Два жестоких романса

Культура

Нью-йоркский международный кинофестиваль порождает нехорошую жадность, один соблазн оказывается сильнее другого - в итоге хочется увидеть всё Такое стремление отнюдь не равно всеядности, поскольку фестивальная афиша изобилует настоящими сокровищами. Но, как сказал знакомый художник, идя на вернисаж, следует избегать пресыщенности и не стоит смотреть более одной картины - если, конечно, не идёшь для галочки. С кино, полагаю, то же самое: отсматривание ленты за лентой неизбежно ведёт к притуплённости восприятия. Посему - отбираем жёстко.

...Маленькая женщина в чёрном, тяжёло ступая и опираясь на палку, поднялась на сцену театра Уолтера Рида для пресс-конференции. Фотографы, плотно стоящие у сцены, тут же припали к камерам, но аплодисменты из зала раздались какие-то негромкие, едва ли не осторожные. Может, случайность, подумалось мне, может, это не от недостатка уважения, а, напротив, из почтения. Только ведь обычно журналистская братия эмоционально не стеснена. И стало смешно: надо же, как застращала чопорных киношников эпатажная француженка, кроткий вид которой ну никак не ассоциируется со словом «скандал»... Вид - но не фильмы: Катрин Брейа - это Катрин Брейа!
Режиссер, сценарист, актриса, прозаик, она прославилась своими шокирующими исследованиями женской сексуальности, полной экранной раскованностью, отсутствием табу и приверженности старомодно понимаемым приличиям. По её мнению, неприлична не обнажённая натура, а эмоциональная тупость: проблему непристойности создают цензоры, доводящие до абсурда наше понимание собственной природы. Катрин Брейа считает: все правительства и все религии боятся сексуальной свободы именно по той причине, что человека, её познавшего, не закрепостить. Её героини - по большей части страждущие молодые женщины - видимо, по этой причине Брейа резво навесили ярлык феминистки. Но навесили явно бездумно: однобокое выпячивание якобы ведущей роли женщины в обществе - это не она, слишком умная для таких дурацких политических игрушек.
Свой первый роман Катрин написала в возрасте 17 лет, что дало повод церберам от литературы немедленно зарубить его как подпадающий под категорию чтива для восемнадцатилетних и старше. Потом был фильм по собственному сценарию «Настоящая девчонка» (1975) и лежание его на полке доброй четверти века. Карьера Брейа как режиссера прервалась в самом начале всерьез и надолго: формальным поводом не подпускать её к съёмкам назывались финансовые трудности, но всем было понятно, что студии избегают скандалов вокруг крамольного нового имени. Французы становятся удивительно надутыми и жутко возмущаются, когда правда о них самих находит место на безжалостно обнажённом экране. Эти происки собратьев по разуму, зазря возмущённому, Катрин Брейа пережила достаточно стоически: в период простоя она просто продолжала жить и писать - прозу, киносценарии. Только в 1988 году она получила новую возможность самостоятельной режиссёрской работы: фильм «36 девочек» собрал солидную кассу, что погасило возмущение консерваторов. А потом был фильм 1999 года «Романс» - тоже вполне шокирующее повествование о страданиях молодой учительницы, которую безразличие мужа доводит до отчаянных похождений. О «Романсе» немедленно заговорили как о ленте нечестивой, грязной, он сподобился своей доли шиканья и проклятий, но его сокрушительный успех на международном экране вывел затираемую Катрин из подполья, - и за ней наконец-то закрепилась слава одного из лучших современных режиссеров.
Привезённый ею в Америку фильм «Толстуха» был показан на Нью-Йоркском международном кинофестивале семь лет назад. Он рассказывал о скрытом соперничестве двух сестёр - хорошенькой старшей и милой, но не в меру упитанной младшей. Грызня привела к трагедии. Материала для ханжей и в этом фильме оказалось предостаточно, но он был исполнен таких горьких страстей, что о неприличиях (то есть об экранном сексе как о вульгарном инструменте возбуждения нетребовательного зрителя) никто не помянул. Фильм получил несколько престижных кинопремий - в 2001 году в Каннах и Берлине, через год - в Роттердаме. Последующие фильмы «Анатомия ада», «Секс - это комедия» стали продолжением большой и несмешной человеческой комедии, подсмотренной - первобытным ли незашоренным оком, не ведающим табу? Или зорким глазом, видящим всё из сфер повыше земной поверхности с её силой всех и всяческих тяжестей?
