и пока сработаешься...
– Конечно, – согласился Хутиэли. – Правда, с той кандидатурой, которую прочат на место Зихрони, тебе срабатываться не придется.
– О! – воскликнул Беркович. – Неужели назначат вас? Это было бы прекрасно!
– Нет, – грустно сказал Хутиэли. – Стар я уже для такой должности.
– Кто же тогда? – удивленно спросил Беркович.
– Ты, конечно, – пожал плечами Хутиэли. – Сегодня или завтра тебя вызовет для беседы генерал, так что будь морально готов.
– Ну и ну, – Беркович не мог прийти в себя от изумления. – Это, конечно, хорошо, от недостатка честолюбия я не страдаю, но...
– Но что?
– На мне висит дело Хаузера, и я бы хотел с ним сам разобраться.
– Да кто тебе мешает? Раньше ты жаловался на майора Зихрони, теперь сможешь пенять только на себя.
– Спасибо за информацию, – сказал Беркович и направился в свой кабинет, чтобы свести наконец воедино все факты, известные ему о странном отравлении Ори Хаузера, владельца сети мастерских по ремонту электронной техники. Умер Хаузер неделю назад, и во время вскрытия выяснилось, что причиной смерти было не тривиальное пищевое отравление, как утверждал врач в больнице “Ихилов”, а лошадиная доза довольно сложного мышьякового соединения.
Запершись в кабинете и стараясь не думать о словах Хутиэли (это ведь все-таки слухи, мало ли что могло происходить на самом деле?), Беркович раскрыл на экране компьютера файл с данными по делу Хаузера и углубился в его изучение.
Итак, Ори Хаузер, сорока трех лет, холостой, собрал в прошлую пятницу на своей вилле в Раанане несколько человек, среди которых были: его племянник Ашер, двоюродная сестра Элит с мужем Ариэлем и еще Шай Цингер, адвокат, который вел дела Хаузера за пределами Израиля. У Хаузера были большие планы – он хотел открыть филиалы своей фирмы в Европе.
Кроме хозяина и его гостей на вилле в тот вечер были повар Ран Боаз и официант из ресторана “Сюрприз” Арик Гидон. Оба были Хаузеру прекрасно знакомы – Ори приглашал их всякий раз, когда собирал гостей, а гостей он собирал едва ли не каждую неделю, а то и чаще.
На ужин были рыба, салаты, прохладительные напитки, пирожные и кофе. Хозяин и гости попробовали все блюда без исключения, а потом – так сказать, на посошок, – хозяин допил со своим адвокатом бутылку любимого им ямайского рома. После вечеринки прислуга всю посуду вымыла, а остатки пищи – и бутылка из-под рома – были выброшены в мусоросборник.
Когда в восемь утра Хаузеру стало настолько плохо, что он сам вызвал “скорую”, не было уже никакой возможности проверить, в каком именно блюде из вчерашнего меню содержалась смертельная доза мышьякового соединения, которая привела беднягу Ори на кладбище. Согласно показаниям свидетелей, все они ели и пили вместе с Хаузером, не было такого блюда или напитка, который хозяин отведал бы один и не дал попробовать гостям.
Если в еде Хаузера оказался яд (а он там, безусловно, оказался!), то гости тоже должны были иметь неприятности – ну хоть какие-то признаки отравления. Ничего подобного! Никто из присутствовавших на здоровье не пожаловался, и все они были на похоронах – удрученные и не понимавшие, как могла произойти такая трагедия.
Беркович не понимал тоже. Если каждый отведал все блюда, значит, нигде мышьяка не было! Каким же образом Хаузер наелся этой гадости?
Разумеется, Беркович, не будучи новичком в розыскных делах, первым долгом попытался ответить на вопрос: кому выгодна скоропостижная смерть Хаузера? Да всем, кто был на той вечеринке! Ашер, племянник, непутевый молодой человек, запутался в долгах, и дядины деньги нужны были ему позарез. Элит, кузина, давно мечтала открыть собственный салон красоты, но у нее не было на это средств, а банк отказывался дать ей большую ссуду. Что касается адвоката Цингера, то он, похоже, извлекал немалые прибыли из тех дел, которые проворачивал для Хаузера за границей. Сотрудники отдела экономических преступлений нашли кое-какие документы, уличавшие Цингера, и похоже, адвокат очень боялся, что о его проделках станет известно Хаузеру.
