Классический балет "Жизель" в Линкольн-центре

Моцарт:
«Представь себе...кого бы?
Ну, хоть меня - немного помоложе;
Влюбленного - не слишком, а слегка
Я весел... Вдруг: виденье гробовое,
Внезапный мрак иль что-нибудь такое...»
Сальери:
«Ты, Моцарт, Бог, и сам того не знаешь...»
А.С.Пушкин
«Моцарт и Сальери».

Заканчиваются выступления Американского балетного театра на сцене «Метрополитен-опера» в Линкольн-центре. 28 июня классический балет «Жизель» танцевали Джули Кент и Владимир Малахов. Я видела этих артистов в «Жизели» в 1998 году. И так по-разному танцевали артисты тот прежний спектакль и теперешний, июньский, что мне показалось интересным рассказать о них тем, кто не видел спектакли.
Прежде всего о самом балете: «Жизель» была поставлена в 1841 году во Франции, в Парижской опере. Инициатором балета был известный французский поэт и балетный критик XIX века Теофиль Готье. Он заинтересовался сюжетом, который нашел у Генриха Гейне о девушках-невестах, умерших до свадьбы и превратившихся в виллис, призрачных танцовщиц. Кроме того, он пленился молоденькой балериной Карлоттой Гризи и уговорил директора Парижской оперы поставить для нее балет. Музыку написал А. Адан. Муж и педагог Гризи, Ж. Перро, выдающийся хореограф, начал ставить танцы первого акта(на репетициях присутствовал скромный танцовщик, брат премьера, Мариус Петипа, будущий великий хореограф, который записывал сочинения Перро). В разгар работы Гризи влюбилась в своего партнера Люсьена Петипа и бросила мужа. Для Перро измена Гризи была страшным ударом, и он оставил работу над балетом. Спектакль закончил другой хореограф - Ж.Коралли. В 1842 году балет был перенесен в Санкт -Петербург. Мариус Петипа сделал новую редакцию балета в 1887 году для той же труппы, балет вернулся в Европу в антрепризе Сергея Дягилева.
«Жизель», наверно, самый любимый публикой балет классического наследия не только потому, что это вершина романтического балета и хореография его совершенна. Но в нем как будто «закодирована» изначально любовная драма создателей, балет трогает сердца зрителей всех стран и времен.
По либретто, юный граф Альберт, влюбившись в крестьянку Жизель, переодевается в крестьянское платье и живет в деревне. В деревню приходя отец и невеста Альберта со свитой, и обман открывается. Жизель, не пережив обмана возлюбленного, сходит с ума, умирает и превращается в виллису. Граф приходит ночью на могилу Жизели, виллисы хотят его погубить, но Жизель прощает и спасает юношу. На фоне этой канвы каждая выдающаяся танцовщица и танцовщик вышивают свой узор. В наше время социальный конфликт (граф - крестьянка) отошел на второй план. Осталась драма обманутого сердца, тема любви, побеждающей смерть, и тема искупления вины. Артисты разных поколений по-разному интерпретируют образы, что во многом обеспечивает старомодному балету долгую жизнь.
Малахов танцует Альберта с самого начала своей артистической карьеры. В классическом репертуаре Малахова роль Альберта занимает особое место, он и сам говорит, что любит ее больше других. Это та роль в балетах прошлого, где природный дар Малахова - безграничные возможности тела выразить в танце все состояния души, малейшие оттенки переживаний, дар внезапных эмоциональных всплесков - достиг наивысшего выражения. Так, в первом акте графское происхождение в исполнении Малахова угадывается сразу, без подсказки либретто. И даже не в жесте, не в благородном повороте головы... Конечно, Малахов в совершенстве владеет пантомимой и жестом, и все-таки главное - это его танец. Тело Малахова не просто музыкально, у него «абсолютный слух». Благородство происхождения Альберта-Малахова несомненное, врожденное прежде всего - в совершенном танце, в изумительной красоте танца и каждой позы. Только граф на сцене может иметь такое совершенство линий, такое мягкое, бесшумное приземление, как в той короткой вариации, которую он танцует в первом акте. Только чистая сердцем Жизель не видит того, что совершенно очевидно: ее герой рожден не в деревенской хижине.