На сорок пятый Нью-Йоркский международный кинофестиваль Катрин Брейа привезла свою новую картину «Последняя возлюбленная» (The Last Mistress) - костюмированную драму по роману писателя ХIХ века Жюля Барбье д’Оревилля. Содержание дало повод для множества шуток, на разные лады повторяемых печатными изданиями: дескать, персонажи геройски терпят груз невероятно громоздких нарядов, покуда они на них... Да, «обнажёнки» и в этом фильме более чем достаточно - при том, что Брейа, по ее собственному признанию, обожает дендизм - щегольство, последний крик слабеющей аристократической души. Но это, как известно, культ наряда, а не наготы. Единство великолепных крайностей! Впрочем, это пока всего лишь о стиле...
«Последняя возлюбленная» - хроника сумасшедшего романа молодого, в пух промотавшегося аристократа Рино де Мариньи (Фуад Оттой) и испанской куртизанки Ла Веллини (Азия Ардженто). Его женитьба на Германгард, богатой и хорошенькой девушке из высшего света (Роксана Мескида, сыгравшая красавицу старшую сестру в «Толстухе»), не может уберечь его от хищнического желания оставленной Ла Веллини вернуть своё. Страданиям молодого человека внемлет бабушка Германгард, добродушное восьмидесятилетнее существо маркиза де Флерс (журналистка-искусствовед Клод Серра) - чистейшее порождение восемнадцатого века с его культом чувственности, романтической сентиментальности и сердечных откровений. О том, что претендент на руку внучки - развратник и любовник пользующейся дурной славой дамы, бабушка прекрасно знает, но ею движет не свод правил, а сочувствие молодым, причём не только кровинке внучке, но и малоперспективному жениху. Проникнувшись доверием, он рассказывает доброй собеседнице, что был женат на Ла Веллини, что у них была дочь, которая погибла от укуса скорпиона, когда пара наслаждалась североафриканской экзотикой и жила в Алжире. И милая любопытная старушка, выслушав признания Мариньи, заслоняет молодых, подобно наседке, от попыток светских сплетников помешать их браку. Но в итоге добрые намерения Рино оставаться верным молодой жене разбиваются в прах о животную, бандитскую страсть ненасытной испанки, и всё кончается невесело. (Что интересно: говоря о критериях выбора актрисы на роль Веллини, Катрин Брейа подчеркнула безусловную интеллигентность Азии Ардженто. А кто-нибудь наивный может, вероятно, подумать, что для исполнения такой роли нужна просто красивая баба без тормозов. Куда там...)
Вопросов было много - в основном, как почему-то водится на конференциях такого рода, необязательных. Поинтересовались, нет ли связи между событиями фильма и Французской революцией. Режиссер скромно ответила, что подобные высокие исторические материи её как-то не интересуют - интересуют лишь собственные работы, в которых революции иные. Спросили о костюмах - выяснилось, что нежадная Брейа ухлопала кучу собственных денег на имитации украшений и на реальный расшитый золотом бархат, купленный в Турции 30 лет назад и дождавшийся своего часа. Спросили о хореографии в фильме, о собственно литературном источнике (Катрин его подсократила), о разнице между романом и сценарием. Полюбопытствовали, отчего так напыщен язык персонажей... Диалоги - да, длинны, замысловаты, согласилась Брейа, старофранцузский тяжёл даже для франкоязычных актёров, не говоря уже об итальянке Ардженто, но чувство диктует строку, как диктовало всегда. «Emo-оtions!» - мило протянула она по-английски. Спрашивали много, но, как мне кажется, всё больше по мелочи - о главном не решались: откуда, из каких глубин сознания и подсознания берутся в этом ласточкином тельце силы снимать так мощно, взрезать эмоциональные пласты так глубоко, терзать плоть героев так неистово... Мы боимся сильных страстей и закрываем глаза, когда на экране крупным планом и долго - пулевая рана, которую кромсает хирург, когда мать по-звериному насилует отца рядом с погребальным костром умершего ребенка... Страсть темна, страдания, ею вызванные, невероятно тяжелы. Это не эпатаж, а жизнь - тем «правдивей и страшнее».
Впрочем, один откровенный вопрос всё-таки задали: «Как отражает ваш фильм современные отношения полов?» Аудитория стыдливо засмеялась, Катрин сделала большие глаза и остановила переводчицу, произнеся сама ключевые слова: «It is timeless!” И добавила античное имя, поставившее точку: «Федра!»
Слабый предпочтет поберечься, закрыть глаза, когда жутко, оставить при себе испуганное недоумение - дескать, зачем столько секса и столько крови. Сильный сумеет всё постичь - и, возможно, промолчать, не демонстрируя громким самовыражением, как хорошо он всё понимает. Когда Катрин тихонько сходила со сцены, аплодисментов, как и в начале пресс-конференции, было совсем немного и звучали они негромко.

