Автор “Банды” Виктор Пронин: “Будь у меня пистолет с полной обоймой, я был бы счастлив!”

Культура

Может ли литературный отец следователя Пафнутьева из телесериала «Гражданин начальник», конструирующий опасные для героя ситуации и успешно его выводящий из них, сам оказаться в роли жертвы? Жизнь показывает, что может, ибо сегодняшняя российская действительность по своей даже не изощренности, а я бы сказал, безнаказанной наглости превосходит любые писательские фантазии.
С одним из классиков современного детективного жанра, известным российским писателем Виктором ПРОНИНЫМ – автором более 100 книг криминальных романов, повестей и рассказов - беседует наш корреспондент в Германии Сергей ДЕБРЕР.
 - Виктор Алексеевич, в одном из интервью вы, частично рассекретив тайну своей творческой лаборатории, сказали следующее: «Каждый преступник в моих романах — это я, и каждый следователь — это я, и жертвы тоже я». Вам действительно приходилось быть в роли жертвы?
- И не раз. Начать с того, что сценарий телесериала «Гражданин начальник» был написан без моего участия. Но это-то еще ладно: действие в фильме подробно идет по моему тексту - герои мои, события мои, диалоги мои. Сценарист просто вырвал страницы, показавшиеся ему лишними (рассуждения, отступления и т.д.), и написал на обложке: «Сценарий». Но затем со мной поступили коварно: предложили написать продолжение – следователь Пафнутьев пошел на повышение в Генпрокуратуру, где раскручивает дела против олигархов. Я почти год сопротивлялся, а потом сел и написал роман «Победа по очкам». Его взялись экранизировать, но в результате оказалось, что фильм к роману никакого отношения не имеет. И когда я по этому поводу высказал свое удивление, мне показали пунктик в договоре, где записано, что постановщики имеют право вводить в сценарий новых героев, новые сцены и т.д. И настолько они широко этот пункт использовали, что роман оказался отодвинутым в сторону, а экранизировано то, что им пришло в голову. И юридически они чисты. А потом у них появилось уж совершенно бандитское решение: даже не спрашивая меня, как поступить с моими героями, они выпустили сериал «Гражданин начальник -3». Я им говорю: да что ж вы делаете?! А мне в ответ со смехом: не нравится – подавай в суд. Но я в свое время уже проходил через один суд, с меня хватит.  
- Чем же кончился тот суд?
- А меня послали! При том, что закон был на моей стороне. В моем договоре с издательством было четко оговорено, что в случае его нарушения виновная сторона выплачивает другой стороне фиксированную неустойку. Издательство выпустило 6 моих книг, не заплатив мне ни копейки, и должно было выплатить неустойку в 50 тысяч долларов. По моим представлениям весь судебный процесс мог занять минут пять: зачитывается тот пункт договора, производится простейшее арифметическое действие и выносится решение. Суд тянулся два года, и в итоге мне присудили 3 тысячи. И даже эту сумму взыскать не удалось. Хотя и решение суда вступило в силу, и судебный пристав взялся за дело. Но издательство очень ловко уходило от ответственности, постоянно меняя свое юридическое название. И в итоге оказалось, что они – это уже и не они, а кто-то совсем посторонний и не имеющий никакого отношения к делам предшественника. И все по закону.
- Хороши же у вас законы! А как давно это было?
- Года три назад. Уломать судью оказалось просто: как я понимаю, семейная путевка на Канары – и решение в их пользу. Дешевле было со мной рассчитаться. Но там амбиции взяли верх: хозяину издательства переступить через собственную гордыню ну никак было невозможно.
- Какая ж это гордыня? Типичный бандитский «кидок». Кстати, о бандитах: откуда вообще взялось название «Банда», если все ваши романы, объединенные в эту серию, имеют свои, авторские названия?
- История «Банды» такова: я написал вполне приличный мягкий роман с криминальным уклоном. Назывался он «Не утонет в речке мяч». На том мои «бандитские» замыслы и заканчивались. Роман более года провалялся в редакции, и в конце концов его выпустили под названием «Банда» (так решил издатель). Книга имела совершенно неожиданный для этого издательства успех: первый тираж 50 тысяч экземпляров, потом еще 50, потом 150, потом издатель взвыл и говорит мне: «Срочно пиши «Банду-2». Я посмеялся вначале, а потом сел и написал роман «Зомби идет по городу». Его издали под названием «Банда-2». Так пошли «Банды».