Мотив для преступления был у каждого. Ну и что? Мотив – далеко не все, что нужно для расследования. Способ убийства – вот проблема! Все присутствовавшие на вечеринке хотели бы смерти Хаузера, чтобы заполучить его деньги или избежать ответственности. Но никто не мог отравить пищу, не опасаясь, что вместе с Хаузером не отравит и его гостей, в том числе и самого себя.
Не придя ни к какой идее, Беркович выключил компьютер и спустился в лабораторию к эксперту Хану.
– А, – встретил Рон приятеля, – тебя все еще Хаузер мучает?
– Ты знаешь, что такое “антиномия”? – осведомился Беркович.
– Конечно, – улыбнулся Хан. – Философы так называют противоречие, которое невозможно разрешить.
– Вот именно. Отравление Хаузера – антиномия. Все хотели его смерти, но убить его не мог никто.
– Глупости, – твердо сказал Хан. – Кто-то из той четверки его все-таки убил. А может, это повар или официант?
– Нет, – покачал головой Беркович. – У них не было мотива. Оба ровно ничего не выигрывали от смерти Хаузера. Напротив, они лишились богатого клиента.
– Ты точно уверен в том, что не было такого блюда, которое Хаузер отведал бы один?
– Нет. Салаты и рыбу ели все. Пирожные не ела Элит, сохраняла фигуру, но мужчины отведали хотя бы по куску. Ром “на посошок” Хаузер пил с адвокатом, и все свидетели уверяют, что Цингер выпил не меньше хозяина, он-то и опустошил бутылку до дна. В общем, куда ни кинь...
– Не знаю, – медленно проговорил Хан. – Может, например, этот адвокат... как его... Цингер лишь делал вид, что пьет, а на самом деле вылил напиток? Кстати, ты заметил, что это единственный случай, когда, кроме Хаузера, только один человек попробовал то, что употребил хозяин?
– Конечно, – пожал плечами Беркович, – я обратил на это внимание. Ну и что это нам дает? Не мог адвокат вылить ром – пили они на глазах у всех гостей.
– А подсыпать яд в бокал Хаузера?
– Исключено. Было три свидетеля.
– А в бутылку?
– Наверно, – пожал плечами Беркович. – Но ведь из нее и сам Цингер пил тоже...
– Почему, кстати, не пили остальные?
– А многие в Израиле любят крепкие напитки? Хаузер почему-то предпочитал ром, Цингер же пил за компанию, хотя, по словам свидетелей, не проявлял особой радости.
– Ты проверял этого Цингера? – спросил Хан. – Я имею в виду: вне связи с Хаузером он какие напитки предпочитает?
– Крепкие, – сказал Беркович. – Обычно он пьет водку, у него много “русских” клиентов, но от рома, виски и даже чачи тоже не отказывается.
– Значит, и отсюда ничего не вытянуть, – вздохнул Хан.
– А что тут можно вытянуть? – удивился Беркович. – Любил Цингер ром или нет, но факт: он пил в тот вечер из одной бутылки с Хаузером. Хаузер умер, а Цингер жив-здоров.
– Насчет жив – согласен, а вот здоров ли? Ты не можешь под каким-нибудь предлогом пригласить адвоката ко мне, чтобы я взял у него анализ крови?
– А повод?
– Придумай что-нибудь. И проверь, кстати, какими болезнями страдает Цингер, у кого лечится и какие препараты принимает.
– Погоди-ка, – забеспокоился Беркович. – Что у тебя на уме? При чем здесь болезни Цингера? Разве есть какая-то болезнь, которая вызывает нечувствительность к мышьяковым соединениям?
– Болезни такой нет, – заявил Хан, – а вот лечение... Короче, ты сделаешь это?
Беркович только кивнул в ответ. Процедура его не вдохновляла, врачи больничных касс, а частные – тем более, не очень охотно делились с полицией сведениями о своих пациентах. Нужно было оформить кучу бумаг, а в результате чаще всего оказывалось, что некто Икс болел ангиной – и что это давало полиции?
Просидев в своем кабинете за телефоном больше часа, Беркович выяснил только, что Цингер страдал аллергией на металлы, в частности, на никель, и по этому поводу лечился у известного гомеопата Ашкенази. Гомеопат на вопросы Берковича отвечать не захотел, мотивируя свой отказ необходимостью сохранения врачебной тайны.
