Импрессионизм и мода. Предисловие к модерну

Мимолётный, рождённый настроением, условный... Взгляд, подаренный моментом
 

Шарль Бодлер

 

Удивительно, как поэтично и точно отразил своё понимание живописи импрессионистов великий Шарль Бодлер. Столь же великий, как и семёрка первооткрывателей искусства запечатлённого взгляда – импрессионизма. Который он, Бодлер, одним из первых признал и вознёс, ощутив его естественность и непредвзятость в изображении природы и человека, его подвижность и свежесть, изменчивость и непосредственность.

И вот теперь Главный музей Америки, наш нью-йоркский, неисчерпаемый в показе всё новых экспозиций Метрополитен, в содружестве с чикагским Институтом искусств и парижским музеем д’Орсе, преподнёс нам выставку не только невероятно зрелищную, но и ценнейшую художественно. Импрессионизм с женским ликом – вот стержень концепции этого интереснейшего собрания, шедевры которого пришли сюда и из сокровищниц музеев-устроителей, и из многих музеев и частных коллекций Европы и Америки. Ну, а поскольку женщина и само понятие моды неразделимы, то постулат этот вынесен в заглавие выставки: «Импрессионизм, мода и современность». Но о плавном переходе и искусства, и моды в стадию модерна мы поговорим позднее.

Мода, как бы мы её ни называли – стиль одежды, её форма, её классовая принадлежность, была всегда. Как там сшивали шкуры наши пещерные предки, сказать трудно, но уже наскальные рисунки дают представление о том, чем прикрывали наготу первобытные охотники. Ну, а художники – скульпторы, живописцы, мозаичисты – с античных ещё времён предъявляли зрителю, а следом за ним и потомкам то, как одевались их современники в древних Египте, Греции, Иудее, Вавилоне, Риме... Показывая видоизменения моды и внося огромный вклад в познание истории и культуры. Ибо мода есть часть культуры. 

А потом, во все века, художники, именно художники, не только отражали в своих холстах, скульптурных композициях, настенной росписи моду и её социальное разделение в своей стране и в своё время, но и привносили  в женскую, да и в мужскую одежду новые линии, новые силуэты, новые виды отделок, новое сочетание цветов. Так что обратная связь искусства и моды родилась намного раньше всяких там дизайнерских брендов. Не говоря уже о том, что настоящий художник, рисуя свою модель, личностные её особенности подчёркивал особенностями, кроем, расцветкой, аксессуарами её одеяния. А потом придумки живописца появлялись в реальных платьях.

И, может быть, именно импрессионисты, не отходя от концепции растворения объёмных форм и акцентируя внимание на характере модели и чувственной составляющей этого характера, более всех ставили одежду на службу своей задаче. Они ведь твёрдо знали, что, как сформулировала позже Коко Шанель, «внутри платья, находится женщина». Оттого и большинство картин великих Мане, Писсарро, Ренуара, Моне, Сислея, Сезанна, Дега могут быть без всякой натяжки названы шедеврами.

Свою безраздельно любимую Камиллу Клод Моне писал множество раз, чаще всего на фоне напоённых светом и воздухом пейзажей, как правило оттеняющих тонкую одушевлённую красоту этой милой грациозной женщины. На открывающем выставку полотне, о котором Бодлер сказал: «Не портрет, а ЖИВОПИСЬ», художник одел Камиллу в отороченный мехом бархатный жакет, из-под которого вольно выбивалась зелёная с широкими полосами пышная юбка. Кажется, что иначе эта хрупкая, подобная нежному цветку юная женщина одета быть не могла. Удивительно, как провидел Моне раннюю смерть жены, какой неизбывной любовью и грустью дышит каждая её чёрточка. Какая образность и каков созданный гением образ Возлюбленной!

У Моне много портретов Камиллы, писал он и других женщин. Чаще всего это были жены друзей, как, например, показанная на выставке мадам Годбер). И очень часто их элегантные, без излишеств туалеты после появления в Салоне или галереях, уже, разумеется, в годы признания и славы, тиражировались парижанками, став ключом к пониманию традиций французской моды. Эта взаимосвязь живописи и моды здесь так же очевидна, как и узнавание того, каков был дресс-код 60-х, а следом за ними 70-х и 80-х позапрошлого века Франции, а значит, и всей остальной Европы и России. И Америки тоже. Потому что мода пересекала океан со скоростью, если не ветра, то самого быстроходного корабля.

Эдуард Мане. Знаменитая его «Женщина с попугаем», о которой писали, что это аллегория пяти человеческих чувств. Свою любимую модель Викторину Мэрен одел Мане в пеньюар тёплого розового цвета, аллегорически высветив чувство и чувственность осязания, и окутав её шалью. Шали вошли в моду! Кстати, сейчас очень модны всяческие, и тёплые, и лёгкие косынки и шарфы – затейливо вывязанные или просто небрежно брошенные вдоль одежды.

