Брайтон-Бич Опера - 5

Бизнес - это звучит гордо
С тех пор, как редакция «Русского базара» столь любезно согласилась печатать мои рассказы, я заметил, что некоторые старинные знакомые теперь обходят меня стороной, делают вид, что не узнают на улице, или совершенно откровенно не здороваются при встрече. Даже Татьяна обиделась на то, что ее образ получается каким-то несимпатичным.
- А ты не называй меня дураком, тогда я и писать этого не буду, - говорю я. - Я ведь только одну правду пишу, ничего не придумываю.
- А я придумываю, что ли? Чего же ты обижаешься? - спрашивает Татьяна. - Но при тебе теперь ничего вообще сказать нельзя. Каждое слово прямо на газетную полосу идет.
- Я вас всех опишу, - говорю я, - и всем вам таким образом отомщу. За все.
- Пепел Довлатова стучит в его сердце, - говорит Алик и разливает водку по стоящим на столе фужерам. - Слава Лимонова не дает ему спать по ночам.
- Я из-за этого с Довлатовым вообще общаться отказывалась, - говорит Алёна. - Он однажды сказал: «Алёна, как вам понравится, если я приглашу вас поужинать?» «Если мне понравится, - ответила я, - то я, Сережа, приглашу вас позавтракать.» Я все время боялась, что я ему дам случайно, а он потом это в рассказ какой-нибудь тиснет.
- Но я ведь тебя поужинать не приглашаю, - говорю я. - Так чего ты боишься?
- А тебя я и не боюсь, - говорит Алёна. - Ты что, всерьез себя с Довлатовым сравниваешь?
Мы сидим в ресторане «Эдем» и отмечаем пятилетие того рокового дня, когда Вадим и Надя выкупили его у разорившихся прежних хозяев. Вообще-то в Америке рестораном называется всякая забегаловка - даже те, где ничего, кроме яичниц с беконом и отвратительного кофе, отродясь не подавали, но «Эдем» - это совершенно другой случай. Даже по меркам брайтоновских дворцов общепита у Малининых - заведение отменное. Два этажа, два, соответственно, огромных зала: один специализируется на русской, второй - на французской кухне. Интерьер «русского» зала оформлен под избу, «французского» - в стиле арт-деко начала прошлого уже, как это ни страшно сказать, века. В каждом зале свой оркестр, свой репертуар, своя специфика обслуживания. Официально пятилетие «Эдема» будут праздновать завтра - с шумом, грохотом и с гостями числом за пять сотен, причем все они друг с другом так или иначе знакомы, что само по себе уже говорит о многом. А сегодня Вадим и Надя свой «райский сад» закрыли, чтобы все убрать и приготовить, заодно пригласив самых близких - просто посидеть, выпить по паре фужеров водки (Алик, как известно, по-другому ее не пьет) и поболтать без всякой помпы.
- Я вообще не понимаю, как вы с Надькой столько лет продержались, - говорит Мила. - Готовить вы не умеете. В Москве ничем подобным не занимались, естественно. Как вам вообще такая идея в голову пришла?
- Существует старинный, веками проверенный еврейский принцип, - говорит Вадим. - Если ты не знаешь, какой бизнес открыть, открывай тот, каких в этом районе больше всего. Поэтому на Брайтоне в каждом квартале есть продуктовый магазин, ресторан и аптека, а все равно постоянно новые открываются. Остальные же бизнесы чаще всего прогорают.
- Бизнес - это звучит гордо, - говорит Алик. - Бизнес - это мера всех вещей.
- В бизнесе все должно быть прекрасно: и доход, и выручка, и навар, и прибыль, - говорит Татьяна. - Бизнес - это наше всё, правда, Лёш?
- Да уж, - говорю я. - Насмотрелся я, как эти бизнесмены пашут от зари и до зари, без выходных и отпусков. А сколько друзей в результате злейшими врагами расстались. Это еще если не поубивали друг друга. Причем ведь что интересно: пока дела идут паршиво, еще есть шанс не расплеваться. А если вдруг деньги какие-то на горизонте замаячили, тут уже все друг дружку удавить готовы. И потом, в каждом бизнесе обязательно обман какой-то есть. Если не клиентов напаривают, то поставщиков. Если не поставщиков, то партнеров. Если не партнеров, то государство.