- А как они попали на экран?
- Когда вышло шесть, кажется, романов этой серии, пришел ко мне режиссер и предложил снять по ним фильм. Это было уже после «Ворошиловского стрелка».
- К слову, о «Ворошиловском стрелке»: ведь вам по сей день ставят в вину, что вы своим романом «Женщина по средам», по которому Станислав Говорухин и поставил фильм «Ворошиловский стрелок» с Михаилом Ульяновым в главной роли, не только оправдывали самосуд, но и спровоцировали ряд преступлений на почве мести. Например, прошлогоднее брянское дело: пенсионер, безуспешно добивавшийся привлечения к ответственности избивших его трех 30-летних подонков, убедившись в глухоте российского правосудия, решил действовать по примеру вашего героя, застрелив двоих и тяжело ранив третьего. Но в отличие от «Ворошиловского стрелка» был приговорен к 9 годам колонии. Что вы можете ответить вашим критикам-обвинителям?
- Я в курсе брянского случая. Такие упреки начались, как еще только вышел фильм. Ситуация такая: это не самосуд. Я в свое время лет 20 писал судебные очерки – в газетах, где работал, в журналах «Человек и закон» и «Огонек». Мне хорошо известна система взаимоотношений между обвиняемым и следователем, следователем и прокурором, прокурором и судьей, судьей и адвокатом. И принцип оценки доказательств знаю не понаслышке. Своего героя я ведь вначале направил в милицию, к следователю, к прокурору. И все его, как сейчас у нас говорят, послали подальше. Как я недавно писал в «Литгазете» в статье «Пепел Клааса стучит в твое сердце?», представьте, что мой герой проглотил бы то, что его внучку изнасиловали, смирился бы, заткнулся, а насильники остались безнаказанными. Как ему дальше жить? Он был бы размазан, превратился бы в пьяного, слезливого старикашку. Нет, то, что он совершил, -  это не месть. Это возмездие как спасение собственного человеческого существа.
Я вам сейчас расскажу историю, связанную с этим фильмом. Закончив съемки «Ворошиловского стрелка», Говорухин устроил просмотр в Доме кино, пригласив на него всю Государственную думу – получилось своего рода ее выездное заседание. Причем, что важно, это же была Дума состава 1999 года, в ней заседали такие антиподы, как, например, Хакамада и Макашов, Кобзон и Шандыбин – был такой чудной депутат. Эти люди схватывались по любому поводу и без оного. И вот на экране герой Ульянова, купив ружье, готовится к отстрелу. Зал замер. Раздается первый выстрел. И вся Дума, весь зал, как один человек, поднимается и устраивает овацию. Не Говорухину, не Ульянову - моему герою Ивану Федоровичу Афонину, который взял на себя тяжкий труд по установлению справедливости. Сработал удивлявший Канта тот самый «нравственный закон внутри нас», оказавшийся выше всех политических распрей. Звучит второй выстрел – и опять овации всего зала. Аплодировали за самоотверженность, за отчаянное решение - ведь ясно, что Афонина найдут и он понесет кару. Но он пошел на это. Ведь, кроме статей уголовного кодекса, есть человеческое достоинство. Мы все время мусолим штамп: «Нужна активная жизненная позиция». Вот вам активная жизненная позиция!
- Но вы согласны с тем, что такое возможно только на постсоветском пространстве?
- На Западе свобода простирается до первого полицейского участка. В России воля – от Балтики до Тихого океана. Свобода и воля – разные вещи. Хотя подобное вполне возможно и на Западе. Помню хороший американский фильм с Чарльзом Бронсоном в главной роли. Он не знал, кто убил его жену и дочь, и потому принялся просто отстреливать первых попавшихся преступников.
- Виктор Алексеевич, в одном из давних интервью вы признали, что можете «ввязаться в драку, когда не остается возможности для беседы спокойной и рассудительной. Рассудительности хватает не всегда. Могу плеснуть томатный сок в ненавистную морду. Бывало. Могу бросить камень в ненавистное окно. Тоже бывало. Я хорошо знаю, что такое неуправляемый гнев, неуправляемая обида, неуправляемая жажда немедленно восстановить справедливость, как я ее понимаю». Помните это свое заявление?
- Помню. Я и тогда не лукавил, и сегодня с этим согласен.
- Так вот: если допустить, что вам лет 15 тому назад подарили наградной пистолет с полной обоймой, сколько бы патронов осталось в ней на сегодняшний день?