«Женщина с веером» Мане – это Жанна Дюваль, любовница и муза Бодлера, и художник сумел показать не только женственность и бушующую сексуальность этой увядающей женщины, но и само свойственное ей вдохновляющее начало. Даже в волнах юбки цвета тающего снега, в кажущемся живым веере все эти качества каким-то непостижимым образом проявлены. 

Веера и зонтики, бывшие неотъемлемым дополнением женского наряда, используем мы сейчас только по прямому назначению. Зато шляпы очень даже актуальны. У стенда с будто снятыми с холстов импрессионистов чудом сохранившимися маленькими шляпками полутора вековой давности (взрыв элегантности!) собралась толпа любительниц: фотографировали, зарисовывали, так что увидим их на нью-йоркских улицах.

Тиссо, Курбе, Коро, Дега, Сезанн, Пирсон... Современники отлично понимали, каков вклад этой плеяды талантов в общемировой диктат французской моды. Поэт Стефан Малармэ, который в 1874 году открыл в Париже собственный модный магазин с моделями, силуэты, отделка и цветосочетания в которых были «списаны» с картин его кумиров, говорил, что Мане и его школа использует простые, даже слегка приглушённые краски, создавая гармонию отражённого света. Результат необъясним. Он будто удар.

Мане своей «Женщиной с веером» дал старт моде на белые платья. Ажиотаж был страшный. Париж словно покрылся хлопьями снега. Лавки тканей атаковали, раскупив весь белый шёлк. На выставке целый зал отдан «белой» моде, т.е. импрессионистским картинам, где царствуют женщины в белом. Среди них несколько будто прозрачных шедевров Огюста Ренуара, в которых отразилось его стремление к красоте и изяществу, его яркий декоративный дар. Здесь и его женщина за пианино, звуки которого, кажется, слышатся нам, когда пальцы музыкантши пробегают по клавишам, – настолько поразительна динамика живописи гениального мастера.

Дальше – дефиле в чёрном. Чёрный, прозванный королевским, извечный цвет элегантности, выведен из разряда траурных и становится гвоздём одного за другим пары десятков сезонов, а потом, как говорится, «далее везде». Вплоть до наших дней. Очень интересно и лирично, с ощущением вибрации света и воздуха,  полотно Берты Моризо, единственной женщины в семёрке зачинателей импрессионизма. В чёрном написала художница свою горячо, до фанатизма любимую дочь. О Моризо можно сказать, повторив слова Эмиля Золя, отнесённые ко всем первоимпрессионистам: «Их работы не банальны, интеллигентны...» В этом мы убеждаемся, глядя на портретную живопись в интерьерах и на пленэре и жанровые картины этих сверх талантливых в поиске новых художественных решений и ситуационных форм художников.

Замечательно, что увидеть мы можем не только одежду на их картинах и зарисовках в модных журнала (их множество и они безумно занимательны), но и настоящие, «живые», презревшие бег лет костюмы и платья времён Золя, Бодлера и Мирбо из музейных и частных коллекций, в том числе и американских. Как, например, из метрополитеновского Института костюма. Не столько время, сколько люди бережно сохранили эти ставшие уникальными вещи. Есть и те, в которых дамы позировали живописцу.

Зал мужской моды. Мужчины большей частью в кафе, на всяческих заседаниях, но есть и портреты во весь рост. Силуэт, в общем-то, сохранён. Современные пиджаки недалеко убежали от камзолов и смокингов, пиджаки как таковые тоже присутствуют, брюки – как брюки. Словом, кардинальных изменений нет. Разве  что, отсутствуют сейчас узорчатые жилеты и цилиндры. Впрочем, кто знает, что будет завтра, шейные платки уже входят в нынешнюю моду.

Так же, как в России, аристократки и мещанки, купчихи и крестьянки одевались по-разному, и в любой стране Европы, а во Франции более всего, подобное разделение было резким и наглядным. К концу XIX века мода становится демократичней, разделение постепенно гаснет, дресс-код для разных групп населения очень медленно и отнюдь не радикально выравнивается. Что, конечно же, находит отражение в произведениях искусства – и в позднем импрессионизме, и в подхватившем его знамёна постимпрессионизме с его поиском начал бытия и  устойчивой материальной и духовной сущности, с его новаторской техникой. 

И с его такой же, как у предшественников, тягой к изображению женщины, а стало быть, и резко изменившейся моды. Женщина куда чаще, чем прежде, стала работать и вышла на арену общественной жизни. Мода шагала рядом. И жизнь, и искусство, и мода двигались к модерну. Наступала эра, которая зовётся современностью.

Всё это на выставке. Яркой. Захватывающе интересной и познавательно, и зрительно. Уникальной. Её нужно посмотреть. Музей Метрополитен находится в Манхэттене на углу 5 авеню и 82 улицы (поезда метро «4»  «5»  «6» до остановки «86 Street»). Не упустите редкостную возможность побывать во Франции XIX века и лично познакомиться с оригинальными работами её великих мастеров. Тем более, что в музее сейчас удивительное созвездие замечательных выставок, о которых мы вам совсем недавно рассказывали.