- Чушь это все, - говорит Олег, который, ссылаясь на занятость, в последнее время появляется в нашей компании все реже и реже, но такого случая, как юбилей «Эдема», пропустить, конечно же, не мог. - Вот смотри, я - кардиолог, жена моя - терапевт. Мы создали компанию - медицинский центр. Пригласили других врачей. Принимаем пациентов. Лечим их, как можем. Налички в нашем деле нет - так что и с налогами все в порядке. Зарплату платим регулярно, иначе персонал разбежится весь. За офис попробуй не заплати - выгонят в два счета. По займу, который мы в банке брали, - тем более. Кого мы обманываем?
- Себя? - говорит Алик с полувопросительной интонацией, которую он позаимствовал из английского языка.
- Брось ты придуриваться, - говорит Олегова жена Светлана. - Мы работаем день и ночь, по 40 пациентов за день у каждого. Да и другие тоже. Посмотри на любого хозяина магазина - как он вкалывает. Мы приехали сюда без копейки - ты же знаешь. Сами всего добились, учились, экзамены сдавали. У тебя же на глазах бизнес этот ставили.
- Бизнес всему голова, - говорит Татьяна. - Правда, Лёш?
- Правда, - отвечаю я. - А виновники торжества что молчат?
- А что мы? Нам просто повезло, - говорит Надя. - Хотя в принципе я согласна... Катька растет, как трава, - бабушка у нее вместо матери родной. Да и мы сами - столько лет уже здесь, а дальше Флориды так и не выбрались ни разу.
- Вы по неправильному пути пошли, - говорит Алик. - Самый лучший бизнес - это клянчить деньги. Открываете компанию какую-нибудь и сразу начинаете искать спонсора. А еще лучше - просите у правительства грант. А еще лучше - и то, и другое одновременно.
- Лёш, откройте с Татьяной бизнес какой-нибудь, - говорит Алёна. - А то живете в нищете. Как лузеры.
- Ну и что? - спрашиваю я и смотрю на сидящих напротив меня Володю с Ларисой. Они молчат, никакого участия в общем разговоре не принимают, но ничего удивительного для меня в этом нет.

* * *
С Володей - застенчивым гигантом, выделявшимся из любой толпы не только своим исполинским ростом и телосложением, но и копной вьющихся рыжих волос, - я познакомился в Москве еще в 1980 году. Меня тогда после подачи документов на выезд выгнали из института, и кто-то посоветовал мне устроиться на ВДНХ - продавать мороженое. Была такая, если помните, Выставка Достижений Народного Хозяйства. Теперь ничего этого нет - ни выставки, ни достижений, ни хозяйства, ни народа.
Почему мы подружились с тоже подрабатывавшим там Володей, трудно сказать. Он был мало похож на остальную мою тогдашнюю компанию, но и я сам не всегда чувствовал себя в ней комфортно. Мой уровень был все-таки пониже, и с человеком, не имеющим никаких интеллектуальных амбиций, мне было несравненно проще и легче.
В 1981-м году я уехал, и мы совершенно потеряли друг друга из виду. Сам я письма в Москву не писал, зная, что они воспринимаются там как весточки с того света, а от Володи получил пару коротких записок, из которых следовало, что он женился, завел двух очаровательных дочерей-близняшек, потом, на самой заре перестройки, основал кооператив какой-то, купил квартиру в самом центре, дачу, машину. Правда, там разборка какая-то вышла не такая, как планировалось первоначально, - вроде, даже с применением огнестрельного оружия. Я тут по всему Нью-Йорку, по всем общим знакомым собирал ему потом деньги на врачей и операцию - слава Богу, удачную. Одно время он ходил на костылях, потом еще пару операций сделали, и теперь он обходится простой палочкой, которая ему по-своему даже идет.
В 1988-м году я впервые после отъезда приехал в Москву. Володя встретил меня в «Шереметьево» на собственной машине, что тогда было еще редкостью.
- Матом ругаешься? - спросил он у меня первым делом.
