Дорогой гениальности:от Мантеньи до Матисса

Frick Collection, музей шедевров, как справедливо называют его во всём мире, и в чём мы смогли убедиться, многократно его посещая, снова представляет благодарным зрителям уникальное собрание рисунков. И, что очень важно, – опять в историческом аспекте. Позволив нам, сев в гипотетическую машину времени, очутиться в Италии XV века и, пройдя по мастерским художников истинно гениальных, от Андреа Мантенья до Анри Матисса, объяв полтысячелетия, добраться до века ХХ-го, который мы по праву называем «нашим», потому что в нём родились, да и прожили большую часть жизни.

 

Рисунок. Действительно, для искусства – начало начал. Его источник. Когда, выйдя из пещеры и рисуя на скалах, человек ощутил себя личностью. Рисунок предваряет  и работу над живописным полотном, и над скульптурой, и над гобеленом, и над витражом... Но имеет не только вспомогательное значение, являя собой зачастую самостоятельное произведение, в котором художник достигает выразительности изображения не красками, а с помощью линий, штрихов, теней. Да-да, теней, которые виртуозно обозначает настоящий мастер, передавая настроение и чувства.

 

Рисунок может быть ничего не значащим наброском, но может стать и произведением интереснейшим, талантливым, во времени не затерявшимся. Даже, если это эскиз, первое воплощение мысленного образа перед работой над большим холстом или изваянием. Вот такое уникальное собрание из художественной галереи знаменитого английского Кортолдского Института Искусств и дарит нам сейчас музей Фрика.

 

Итак, начнём наше путешествие во времени. Мы с вами неподалеку от Мантуи, в мастерской великого художника Раннего Возрождения. Андреа Мантенья готовится к созданию своего вошедшего в историю искусства «Бичевания». Эскиз за эскизом. А среди них и тот, перед которым замираем мы сейчас в музейном зале: «Христос у колонны». Удивительно, но уже в этом рисунке пером художник достиг того уровня героического пафоса, с которым утверждает силу и достоинство человека. Ибо видит в Сыне Божьем прежде всего человека. Такого, каким он должен быть, – мужественного, сильного, не сдающегося никому и ничему.

 

А вот Леонардо, гигант на все времена, двадцатью годами позднее, уже в 1480-м, блистая чеканностью форм и глубочайшей аналитичностью, в Марии Магдалине проявляет прежде всего женщину – чуточку кокетливую, но не устающую трудиться, пролить свою заботу и любовь, подняться до подлинной жертвенности.

 

Теперь, перешагнув в XVI век, мы в Парме. Пармиджанино оставил потомкам больше тысячи рисунков, в числе которых и такой шедевр, как отчаянно ищущая спасительный выход «Женщина, присевшая на землю». Как много сказано в гениальном этом рисунке!

 

В архиве Лувра найден этот открывшийся нам эскиз дворцового дизайна, сделанный Бернини для Людовика XIV. Эскизы замечательного архитектора Джан Лоренцо Бернини точно так же поражают стремительностью движения и пространственным размахом, как и  созданные им величественные сооружения, естественно, как у большинства архитекторов, предваряемые множеством эскизов. Так рождаются многие архитектурные пейзажи. Например, изумляют редкостная кропотливость и вдохновение, с которыми двумя веками позднее, уже в туманной Англии, Джон Констебль нарисовал лодонскую церковь Св. Марии.

 

Если мы станем придерживаться хронологического ряда, то рассказ о богатейшей нынешней фриковской экспозиции лучших рисунков мирового искусства, не закончим никогда. Поэтому, чтобы дать вам, дорогие читатели, хлёсткий стимул выставку эту посетить, «выхватим» из представленного в музее самые значительные работы. Хотя сделать это очень сложно, потому что незначительных там попросту нет. Хотя бы эта кажущаяся небрежной, быстрой сангиной брошенная на бумагу великим Рембрандтом гениальная зарисовка. Саския, любимая его Саския, едва оправившаяся после тяжёлых родов, с ребёнком у груди.  Собрав все силы, приподнялась она в постели, увидев вошедшего в комнату мужа. Мы не видим его, но знаем, чувствуем: он вошёл. В рисунке можно прочесть всё: как любят они друг друга, как боится за жену художник и как провидит раннюю её смерть. Нарисовать так – проникновенно и глубоко – мог только великий мастер. Заметили, как часто находите вы в этих заметках слово «великий»? Уверяю – без единого ложного посыла или преувеличения.

 

Великому (опять великому, от слова этого здесь, у Фрика, не уйти) Питеру Паулю Рубенсу, отгоревавшему после смерти жены 4 года, было 53, когда женился он на 16-летней дочери антверпенского торговца шёлком Елене Фоурмент. Любовь вспыхнула, как факел, и с тех пор большинство работ гениального портретиста посвящены были ей и только ей. Её он почитал образцом женственности и красоты.  И в каждом портрете юной женщины, будь-то живопись или графика, бушевало обжигающее пламя любви и желание. Спаянная с мастерством невероятная сексуальность. И в этом сверкающем перед нами выразительнейшем рисованном портрете тоже. Рубенс любил повторять слова римского философа-стоика Сенеки, утверждавшего, что любовь – это самая высокая мотивация для искусства.

 

А как хороши ню Жан-Антуана Ватто, Доминика Энгра, Эжена Делакруа... Каким эротизмом, какой динамикой насыщены рисунки нагих фигур в пуантилистическом шедевре Жоржа Сёра, у Эдгара Дега, у Пабло Пикассо... И, конечно же, у Анри Матисса, который, греша слегка реминисценциями энгровской техники, почти все свои женские персонажи сначала рисовал обнажёнными, полагая, что именно женская нагота поможет открыть в женщине всю её суть. И её характер тоже. Вот – как в его «Обнажённой в кресле».

 

Карпаччио, Беллини, Веронезе, Тинторетто... Дюрер, Брейгель, Каналетто, Тьеполо, Пьяццетта с его сверхгениальным рисунком мальчика и старика – неизбежности угасания и радостного возрождения жизни и таланта в детях...

 

Рада за вас: вам только предстоит увидеть эту феноменальную выставку. Музей находится в Среднем Манхэттене, на углу 5 авеню и 70 улицы (поезд метро «6» до 68 Street). По воскресеньям, с 11 до часа, вход бесплатный.