НЕВОЗВРАЩЕНЦЫ: УЕЗЖАТЬ НЕЛЬЗЯ ОСТАТЬСЯ

Америка

Для большинства американцев  нелегалы – это низкорослые крепыши из соседней Мексики, которых в русскоязычной среде порой презрительно-высокомерно называют «мексами» (хотя их трудолюбия, терпимости и упорства часто явно не хватает  нашим соотечественникам). И все дебаты вокруг так и не состоявшейся иммиграционной реформы – о целесообразности «китайской стены» на американо-мексиканской границе, выделении государственной помощи «перебежчикам», альтернативах дешёвому сельхозтруду на плантациях Юга – касались в первую очередь именно выходцев из Латинской Америки. Но ни тогда, в процессе  обсуждения этой архиважной для страны проблемы, ни позже, когда законодатели успешно спустили её под откос (видимо, не такой уж архиважной она для них оказалась!), в рассуждениях политологов и конгрессменов, юристов и обывателей я не встретил ни слова о совсем иной категории нелегалов.
Они не перелезали через колючую проволоку на окраине Нью-Мексико, не задыхались в морском контейнере сухогруза, идущего в  Бостон, не   таились за конфетными коробками в траке на границе с Канадой... Они со счастливыми, восторженными  лицами спускались с трапа самолёта в нью-йоркском   аэропорту, горделиво предъявляя таможеннику свой паспорт с американской гостевой    визой. Нет, конечно, они ехали не в гости. В какие гости можно лететь за тридевять земель (один билет стоит 1200 долларов!) к дальнему родственнику, а то и просто знакомому, из страны, где зарплата  - в пересчете с местных денег - 50 долларов в месяц?
Разумеется, они ехали работать. Заработать для семьи, оставшейся в далёком-далеке и считающей каждую гривну, тенге, каждый лари, рубль, манат... 
«Поработаю годик и вернусь» - успокаивали они себя и своих близких. «Гость» со временем превращался  в «нелегала», а «годик» – в три, пять, восемь лет...
Истории таких «невозвращенцев» - это настоящие драмы, которые  скрываются  под внешним благополучием  этих людей.
Они работают в клининг-сервисе (в  Нью-Йорке  это выражение не в ходу, здесь скажут проще – «на уборке», в Коннектикуте же, где «наших» мало, чаще услышишь  американский вариант). Каждая из этих  среднего возраста женщин  имеет  работу –  тяжёлую, но неплохо оплачиваемую (имея уже экспиренс,  в богатых  американских семьях этого штата можно  хорошо заработать). У каждой – своя машина, без которой  здесь никак, ведь дома клиентов -  в 20-30 милях друг от друга. Они живут в благоустроенных квартирах и имеют в них всё для  вполне благополучной  жизни... Но они несчастны, как никто другой – ведь они – «невозвращенцы».
У Галины в Ташкенте – муж и сын, который заканчивает школу, ему  поступать в институт или идти в армию... В такую армию, какая сейчас там, лучше не ходить вовсе, тем более с его хохлятской внешностью. Чтобы туда не попасть – нужны деньги, которые можно заработать только здесь, в Америке. А до этого мужу нужно было восстановить разбитые  «жигули», а ещё раньше - отправляла деньги на давно задуманный ремонт квартиры...
Марина из Астаны шлёт и шлёт переводы своей большой семье – там муж вообще без работы, двое дочерей-подростков да еще бабка с крошечной пенсией...
Замира из Батуми последний раз видела  своего сына, когда ему было два годика, а сейчас ему уже  восемь... Он практически не знает мать,  и когда он сможет почувствовать тепло материнских   объятий – на этот вопрос она и   сегодня не может ответить ему в их долгих телефонных разговорах...
О мужниных объятиях – отдельный разговор. Места мужей  постепенно занимают, как здесь говорят, «бойфренды», хотя в русском языке есть значительно более короткий и ёмкий синоним этого пошловато-стеснительного выражения. С мужчинами здесь особой проблемы нет – рядом живут такие же «невозвращенцы» мужского пола, которые, в основном работают на стройках – руферы, карпентеры, драйверы... Они так же оставили свои семьи, чтобы «годик» поработать в Америке, и так же застряли здесь на долгие годы...
Знакомый, которого часто встречаю на Брайтоне (он вот уже пятый год солит огурцы в одной из здешних компаний), при каждой встрече заверяет - не столько меня, сколько самого себя: «Ещё годик поработаю – и домой, в родную Винницу!» Я это слышу от него уже третий год и думаю, нынешний тоже не будет последним. Семейная пара из Минска, где  у них  остались  15-летняя дочь и 18-летний сын, вообще  не могут ответить что-либо вразумительное, когда их спрашивают, долго ли ещё они предполагают здесь пробыть. «Поработаем, может, ещё пару лет...» – отвечают неопределённо.  Как там, без родительской опеки двое подростков, которые остались совсем одни, – остаётся только  гадать, надеясь на лучшее.
«Невозвращенцы», как правило, особо не налегают на язык – зачем, ведь им всё равно возвращаться в конце концов домой – успокаивают они себя. Они не врастают в американскую жизнь, как это  делают «нормальные» эмигранты. Они смотрят только российские телеканалы и общаются только со своими соотечественниками.  Многие из них никогда не видели статую Свободы, не бывали  в   Метрополитен-музее или Линкольн-центре, хотя до них рукой подать на метро. Они воспринимают Америку лишь как временное пристанище, хотя эта страна давно уже стала для них ПМЖ. Они не могут уехать,  чтобы  снова вернуться. И не могут остаться, хотя остались здесь, кажется, навсегда.