- Ругаюсь, - честно ответил я.
По Ленинградскому шоссе он гнал со скоростью, превышающей не только официальные, но и все разумные ограничения. ГАИ пару раз свистело ему вслед, но безрезультатно.
- Я всегда смотрю, заведен у него мотоцикл или нет, - объяснял Володя. - Если не заведен, я даже не останавливаюсь - все равно не догонит.
- В Америке за это огонь на поражение открывают, - сказал я. - Считается, что, если человек не остановился на сигнал полицейского, то значит у него в багажнике в лучшем случае мешок кокаина, а в худшем - пара трупов.
Володя мне не поверил. Впрочем, моим тогдашним рассказам о жизни на западе не верил вообще никто. «Не может такого быть», - говорили мне, например, на сообщение о том, что за неподстриженный возле собственного дома газон могут оштрафовать, а за уклонение от уплаты налогов сажают в тюрьму. Мои друзья лучше меня знали, что, в отличие от постылого «совка», Америка - это страна полной и неограниченной свободы и там нет и не может быть того абсурдного идиотизма, который является исключительной привилегией ненавистных коммуняк и построенного ими общества.
Вскоре моя компания начала разъезжаться: кто во Францию, кто - в Германию, кто - в Канаду. Володя тоже уехал вместе со всей своей семьей, включая родителей, тещу, тестя, дедушку, бабушку жены и пару каких-то отдаленных теть. В Италии он за короткое время успел создать бизнес по организации туристических экскурсий для эмигрантов, а вот в Нью-Йорке как-то потерялся. Больше года работал на стройке, потом мусор убирал в еврейском центре. Мы общались урывками, но окончательно отношения никогда не прерывались. О моих советах сидеть в Москве и никуда не рыпаться я старался ему не напоминать. Был уверен, что он и сам о них помнит.
Однажды Володя позвонил и пригласил нас с Татьяной на новоселье. Сказал, что переезжает в дом на Лонг-Айленде, и поэтому заедет за нами на машине. Но домом его новое жилище можно было назвать только очень условно. Это был самый настоящий трехэтажный дворец - с внутренним олимпийским бассейном, каминами, цветными витражами, полами из черного мрамора и совершенно неописуемой итальянской мебелью. В гараже стояли две новые машины - «мерседес» и «БМВ». На Ларисе было «диоровское» платье и бриллиантовое колье, а сам Володя все время небрежно бросал взгляды на свой новенький «роллекс».
От меня у него секретов никогда не было, и загадка его внезапного обогащения разрешилась в тот же вечер - еще даже первую бутылку не успели допить. Оказалось, что его старые приятели по московским кооперативам организовали поставки цветных металлов из России в Европу, а вырученные деньги решили вложить в американский фондовый рынок - попросту говоря, в биржевые акции. Вот им и потребовался человек на западе, который мог бы оформить все на свое имя. Создать инвестиционную компанию, нанять юриста, бухгалтера, уладить формальности. Не за «спасибо», конечно, а за хорошие комиссионные. Насколько хорошие - можно было судить по лонг-айлендскому особняку, машинам, колье и всему прочему.
- С банком такая умора была, - говорил Володя. - Я счет открыл и домой поехал. Подъезжаю к дому, а меня Лариска встречает с во-о-от такими глазами. Оказывается, пока я ехал, из банка четыре раза звонили. Ну, перезвонил я им. «В чем дело?» - спрашиваю. Они, заикаясь, начинают вежливо так объяснять, что на мой счет только что перевели из Италии два с половиной миллиона долларов. Спрашивают, не ошибка ли? «Нет, - говорю я им, - все правильно.» А я тогда еще на старой «королле» ездил, и они ее видели, конечно. Да и английский мой - ну, сам знаешь...
