ИНТЕРВЬЮ С НИНОЙ АНАНИАШВИЛИ

Культура

ТРИУМФАЛЬНОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
Нина Ананиашвили, международная звезда балета, прима-балерина Большого театра, с 2000 года – директор балетного театра в Грузии, родилась в Тбилиси в 1963 году. Ещё будучи ученицей Московского хореографического училища, в 1980 году завоевала первое место и получила «золото» на самом престижном в то время международном балетном конкурсе в Варне. В 1981, 1985 годах – первое место на Международном конкурсе артистов балета в Москве, в 1986 году – Гран-при в Джексоне, в Америке (другой престижный международный конкурс).
В 1991 году супруги Рольник, спонсоры Американского балетного  театра, увидели Ананиашвили на сцене Большого театра в Москве, пленились ею настолько, что стали и частными спонсорами Ананиашвили в её заграничных выступлениях. Благодаря им Ананиашвили  танцует и в Нью-Йорке.
Я обратилась к балерине с просьбой  - самой рассказать о начале своей творческой биографии.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: НАЧАЛО
- Начнём с тривиального вопроса: почему ты начала учиться балету?
- Случилось это так... В четырёхлетнем возрасте меня отдали учиться кататься на коньках, чтобы здоровье поправить: горло часто болело. И четыре года я каталась вполне серьёзно, имела грамоты, разряд. А потом к нам пришла балерина Алла Двали и стала учить нас балету, чтобы мы лучше выглядели на коньках. И она поставила мне «Умирающего лебедя» на коньках! Я уже видела этот танец в телевизионной программе и, конечно, в исполнении Майи Плисецкой. Двали сшила мне костюм, сделала перья. Я просто считала, что я уже Майя Плисецкая.
- Кто твои родители?
- Папа – геолог, мама – филолог, бабушка – врач, но все они любили искусство. Словом, я этот номер  Сен-Санса «Умирающий лебедь» танцевала на соревнованиях, и танцевала так серьёзно, что слёзы текли по щекам. И Двали удалось убедить маму, что меня надо отдать в балет. Папа был против, он понимал, какой у балерин адский труд, он говорил: «Не хочу, чтобы моя девочка мучилась, она у меня единственная, не хочу, чтобы она работала, как шахтер». Но у мамы осталось сожаление, что она сама в своё время не стала балериной, и она потихоньку отвела меня в балетную школу.
- А что же папа?
- Папа смирился. Четыре года я занималась в балетной школе, а потом к нам на экзамен приехал педагог из Москвы и сказал моим родителям: «Если вы хотите учить девочку серьёзно, её надо отдать в московское или ленинградское хореографическое училище. Папа, конечно, был против. Он говорил: «Я не отправлю девочку одну в чужой город. Мальчика – пожалуйста, а девочку – ни за что». Тогда бабушка сказала: «Я ухожу на пенсию, я поеду с ней». И папе опять пришлось уступить.
В московском училище мне необыкновенно повезло: я попала в класс  к Нине Викторовне Золотовой. Она сама окончила ленинградское Хореографическое училище, и директор московской школы Софья Головкина дала ей самый худший класс: в нём учились дети из союзных республик. Но Золотова была профессионалом, она не растерялась. Это был строгий и требовательный педагог. Она нас повернула лицом к палке (палка – станок для занятий в балетном классе, лицом к нему, держась двумя руками за палку, дети начинают заниматься классическим балетом в первом классе).  А я уже к тому времени танцевала, фуэте крутила, балериной себя чувствовала. Я себе танцую и танцую. «Девочка, - сказала мне Золотова, -  хватит танцевать, пора учиться». Через полгода Золотова показала нас на школьном концерте. Нас не узнали, так мы успешно выступили. Остальные четыре года, что я у неё проучилась, были самыми счастливыми в моей жизни.
- Ты приехала из другой республики. Как это сказалось на отношении к тебе в школе?
- И ребята в классе, и педагоги ко мне прекрасно относились. Но во время учёбы испытывала ужасные трудности с русским языком. Я говорила по-русски, но в школе в Тбилиси училась на грузинском языке. Сначала вместо домашних заданий подавала чистые листы. Педагоги спрашивали: «Девочка, а ты вообще училась чему-нибудь?»  Это сейчас смеюсь, а тогда я очень плакала. Бабушка нашла выход. Она выписала грузинские учебники из дома, и мы начали учиться вместе: бабушка читала по-грузински, а я то же самое – по-русски. Когда я первый год окончила на тройки по всем общеобразовательным предметам, я была безумно счастлива. А по классическому танцу Золотова мне единственной поставила «5».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ШИПЫ И ТЕРНИИ
Но биография Ананиашвили, как обычно это бывает в театре, складывалась непросто. Недаром сказочник-драматург Евгений Шварц, много лет связанный с театром, вложил в  уста Аннунциаты в пьесе «Тень»: «А государь занялся театром. Но говорят, что это ещё хуже, чем управлять государством. Король неизлечимо запутался, пытаясь понять отношения работников театра друг к другу». Лейб-медик (он же – палач королевства) предлагал, правда, радикальное решение: казнить половину труппы. «Но король не согласился... Он не мог решить, какая именно половина заслуживает казни».
Ананиашвили – одна из немногих бесхитростных, прямодушных, чуждых интригам актрис, которых я встречала. Именно таким в театральном мире живётся труднее всего. Сама она довольно добродушно рассказывала мне о тех театральных интригах, с которыми ей пришлось в своё время столкнуться. Но это – сегодня...