– Какая тайна, доктор, – убеждал собеседника старший инспектор, – когда речь идет об изобличении преступника?
– У вас есть против моего клиента какие-то конкретные улики?
– А вот это уже тайна следствия!
– Значит, мы квиты, – заметил Ашкенази. – У вас своя тайна, у меня своя.
– Если вам есть что скрывать, – заметил Беркович, – значит, у меня есть повод отправиться к прокурору за санкцией. Не думаю, что для вашего бизнеса, доктор, будет хорошо, если я заявлюсь к вам в офис в компании с тремя полицейскими, и мы начнем рыться в вашей картотеке...
– Только не это! – возмутился гомеопат. – Вы мне всю клиентуру распугаете! Ну, хорошо, – сказал он после минутного молчания. – Я вам так скажу: один из методов лечения аллергии делает человека невосприимчивым к отдельным ядам, поскольку они в микродозах входят в состав назначаемых препаратов.
– В том числе и соединения мышьяка?
– В том числе и соединения мышьяка, – повторил Ашкенази.
– Вы сами назначили Цингеру это лечение?
– А кто же еще? – удивился врач. – Впрочем... У меня вот записано, что год назад Цингер жаловался еще и на... Неважно, на что именно, это к делу не относится. И я назначил ему лечение... Да, там есть микродозы мышьяка, и если принимать препарат в течение длительного времени, то может выработаться невосприимчивость к довольно большим дозам. Но я выписал Цингеру только один рецепт, этого мало для того, о чем вы говорите.
– Спасибо, доктор, – от души поблагодарил Беркович и принялся обзванивать гомеопатические аптеки, которых в районе Гуш-Дана оказалось так много, что освободился старший инспектор лишь к концу рабочего дня. С листком бумаги он спустился в лабораторию, надеясь застать Хана на рабочем месте.
– У тебя уставший вид, – констатировал эксперт.
– Зато я все теперь знаю! – воскликнул Беркович. – В течение последнего года Цингер принимал гомеопатический препарат, выработавший у него нечувствительность к соединениям мышьяка. Дозу, которая убила бы любого, он мог спокойно проглотить и почувствовать в худшем случае рези в желудке. И, похоже, рецепты он подделывал, потому что гомеопат выписал ему всего лишь один курс на три месяца!
– Я же говорил! – воскликнул Хан в возбуждении. – Значит, свое преступление он замыслил год назад?
– А может, еще раньше, – кивнул Беркович. – Зарубежные дела Хаузера Цингер вел шесть лет и, должно быть, хорошо преуспел.
– Как ты собираешься его уличить? – деловито осведомился Хан. – Угостишь мышьяком и посмотришь, чем дело кончится?
– Надо бы поступить именно так... – пробормотал Беркович. – Но если я это сделаю, то должности мне не видать как своих ушей.
– Какой должности? – спросил Хан.
– Да вот ходят слухи, что меня прочат на место майора Зихрони...
– Замечательно! – воскликнул Хан. – Да, ты прав, угощать Цингера мышьяком было бы неосмотрительно. Ничего, я и по составу крови определю, насколько этот тип восприимчив к ядам. Приводи его ко мне, буду рад познакомиться!
– Мотив и способ, – бормотал под нос Беркович, возвращаясь в тот вечер домой. – Как бы теперь заставить этого типа признаться?
Признание, конечно, не королева доказательств, но если улики косвенные, без признания подозреваемого не обойтись.
На следующий день старший инспектор отправился в поликлинику той больничной кассы, членом которой был Цингер, и, дождавшись полудня, когда последний больной вышел из кабинета врача Перельмана, открыл дверь кабинета.
– Полиция? – удивился Перельман. – Что случилось?
– Пара вопросов, доктор, – сказал Беркович, усевшись на стул.
– Если речь пойдет о вопросах, требующих сохранения врачебной тайны... – начал Перельман.
– Какие нынче щепетильные врачи пошли! – воскликнул Беркович. – Говорил я недавно с одним... Впрочем, вы правы, конечно, и о деликатных вещах мы разговаривать не станем. Но ведь анализ крови одного из ваших пациентов не является конфиденциальной информацией?
– Ну... Думаю, нет, хотя, смотря...
– Давно ли Шай Цингер делал последний раз анализ крови и каким оказался результат?
– Ну, это, конечно... Хотя непонятно, какое дело полиции до анализа крови пациента? Он что, вел машину в нетрезвом виде?