Пара быстро пролетевших часов - и ещё один просмотр, ещё одно потрясение, правда, совсем иного рода, а потом опять пресс-конференция, столики на сцене, свет немилосердных софитов, толпы фотокорреспондентов с нацеленными на предметы профессионального вожделения глазками невероятной техники.
...Две худенькие женщины поднялись на сцену - и зал чуть не взорвался от шквала оваций, несолидно завыл, будто не газетчики-телевизионщики, а распущенный донельзя хулиганистый массовый зритель заполнял его. Насколько иная реакция на знаменитости в сравнении с той, что наблюдалась после утреннего показа «Последней возлюбленной», насколько разная слава! Актрисы Николь Кидман (белокурая, точёная, в белом) и Дженнифер Джейсон Ли (чёрный наряд сложного кроя, явственно посверкивающие бриллианты) отстранённо касались пальчиками пластиковых бутылок с водой, заботливо поставленных на стол, и купались в свете обожания. Режиссёр Ноах Баумбах, сидящий между дивами, хранил снисходительное молчание без улыбки. Ему задали вполне практичный вопрос: откуда взялся сюжет? Режиссёр ответил честно, по существу: первая сцена ему просто приснилась, остальное приложилось. Последовал вежливый смех - видимо, кто-то ожидал готового рецепта изготовления хорошей кинопродукции, вдруг пригодится.
Ноах Баумбах - из молодых да ранних. Уроженец Бруклина, он написал свой первый сценарий в возрасте 24 лет - это оказалась комедия о молодых людях и их молодом норове «Пинки и вопли». Но до настоящей славы было ещё добрых десять лет. Её принесла ему автобиографическая драма «Кальмар и Кит» (2005), которая рассказывала о тяжёлой борьбе двух творческих самолюбий - исписавшегося папы-литератора (Джефф Дэниелс) и успешно попробовавшей перо мамы (Лора Линни) двух мальчиков-подростков. Родители стали ссориться не только на ниве неразделённых творческих лавров: мама, вполне любящая жизнь во всех её темпераментных проявлениях, начала встречаться с тренером младшего сына по теннису, а папа, больше от отчаяния, - с подружкой старшего сына. Всё это было бы комично, когда бы родители в пылу литературных и амурных разборок не позабыли, что детям они ещё нужны.

Фильм «Марго на свадьбе» (Margot at the Wedding) - вроде симметричной ветви параболы «Кальмара и кита»: там цель героев - разбить семью, здесь - создать её. Но и в том, и в другом случае отношения своих к своим оставляют желать премного лучшего. (В этом, сказал режиссер, он - последователь гениального Эрика Ромера, всю свою длинную творческую жизнь ищущего зёрна семейных неурядиц своих персонажей).
...Молодая женщина Марго (Николь Кидман) едет в глухую провинцию на свадьбу к своей сестре Паулин (Дженнифер Джейсон Ли), с которой она не разговаривала долгие годы. О сути конфликта умалчивается, но она и не важна. Не надо сильно напрягаться, чтобы понять: выдержать Марго нельзя даже в малых дозах - при любой снисходительности. Едва появившись в родительском доме, где живёт сестра, она начинает делать окружающим бессчётные замечания, давать советы, ни на секунду не допуская мысли, что к ним не прислушаются. Недотёпу-жениха по имени Малькольм (гордое звание «безработный художник» в невероятном исполнении Джека Блэка) она тут же безапелляционно бракует: Паулин он - не пара! Отношения Марго с сыном в определённом плане трогательны: рано развившийся подросток (необычайно одарённый новичок в кино Зейн Пэйс) явно жалеет свою невыносимую маму и понимает, что устраивать собственную жизнь придётся без опоры на родительницу, бесконечно занятую организацией собственных успехов. Но они и шокируют: языкатая Марго сообщает сыну доверенную ей тайну сестры и, не имея понятия об адекватности отношений с собственным чадом, цинично учит его безопасному сексу на случай, если вдруг что выйдет с девочкой - естественно, для серьёзных отношений не подходящей.
По ходу действия выясняется малоприятная подробность: Марго явилась на свадьбу не вполне бескорыстно, рядом с сестрой Паулин живет её любовник. Хорошенькая свадьба предстоит Паулин, а тут ещё мстительность и враждебность её соседей, свара вокруг дерева, растущего на одном дворе, но заслоняющего другой, тут ещё неприятные воспоминания и претензии Марго, ничего дурного из прошлой жизни не оставившей на задворках памяти...
Тяжелая, невозможная - но виновата ли? Заказывала ли себе бедняжка тяжёлое бремя психопатии, которая, как известно, никакими лекарствами не врачуется? Вопрос не из лёгких. От человека с трудным характером можно отвернуться - если он тебе никто. А если - свой?
Считается, что с членами семьи надо ладить. Правильно считается - если бы так и получалось. Однако иногда, и не так уж редко, нужно найти в себе силы не помириться, а оторваться - даже от родной крови. Именно для того, чтобы обрести себя, отрясти тяжесть вздорных взаимных претензий, годами не выветриваемой желчности и склочности. Для того, чтобы домом стал мир, а не унаследованные стены, видевшие столько худого и не могущие излечить.
Снята эта малобюджетная лента мастерски. Актрисы великолепны и умны, актеры умны и точны - благодаря этому делим с героями, как с родственниками, общее похмелье на тяжком пиру нашей жизни.

Два фильма - как два тяжелых дорогих камня, таящих такой разный, но и в том, и в другом случае магический свет.