Возрожденное имя: Иссахар Рыбак

Культура

...Смычками страданий на скрипках времён
Михаил Светлов
К великому моему сожалению и стыду, имя такого большого  и самобытного художника, как Иссахар Рыбак, я впервые услышала уже здесь, в Америке, когда лет двенадцать тому назад пришла в Еврейский музей – тот, что на Пятой авеню (уточняю потому, что еврейских музеев, больших и маленьких, в Нью-Йорке одиннадцать). У меня, как и у большинства из нас, из бывшего Союза приехавших, само существование такого культурного учреждения, как еврейский музей, вызвало тогда изумление: «Да как такое возможно?» Оказалось, что возможно – первый еврейский музей был создан в Нью-Йорке ещё в 1904 году, а число их по всей Америке перевалило уже за шесть десятков.
Тогда в переполненных  музейных залах гремела поистине эпохальная выставка произведений еврейских художников из бывшего СССР – от Исаака Левитана и Марка Антокольского до Александра Тышлера, Олега Целкова и Эрнста Неизвестного. Выделить там что-то самое-самое было нелегко, но меня по-настоящему потрясли талантливейшие, какие-то особенные картины, отмеченные яркой индивидуальностью - мастера с древним именем Иссахар и фамилией, безошибочно указывающей на занятие его предков, - Рыбак. Работ его (вернее сказать, шедевров) представлено было шесть - привезенных из израильских ( в том числе из персонального музея Рыбака в Бат-Яме) и американских музеев. Впечатление было оглушающим, особенно от «Женщины, укачивающей дитя» из серии «Погром»: ребёнка зверски убили, но мать не может смириться с его смертью, для неё малыш жив, и она напевает что-то, склонившись над  холодным его тельцем. Из этой же серии – мужчина (предполагают, что художник по памяти писал своего изрубленного погромщиками отца), набросив на себя изодранный талес, скорбя молится за погибших в полуразрушенной синагоге. На него с шашками наголо налетают бандиты. Выразительность запредельная.
Иссахар родился 110 лет тому назад. Рос в захолустном украинском Елизаветграде, городишке, названном в честь царицы Елизаветы Петровны и претерпевшем цепь переименований за советский период: Елизаветград – Зиновьевск – Кирово – Кировоград. Это было поначалу, лишь большое местечко, откуда, однако, вышло немало именитых людей, в том числе и художников. Выбрал для себя как главную в живописи и графике тему - иудаику - только один – Рыбак. С юных лет. Он и состоялся очень рано. Фактически был к двадцати годам зрелым мастером, посвятившим своё искусство народу, его бедам, его культуре. Чего стоит знаменитый «Алеф-Бет» Рыбака, где иудейская символика смыкается с революционностью форм, что характерно для этого художника. Он будто предвидел исчезновение местечка как особенной ипостаси еврейской жизни в Восточной Европе и так же, как Пен, Шагал, Юдовин, Маневич, спешил запечатлеть его. Вот это трагическое предвидение превращения местечка в раритет, а потом и растворения его в твёрдо шагающем вперёд полиреволюционном времени ХХ столетия («новые песни придумала жизнь») и ощущаем мы в гениальном «Кладбище» Рыбака.
Да, он был в искусстве революционером. И что интересно, привнёс свои бунтарские, новаторские идеи в сугубо иудаистскую тематику, соединив их абсолютно органично. Новаторство его проявлялось и в модификации уже открытых стилистик, их оригинальной трактовке, насыщенности мысли, новизной композиции, какой-то концентрированной эмоциональностью. Взгляните на репродукцию картины, заставляющей замереть, осмысливая, - «Старая синагога». Не правда ли, потрясает? И каково дерзкое соединение религиозного и народного стилей с методами современного искусства!
Учиться в Киевском художественном институте Рыбак начал очень рано - в четырнадцать лет. Считался одним из лучших студентов. Чаяния своих учителей, а среди них был и великий Александр Архипенко, он оправдал и в творчестве, и в теоретических работах по искусству. Вместе с прославленным позже художником Эль Лисицким много ездил и делал по поручению Еврейского исторического и этнографического общества зарисовки местечек, их улиц, магазинчиков, школ, но, главное, людей – лиц, поз, жестов, одежды... Это была большая, неоценимая по важности работа, изучить которую по-настоящему ещё предстоит.
Рыбака упрекали иногда в отступлении от норм академизма, но он и не отрекался от того, что сразу и безоговорочно примкнул к авангарду, шагая в его первых рядах и часто задавая тон, стиль, направленность. Кстати, несколько превосходных работ Иссахара Рыбака экспонировалось недавно в нью-йоркском украинском музее, когда там проходила объёмнейшая выставка шедевров украинского авангарда.
В конце 1919 года Рыбак перебрался в Москву, где начал преподавать в популярной Свободной художественной студии. Всё было молодо – и искусство, и его апологеты. Даже в числе профессоров было немало молодёжи. Рыбаку, например, было всего 23. По уровню мастерства, идееспособности и умению убеждать его  «профессорство» было закономерным. Тогда же он успешно попробовал себя как театральный художник, что доказывают воспоминания современников и оригинальный эскиз оформления сцены из  коллекции нью-йоркского Еврейского музея.
Как-то не прижился Рыбак в советской Москве, и несколько лет спустя он оказался в Берлине, став активным членом немецкого союза авангардистов – Сецессиона (в переводе это слово означает «разлом», т. е. имеется в виду слом всего старого и рождение на его месте модернизма). В Берлине, где собрался в начале двадцатых прошлого века цвет российской эмиграции, с шумным успехом прошла большая выставка живописи и рисунков Рыбака. «Талант и своеобразие», - так определил его творчество Леонид Пастернак.  К сожалению, большинство картин Рыбак, отправившись в Украину проведать родные места, оставил в Берлине. Разыскать их потом не удалось. Слава Богу, сохранились папки с рисунками и литографиями.
На родине он снова громко заявил о себе как талантливый театральный художник, оформив несколько спектаклей в еврейских театрах Москвы и Харькова, а ещё – как  замечательный иллюстратор детских книжек. Именно Рыбаку принадлежат остроумные и трогательные рисунки к стихотворным сборникам Льва Квитко, расстрелянного в 1952 году.
Когда Рыбак уехал в Париж, создалось впечатление, что он увёз с собой детство. Потому что во Франции он, в основном, иллюстрировал книги и альбомы для детей и будто выплёскивал на полотно и бумагу воспоминания детства – прекрасные, забавные, сладостные и страшные. Его живопись и книжная графика по-прежнему были виртуозны.
Он рано умер, замечательный этот художник, в роковые 37 лет. Ходили слухи, что был  убит. Так ли это? Снова вспомнились светловские строчки: «В дальнюю область, в заоблачный плёс ушёл мой приятель и песню унёс»... Память о нём не угасла, а теперь возрождается с новой силой: выставки в Париже, Тель-Авиве, Брюсселе, скоро пройдёт и в Москве. Радостно – настоящий талант всегда проложит дорогу.