- Если бы мне подарили пистолет, я был бы счастлив. А патроны  в обойме остались бы все. Я теперь чуть поспокойней стал, сдерживаюсь. Или уж сильно меня достать надо. Но чтобы я очень уж огорчался такой своей реакции - не сказать. Значит, жива еще творилка!
- Творилка?
- С украинского «творилка» переводится как «существо». Почему-то у меня все чаще в последнее время слетают украинские слова. Я ведь 30 лет в Украине прожил. Украинский язык живой. Он прекрасен для употребления в быту, в сельском хозяйстве. А вот для науки, для политики, для социальной жизни – он никакой.
- Но вот насчет «творилки». А много ли в вашей сегодняшней жизни случается ситуаций, когда приходится сдерживаться?
- Не много, но бывают. И тем не менее в обойме моего пистолета все патроны и сегодня были бы на месте. Что же касается вообще оружия в частном владении россиян, то я вот что скажу. На днях я участвовал в записи телепередачи Андрея Малахова «Пусть говорят». Называлась она «Прощай, оружие». Как раз и о брянском случае говорили, и недавний питерский случай вспомнили: пенсионеру позвонили и сказали, что его сын в реанимации, и чтобы сделать операцию, нужно 30 тысяч. Старик хватает деньги, что у него были, а тут звонит сын и выясняется, что все в порядке. Старик звонит в милицию, рассказывает что к чему и просит, чтобы задержали мошенника, который уже едет к нему за деньгами. «Заберите, - говорит, - его, а то я не знаю, что с ним сделаю. Меня уже однажды так провели». А ему в ответ: да брось ты, старый, все ведь выяснилось. И не поехали. Старик отправился на встречу не только с деньгами, но и с ножом. И при встрече нанес свой удар. Как позже оказалось, парень был ни при чем: мошенники его  просто использовали – попросили встретиться со стариком и забрать конверт.
Во время записи телепередачи этот случай рассматривали в плоскости того, можно ли разрешить в России ношение огнестрельного оружия. Моя позиция такова: в масштабах России разрешать ношение оружия нельзя! У нас 70% убийств происходит на бытовой почве. И если в каждом доме будет пистолет... Понимаете, пистолет внесет наэлектризованность во всю домашнюю атмосферу. Такая начнется по России пальба...
А мне участвовавший в записи малаховской передачи композитор Александр Журбин в ответ начинает рассказывать, что если населению разрешить ношение оружия, то это снизит агрессивность преступников. «Вот девочка, - говорит, - будет идти, а у нее в сумочке маленький пистолетик, и никто ее не тронет».
Да как же не тронет! Если сейчас, зная, что у нее нет пистолета, ее ударят по лицу, отнимут сумку и убегут, то тогда, чтобы отнять сумку, ее сначала ударят трубой по голове. Вы что?!
В Америке – уж насколько, казалось бы, организованная страна, - да там месяца не проходит, чтобы школьники не устроили бойню! Сегодня только передали, как подросток расстрелял 8 человек в торговом центре в Омахе. А весной студент университета в Вирджинии 30 человек расстрелял. И это в законопослушной Америке! А что же будет происходить у нас, если разрешить свободное приобретение оружия?..
- Можно ли современный российский детектив считать социальной прозой?
- Вполне. Я считаю, что сегодняшний российский детектив тащит на себе весь неподъемный воз наших проблем – семейных, социальных, политических, нравственных. И не потому, что это лучший или худший жанр, а потому, что он самый читаемый.
- В детективах многих, если не большинства, российских авторов Россия предстает настоящей страной-чудовищем. У вас действительно  многое потрясает – достаточно посмотреть телехронику или почитать интернет-новости. Но зачем уж так мазать дегтем собственную страну?
- Думаю, что тут сказываются несколько факторов. Во-первых, те, кто нашу страну мажет дегтем, делают это в расчете на издание на Западе.
- Да не читает Запад российский детектив! Есть ряд авторов, которых, например, у нас, в Германии, переводят. Но тиражи маленькие, да и они не расходятся. Я тут специально посмотрел сайт крупнейшего немецкого книжного интернет-магазина: предлагают издания 4-6-летней давности, уцененные до 1,22 евро (именно так: за полноформатный том в твердом переплете просят 1 евро 22 цента без стоимости пересылки). Да и до уценки они шли по 8.90, при том, что цена любого немецкого, американского и прочего западного детектива, изданного в мягкой обложке карманным форматом, в книжных магазинах Германии - от 9.95 евро.