Несмотря на то, что Малахов танцует «Жизель» давно, каждое выступление его в роли Альберта - неожиданность. Малахов - чуткий партнер, поэтому встреча с разными балеринами в «Жизели» рождает и разные оттенки актерской интерпретации.
Малахов всегда начинает первый акт «Жизели» как будто одинаково: переодетый граф, влюбленный «не слишком, а слегка...» Но это как в шахматах: первый ход. А затем - встреча с партнершей - Жизелью. И вдруг...О, это долгожданное театральное - и вдруг!
Исполнительница заглавной роли Джули Кент - самая красивая балерина АБТ. Она хороша не красотою современных моделей, а красотой «Весны» Ботичелли. В 1998 году в первом акте Кент танцевала чересчур уж какое-то тихое и безответное существо. И хотя между ней и Малаховым с первой встречи на сцене, как говорят в театре, пробежала искра, Малахов больше любовался этой красотой, чем был действительно увлечен Жизелью. Самое трудное в этом балете - внутренняя связь между первом, реалистическим актом, и вторым актом, где Жизель выходит в виде фантастической виллисы: далеко не всякая балерина умеет интуитивно или сознательно связать эти образы. И когда Кент вышла во втором акте «печальной тенью», отрешенной от всего земного, я поняла ее первый акт. Та бедная девочка, не успевшая ещё и полюбить на самом деле, превратилась в эту тихую, красивую, лишенную глубоких эмоций виллису, но такую же незлобную детским сердцем, как в первом акте. Малахов, естественно, отозвался на душевное состояние актрисы. Танцовщик, способный на глубокие эмоциональные переживания, он «притушил» свои эмоции. Их дуэт был печальным свиданием человека и прекрасной тени. Это был дуэт такой совершенной красоты, как совершенно было соединение душ Альберта и Жизели в этом потустороннем общении. Танец Кент и Малахова в тот вечер, можно сказать без преувеличения, потряс зрителей. О нем еще долго говорили американские балетоманы.
28 июня 2002 года Малахов, как всегда, вышел элегантным графом, влюбленным «не слишком, а слегка», а затем открылась дверь домика и Джули Кент выпорхнула из дверей радостная, беззаботная, смеющаяся, и началось театральное чудо - рождение спектакля на наших глазах. Кент и Малахов танцевали в первом акте влюбленных, отношения которых сложились до начала балета Это было похоже на игры влюбленных детей: Альберт прятался за угол дома, затем выходил и ждал, когда девушка, наконец, его обнаружит... Кент-Жизель, налетев в своих поисках на Альберта, не испытывала смущения, как это полагается по сюжету, а только радовалась... Ее внутренний мир был так гармоничен, так безмятежен, так безоблачен... Малахов то увлекался игрой с этим счастливым ребенком, то явно подыгрывал, но очень искренне.
Но идиллия нарушалась еще до появления графской свиты.
В середине акта есть такая сцена, в который Альберт не участвует, а Жизель танцует с крестьянами. Они украшают ее голову венком и поднимают Жизель вверх на вытянутых руках. Выбегает Альберт.
Малахов выбежал из кулис и замер. Он не двигался, стоял неподвижно, но сколько тревоги было в его лице, в его напряженной позе! Альберт Малахова как будто увидел Жизель впервые и красота ее поразила Альберта в самое сердце. Именно в эту минуту простое увлечение Альберта Малахова оборачивалось любовью, на наших глазах решилась судьба. Он не бросался клясться в любви Жизели, как в начале балета. Он стоял неподвижно и смотрел на возлюбленную. Он стоял и смотрел на Жизель, охваченный внезапной любовью и внезапным тревожным предвиденьем будущего...Но Жизель звала его за собой, звала радоваться жизни и Альберт Малахов..., как будто скинув наваждение, встряхнул головой и вернулся к своему беспечному состоянию, но только внешне. Я все время ощущала его внутреннюю тревогу. В этом спектакле Малахов был почти спокоен, когда на сцену вышла невеста: он заранее знал, что наступил час расплаты.