Какое-то время дела у него шли, мягко говоря, неплохо. Редкие металлы текли из Сибири в Италию нескончаемым мутным потоком. В подробности мы никогда не вдавались, но и без них было понятно, что доставались они Володиным партнерам не самым легальным образом. В России тогда все можно было взять за сущие копейки - то есть даже не по реальной советской цене, которая и так была ниже мировой, а за взятку директору данного предприятия. За десять штук «зелени» отдавали танкер нефти или несколько вагонов медной проволоки - директору ведь все равно: добро-то еще все государственное было, а экзотические по тем временам бакинские купюры шли прямо в карман. Долго, конечно, так продолжаться не могло, но на долю Володиных приятелей хватило. Вскоре директора советских предприятий-гигантов расчухали, что гораздо выгоднее будет все это хозяйство приватизировать и гнать вагоны с танкерами на запад уже без всяких посредников. Так в передаче «Спокойной ночи, малыши» появился новый персонаж - котенок по кличке «Ваучер».
Володя этих перемен не заметил, вел себя, как будто ничего не случилось. Но в какой-то момент из Москвы приехал организовавший все это дело его партнер Миша и прямо заявил: «Ты живешь в моем доме, купаешься в моем бассейне, ездишь на моем «мерседесе» и носишь мой «роллекс». Отдавай все обратно.»
Отдавать не хотелось, Миша начал судиться, а, увидев, что все оформлено в точном соответствии с американскими законами, сказал: «О детях своих подумай. А то как бы не случилось с ними чего».
- Мне повезло, - говорил мне Володя. - У меня был телефон Вазгена.
- Какого Вазгена? - спросил я, как будто это имело хоть какое-то значение.
- Ну, есть в Москве такой авторитетный мужчина. Вернее, теперь уже был. Но не важно. Не суть. Я ему позвонил, объяснил, что, если Миша меня потопит, то вместе со мной все пузыри пускать начнут. Кому это надо?
В общем, разошлись они с Мишей каким-то образом, инвестиционный фонд свой закрыли, причем очень вовремя - до того, как американская биржа рухнула. Так что Вазген, вроде, немало даже на этих акциях заработал. А Володя вскоре еще с какими-то своими старинными друзьями-кооперативщиками основал компанию по импорту в Москву западной электроники. Телевизоры, видеомагнитофоны, музыкальные центры и все такое прочее. Дело поставили с размахом, на широкую ногу. Реклама их фирмы одно время чуть ли не на Боровицкой башне висела - и такие тоже были в России времена. Володя суетился день и ночь, что-то доставал, оформлял, отправлял контейнеры, принимал факсы. Вложил он в это сумму, которой, по его словам, мне бы на десять таких жизней, как у меня сейчас, хватило.
Через два года выяснилось, что ничего, кроме убытков, компания не приносит.
- Понимаешь, - объяснял мне Володя, - здесь я за все должен сразу платить, а там берут товар на реализацию, и жди потом от них денег. Даже если они честные и отдадут через полгода, мне-то здесь что в это время делать? А честных там нет. Одни «совки». Ворюги все до единого.
После закрытия «электронной» компании Володя решил с бывшими соотечественниками дел больше не иметь. Его следующим, как он любил говорить, «проектом» было освоение недвижимости в Луизиане.
- Понимаешь, - объяснял он на полном серьезе. - Там солидные люди, коренные американцы. С «Мэйфлауэра». Я покупаю огромный участок земли. Несколько гектаров. А они обеспечивают прохождение через городской совет решения о строительстве на этом пустыре многоквартирных кооперативов. Два лимончика всего положить надо, а во что они превратятся через год - сам понимаешь.
Я понимал. С тех пор прошло уже больше пяти лет. Нужного решения горсовет все еще не принял, но, как обещают, должен принять со дня на день. Володины попытки выйти из дела и хотя бы просто вернуть свое, пусть и без всякой прибыли, тоже закончились ничем. Солидные партеры утверждают, что в Америке так не принято. Здесь так дела не делаются. Здесь серьезные люди так не поступают.
Первый же юрист, к которому Володя обратился за помощью, сказал:
- Луизиана - это глубокий Юг, а на Юге особые законы. Там надо местного искать, а какой же местный согласится из своих друзей деньги выколачивать, да еще ради какого-то еврейчика нью-йоркского?