- Да и бог с ними. А другим фактором является то, что такие авторы считают, что пишут критически. Дескать, Лев Толстой писал критически о России, Салтыков-Щедрин...
Господи, да с кем себя равняют, шелупонь...
А вот что касается нашего телевидения, то я и раньше говорил, и теперь повторю: идет какая-то продуманная и вредная для нас работа. И, видимо, неплохо оплачиваемая. Ни на одном телевидении мира нет стольких убийств. Я не раз бывал в Германии и специально смотрел, какие передачи идут по вашему телевидению. Нормальные все те передачи, что я видел. Ваши телевизионщики берегут своих зрителей. А у нас новости то начинаются, то заканчиваются пожаром, наводнением или взрывом. Там расстреляли банкира или инкассатора, здесь захватили сексуального маньяка. Вот вчера только сообщили об аресте в Нижнем Новгороде педофила, на счету которого около 30 убийств изнасилованных им детей. Но ведь в стране не только это происходит: и промышленность оживает, и армия крепнет, и художники пишут картины, романы и повести о первой любви выходят, как и во все времена. Но наше телевидение да и другие СМИ  нас убеждают, что Россия  чуть ли не загибается. Да ничего она не загибается! Выкарабкиваемся понемногу.
- Как вы относитесь к заявлениям о том, что основная масса российских  читателей классическую и современную художественную литературу (кроме детектива) не берет?
- Да ничего подобного! Я не располагаю статистикой, но то, что я наблюдаю в книжных магазинах, совершенно не соответствует такому утверждению. Берут люди хорошие книги, и очереди выстраиваются. Да, тиражи меньше, чем в советские времена. Но вот, к примеру, издательство «Эксмо», с которым я сотрудничаю уже  более десяти лет. Диапазон весьма широкий: и классика, и поэзия, и экспериментальная проза. Всё расходится. Так что читают люди...
- ... и при этом стараются жить по образу и подобию полюбившихся им книжных героев. Как на днях сообщали российские информагентства, в Красноярске только что освободившийся уголовник поступил вполне в духе героя рассказа О’Генри «Фараон и хорал»: чтобы перезимовать в тюрьме, он демонстративно совершил ограбление.
- Я читал об этом курьезе. Но обратите внимание: герой О’Генри, чтобы провести зиму в тюрьме, совершает целую серию бестолковых поступков, ни один из которых не завершается столь желанным ему арестом. И в тюрьму попадает, уже когда отказался от своих намерений. А наш сибиряк своей цели достиг с первого захода. Он по-простецки выхватил у прохожего коробку с тортом, растоптал ее и заявил: «А теперь сдавай меня милиции!». Что и было сделано. Отсюда вывод: наш народ знает классическую литературу, читает и, бог даст, будет читать.
- Хотелось бы еще, чтобы читатель не мешал, как говорится, Бабеля с Бебелем, а Гоголя с Гегелем. А то журналистка из «Комсомольской правды», прочитав на ленте новостей информацию о красноярском курьезе, тиснула ее в свою газету, предварив ссылкой на рассказ... Марка Твена! А что бы вы, Виктор Алексеевич, пожелали своему читателю в новом году?
- Следующий год – это год Крысы, существа не слишком симпатичного, но умного и с высокоразвитым чувством взаимовыручки. Некоторые ученые утверждают, что когда-нибудь на Земле одни крысы и останутся. Чтобы этого не случилось, вот нам бы позаимствовать у них эту взаимовыручку! А заодно и взаимопонимание, рассудительность и терпение по отношению друг к другу. А я, со своей стороны, в честь этого благого начинания написал бы фантастический детектив - без крови и насилия, но с множеством забавных приключений в параллельных счастливых мирах, где паркуются летающие тарелки, где попрятались наши домовые и ваши гномы – что-то их последнее время не видно?
- Потому и не видно, что попрятались. Ведь как в старину говорили: «Где достаток и покой, там живет домовой». Но сегодняшний-то мир спокойным не назвать. Будем надеяться, что покой и достаток придут ко всем нам в грядущем году. Тогда и увидим: вы - добрых домовых, мы – добрых гномов. С наступающим Новым годом, Виктор Алексеевич, здоровья вам богатырского и новых творческих удач!
- Спасибо.