Жизель сходит с ума, обнаружив обман: ее возлюбленный - переодетый граф и у него есть невеста. Много интересных нюансов было у Кент в сцене безумия Жизели. Об этой сцене можно было бы многое рассказать, но вернемся к спектаклю в целом. Весь второй акт, где Альберт приходит на кладбище и попадает в мир виллис, Малахов сознательно существовал между явью и фантазией. Его Альберт не всегда был уверен в том, что происходит с ним наяву, а что - грезится. Мне кажется, что равными темами второго акта для Малахова стали тема любви и муки совести. «Мы в ответе за тех, кого мы приручили», - говорил мудрый Лис Антуана Экзюпери («Маленький Принц»). Альберт пренебрег этой мудростью, что и привело к трагедии. А Кент по-прежнему творит на сцене идеальный образ красоты, как символ искусства. Во втором акте она вышла к Альберту бесплотной и прекрасной тенью, но на лице ее сохранилось одно из тех удивительных движений души, которое я видела в первом акте в сцене сумасшествия и для которого «не знаю слова». Возможно, именно такое лицо Жизели запомнил Альберт Малахова, создавая в своих грезах призрачное свидание. В этом свидании Альберт Малахова молил о прощении со всей страстью страдающей души. И его неповторимые полеты (бризе) вдоль линии застывших виллис, и невероятно стремительный пируэт с перегибом назад в талии и стремительным падением (так душа сломалась под гнетом страданья) - все было в тот вечер сделано артистом, казалось, на грани человеческих возможностей.
В конце балета была еще одна интересная деталь: Жизель перед тем, как исчезнуть с восходом солнца, стоит позади полулежащего на земле Альберта, прижимая его руку к своей груди. Кент вдруг подняла руку вверх жестом, которым Альберт клялся ей в любви в первом акте. Что это было? Напоминание Альберту? Или именно этот образ создала герою его страдающая совесть? В хорошем спектакле всегда есть прекрасная театральная недосказанность.
Альберт Малахова в конце балета отходил от могилы Жизели, рассыпая белые лилии. Затем, опустившись на колени в конце этой дороги из лилий, прижался лицом к тому цветку, который Жизель бросила ему перед исчезновением: цветок, который кинула ему Жизель, казался Альберту как бы частью ушедшей возлюбленной.
Закончился балет. К рампе бросились несколько зрителей и присели на корточки в проходе, чтобы не мешать другим, потому что публика долго не вставала с мест, аплодировали, вызывали артистов. На сцену вынесли букет цветов, для Кент и венок, сплетенный из цветов для Малахова (в Америке мужчине-танцовщику не дарят букеты). Когда Кент и Малахов стали выходить на аплодисменты вдвоем, зрители, выбежавшие вперед, поочередно поднимались и кидали на сцену букеты цветов. Один из букетов Малахов успел перехватить на лету: он летел прямо в лицо танцовщику. Галантно преклонив колено, Малахов дарил букеты партнерше.
Я пришла за кулисы до того, как смолкли аплодисменты. Я сидела одна в коридоре в ожидании артистов и думала о том, что они чувствуют, пережив, оттанцевав такой спектакль? Артисты не всегда сразу могут отрешиться от роли. Иногда можно снимать первые выходы на поклоны и получать фотографию артиста в роли. Первой появилась Джули Кент. Она шла от дверей сцены, глядя перед собой. Белое лицо казалось опустошенным, глаза смотрели перед собой, как у Жизели в последнюю минуту перед последним исчезновением... Все осталось позади: сцена, спектакль, жизнь. Я боялась шевельнуться. Но Джули меня увидела, улыбнулась, ожили глаза. Я не успела ее обнять, как коридор уже наполнился почитателями, пришедшими поздравить актеров. И Джули каждому улыбалась и принимала поздравления. Но воспоминание о том, как белое видение двигалось прямо ко мне между ящиками с костюмами, мне очень дорого. Малахов, напротив, явился в гримуборную в приподнятом настроении. Казалось, он готов сию же минуту вновь выйти на сцену. Но уже через несколько минут, когда он стал разговаривать с друзьями, я видела как бледнеет его лицо даже под гримом. У выхода из театра его ожидала толпа зрителей, среди них была его постоянная поклонница - японка, которая в этом сезоне уже трижды прилетала из Японии в Нью-Йорк на спектакли Малахова. Артист еще долго со всеми беседовал, но мне казалось, что жизнь покидает его.