Потом у Володи было еще много всего разного, голубого, розового и красного. Интернетовская компания по продаже детских игрушек, китайские украшения из жемчуга и таиландские кораллы, поставки минеральной воды из Армении и обуви из Румынии. Попутно он начал опять играть на бирже - причем теперь уже не на чужие деньги, а на свои кровные. Сначала он «вложился» в российские нефтяные компании, а после дефолта 1998 года, когда все эти акции в одночасье превратились в обои, переключился на чисто американские фирмы.
- Понимаешь, - говорил он. - В «Блютек» изобрели средство от рака. Пока об этом никто не знает, потому что лекарство еще только проходит проверку. Но мне совершенно точно сказали, что оно будет утверждено. Сегодня акции «Блютека» стоят доллар. Через три месяца - будут стоить сто.
- Сколько ты их купил? - спросил я.
- Я решил не мелочиться. Дело-то верное, сам понимаешь. Революция в медицине.
Дом с бассейном на Лонг-Айленде Володе пришлось продать. «Мерседес» с «БМВ» тоже. Лариса пошла работать преподавательницей музыки - благо она успела в молодости Гнесинку закончить. Сам Володя говорит, что ему все надоело и что пора уезжать из Нью-Йорка обратно в Россию. Подальше от арабских фундаменталистов с их терактами. Беда в том, что дочки привыкли к Америке, а по-русски не понимают ни слова. Да и Лариса тоже от этого плана не в восторге.
- Понимаешь, - говорит он. - Я ведь все ради них. Мне самому ничего не нужно. Мне на все наплевать. Я только хочу, чтобы они нормально жили. Может, мне застраховаться да и прыгнуть с чего-нибудь высокого?
- Самоубийство - это самый страшный грех, - говорю я. - Церковь таких даже не отпевает. Прямо в ад попадешь.
- Мне все равно, - говорит он. - Зато Регинка с Настей нормальное образование получат. И Лариса будет жить, как человек. И родители.
- Страховка по самоубийству не заплатит, - говорю я.
- А если все обставить так, как будто у меня отказали тормоза и я с моста в реку свалился? Тогда ведь заплатят, как ты думаешь?

* * *
Разговор о превратностях бизнеса в «Эдеме» закончился, естественно, ничем. Съехали на какую-то другую тему, как это часто бывает, особенно если водку фужерами пить. Володя так и промолчал тогда весь вечер, а я смотрел на него и думал, что Алик, конечно, умный мужик - Парменида читал, к Бибихину на лекции ходил. Вадим с Надей тоже молодцы - такой «райский садик» на себе тянут. Про Олега со Светой и говорить нечего, да и остальные из нашей компании тоже немалого достигли. Все они умные, относительно преуспевающие, перспективные, удачливые. Но Володю я все равно люблю больше. И если и завидую кому из них, так только ему одному.
Может, я и вправду полный дурак, но я верю, что он не для себя старался, а для своей огромной семьи. И в том, что ничего не получилось у него, какой-то высший смысл есть. Должен быть. Не может не быть его. Просто не может. Деньги шальные кончились, но зато появилось в человеке что-то другое, чего раньше в нем никогда не было.
Из «Эдема» они с Ларисой подвезли нас домой на своей «королле». У подъезда Володя вышел из машины. Татьяна пошла наверх кормить уже наверняка проголодавшегося за вечер Мурзика, а мы с моим старым другом остались на улице - выкурить по последней сигаретке.
Ночь была тихая, прохладная. От ветра с океана водка быстро выветривалась из головы.
- Знаешь, я на курсы записался, - сказал Володя. - Программистские. Не получается, правда, ни хрена. Старый я уже для этого. Башка не варит совсем.
- Поначалу ни у кого не получается, - сказал я. - А потом обязательно получится. Обязательно. Вот увидишь.
Докуривали мы уже молча. А когда они с Ларисой уехали, я еще постоял некоторое время у подъезда. Просто так. Без всякого дела. Без всяких мыслей. Вернее, была одна, но какая-то неопределенная, я ее даже сформулировать толком не могу.
Не знаю, может, я и вправду полный дурак, но не зря ведь в одной хорошей книжке сказано, что Бог гордым противится, а смиренным дает благодать. «Такими словами, - думал я, стоя под окнами моего дома, - просто так не бросаются. Это было бы уже совсем нечестно. Совсем нечестно и совсем неправильно.»