- Тебя послали на конкурс в варну, потому что ты выделялась среди других учеников?
- Нет, совсем не поэтому. С этим конкурсом была такая хитрая игра. Перед Варной в Москве проходили Всесоюзные отборочные туры, на которые меня не пустили. И вдруг, когда отбор в Варну среди учеников балетных школ уже закончился, директор Головкина выдвинула на конкурс меня. Золотова говорит: «Как же я ее подготовлю за два месяца?» А Головкина заявляет: «А иначе её не возьмут в Большой, потому что так хочет Григорович». Ну, Вы понимаете, что Григорович ничего про это и не знал. Но у Головкиной был свой план. Оказывается, на конкурс в Варну от училища отправляли двух учениц: Дудину, ученицу Головкиной, и Архипову из класса другого педагога. Архипова на Всесоюзном конкурсе шла впереди Дудиной, а значит, она опередила бы её и в Варне. Головкина Архипову с конкурса «сняла», но одну ученицу от училища тоже посылать не хотела. Поэтому она меня и назначила, понимая, что за два месяца я к конкурсу не подготовлюсь, «слечу» с первого же тура, а её ученица останется. Я тогда этого, конечно, не понимала. Золотова решила, что наша с ней работа всё равно не пропадёт, и мы начали готовиться к конкурсу. Партнёра у меня не было, я шла как «одиночка». Мы подготовили программу для конкурса, и тут возникла новая проблема: Головкина не пустила Золотову со мной в Варну, послала другого педагога. Представляете, Золотова не только заставила меня записать все её замечания,  она мне в Варну звонила и спрашивала: «Ну, как ты сегодня репетировала? Ты помнишь, что когда ты толкаешься перед прыжком, надо выворотно толкаться?» Такие педагоги редко бывают! Она мне сшила красивые костюмы. Я думала, как будет обидно, если я их не надену. А она говорила: «Ничего, приедешь, здесь будешь в них танцевать. Вот «слетишь» с первого тура, не сиди там, приезжай, будем дальше работать». Когда я перешла уже на третий тур конкурса, она  говорила: «Вот и хорошо, уже дипломанткой стала». И вдруг я получила первую премию и «золото». Но я этого не поняла сразу. Когда  услышала, что мне дали премию, то решила, что раз дали премию – значит «серебро». Позвонила бабушке и кричу: «Бабушка, бабушка! Я «серебро» получила!» А она говорит разочарованно: «А я думала – «золото». Я огорчилась: «Ну, бабушка, ты даёшь! Я «серебро» получила, а ты не рада!» А оказывается, они в Москве раньше нас узнали результаты конкурса.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ТАК В ТЕАТРЕ БЫВАЕТ...
- Нина, как ты попала в Большой театр?
- Григорович (бессменный председатель жюри, в то время – главный балетмейстер Большого театра)  в  Варне меня увидел, я ему понравилась, и он взял меня в театр. Спасибо Головкиной, не помешала. А могла.
- Как тебя встретила труппа?
- Да никак! Мои победы на конкурсе никого не интересовали. Мне сначала было очень тяжело. Золотова учила нас быть деликатными. А в театре, чем лучше себя ведёшь, тем хуже тебе живётся. Кто хамоватее, тот тебя оттолкнёт и пролезет вперёд. Я в театре работала с Раисой Степановной Стручковой (балерина Большого театра, ныне покойная). Меня сначала только в вариациях занимали. Хорошо, что у нас с Андрисом Лиепой (они были одноклассниками) был свой репертуар, который мы готовили к выпускному спектаклю в школе и к Московскому конкурсу, так нас хоть на концерты приглашали, и мы танцевали. Моей первой ролью стала Фея в балете «Деревянный принц». А затем, через сезон, случилась очень смешная история. Театр ехал на гастроли в Германию. Меня назначили танцевать какие-то маленькие вариации и про меня забыли. Но вдруг за два дня до отъезда  звонят из театра: «Нина, у тебя завтра репетиция «Лебединого озера». Я говорю: «Я знаю, что на гастролях буду танцевать Испанскую невесту в «Лебедином», но зачем мне так рано начинать репетировать?» А мне отвечают: «Нет, ты будешь танцевать Одетту/Одиллию (главную роль)». Я перепугалась. Я же никогда не танцевала эту роль! А мне говорят: «Ничего не знаем, Юрий Николаевич сказал, уезжая, что Ананиашвили будет на гастролях танцевать Одетту/Одиллию». Я звоню Золотовой, звоню Стручковой, у меня были два близких человека в балете.  И одна и вторая совершенно спокойно мне говорят: «Ну, что же, у тебя до отъезда сорок восемь часов, иди в класс и работай».  Они обе пришли на репетицию и «в четыре руки» показывали мне балет. А в перерыве я ходила к партнёру Коле Фёдорову смотреть видеозапись спектакля.  Я и в поезде всё учила, и в Германии во время других спектаклей в темноте, в кулисах, репетитор Карельская пела мне музыку, а я репетировала. На генеральной репетиции Бессмертнова проходила второй акт («белый акт»), а я – третий (бал у Принца) и получила самую высокую оценку: кордебалет встал и стоя мне хлопал. Они это знали, что я за четыре репетиции выучила спектакль. Григорович, очень довольный, прибежал за кулисы и говорит: «Никому не говори, что ты никогда спектакль не танцевала». Я так и забыла его спросить, почему он тогда в Германии дал мне танцевать «Лебединое озеро»? Может, думал, что я его раньше танцевала?  Успех мы с Колей имели в Германии огромный. А потом, когда мы вернулись домой, думаете, в Москве у меня были спектакли? Следующее «Лебединое озеро» я танцевала только через год. Так в театре бывает.

Продолжение в следующем номере