– Нетрезвый вид в некотором смысле имел место, – подтвердил Беркович.
– Но все равно непонятно, при чем... Вот. Последний раз Цингер сдавал кровь полтора года назад. У него нашли аллергию, и больше он у меня не появлялся.
– Да, он лечился у частного гомеопата.
– И помогло? – с интересом спросил Перельман. – Извините, офицер, но в гомеопатию я не верю, хотя многие воображают, что им помогает, а на самом деле...
– Обсудим это потом, – перебил Перельмана старший инспектор. – Не могли бы вы оказать услугу – позвоните Цингеру и скажите, что он должен срочно сдать анализ крови, немедленно, буквально завтра, потому что...
– Да, действительно, почему так срочно? – с интересом спросил врач.
– А вы сами можете придумать причину? У меня, как вы понимаете, нет медицинского образования.
– Это связано с полицейским расследованием? – интерес Перельмана к делу увеличивался с каждой секундой, и Беркович не замедлил ответить утвердительно.
– Ну, хорошо, – Перельман поднял взгляд к потолку и сказал: – Вам нужно знать, как Цингер отреагирует на приглашение?
– И это тоже. Но еще важнее знать результат анализа, если Цингер не станет спорить.
– Договорились, – сказал врач. – Я вам позвоню, как только...
Позвонил он в тот же день ближе к вечеру и сказал с ясно слышимым сожалением:
– Цингер сказал, что не собирается сейчас приходить на анализ, потому что чувствует себя прекрасно, не видит причины и не имеет времени.
– Замечательно! – воскликнул Беркович. – Вы очень помогли следствию, доктор.
Он позвонил Цингеру сам:
– Это старший инспектор Беркович, я веду дело об убийстве Хаузера.
– Убийство? – изумился адвокат. – Даже так? Я слышал, это был несчастный случай.
– Убийство, – повторил Беркович. – И версия следствия такова: кто-то из присутствовавших на злосчастной вечеринке пил вместе с Хаузером напиток, в котором был мышьяк.
Беркович сделал паузу, ожидая реакции собеседника.
– Странная версия, старший инспектор, – уверенным тоном сказал Цингер. – Очень странная.
– Вы хотите сказать, что тот, кто пил отраву с Хаузером, тоже должен был умереть?
– Ну... Во всяком случае, оказаться в больнице. Вы что, ищете еще убийцу или самоубийцу?
– Убийцу, конечно, – сказал Беркович. – Видите ли, вариант, собственно, один: убийца заранее выработал у себя иммунитет к большим дозам мышьяка. Вот мы и решили взять у всех, кто был на том вечере, анализ крови, чтобы проверить... Вы ведь не откажетесь приехать завтра утром в нашу лабораторию, это не займет много времени, чистая формальность, мы пригласили всех... Просто, – добавил Беркович угрожающим тоном, – кто-то один останется в полиции, а всем другим, и вам, естественно, в том числе, беспокоиться не о чем.
– Утром? – переспросил Цингер.
– Да, к восьми.
– Я вообще-то занят... но если надо... конечно, буду, старший инспектор.
– А теперь, – сказал Беркович своему другу эксперту Хану, спустившись в который уж раз за этот день в лабораторию, – надо ждать вестей из аэропорта.
– Думаешь, он такой дурак, что попробует сбежать? – покачал головой Хан.
– Он далеко не дурак, но я загнал его в угол. Выбор у Цингера простой: или уехать, или явиться в полицию. Что бы ты предпочел на его месте?
– Некорректный вопрос, – пробормотал эксперт. – Я предпочел бы не убивать.
– Как, по-твоему, куда он решит улететь? – продолжал размышлять Беркович. – Вечером и ночью вылетают рейсы в Рим, Мюнхен, Бухарест и Нью-Йорк. Виза в Штаты, кстати, у него есть.
– А на какой рейс остались билеты, это ведь тоже...
– На все, я выяснил. Итак, куда бы отправился ты?
– В Бухарест. С Румынией у нас нет договора о выдаче преступников.
– Вот и я так думаю. Значит, с минуты на минуту...
Мобильный телефон зазвонил через полчаса.
– Вот и все, – сказал старший инспектор. – Сколько тебе нужно времени, чтобы сделать анализ?
– Меньше, чем тебе, чтобы заставить этого типа сознаться, – усмехнулся Хан.