«Как вспыхивают яркие лучи»

Ты просила написать что-то доброе, что-то светлое – лучисто, ярко, радостно.

Ты просила написать что-то нежное. И улыбчивое что-то, и приветное...

 

Эти строчки так же, как и поэтически выверенное заглавие, принадлежат Асе Оранской. Они сразу и в полной мере характеризуют ту яркую художественную, подобную саду непрерывного цветения выставку, куратором и участницей которой и стала Оранская, самобытный поэт и живописец.

 

Здесь, на очередной выставке в той замечательной бруклинской библиотеке на Ocean Ave, руководство которой считает необходимым приобщать своих юных читателей, да и взрослых бруклинцев, к настоящему искусству, много полотен Аси. Пламенеет осенний парк («ветер листает багряный клавир»), буйствует сирень, кажется, что твоего сердца бережно касаются головки ромашек, розы интригующе выглядывают из-за шторы... А вот меня заинтриговала философски сложная картина каменистой пустыни Негев, где огромный камень вдруг ожил и   оборотился головой мудрого царя Соломона, с ужасом и восторгом оглядывающим свою возродившуюся страну.

 

У Эсфири Разиной более всего понравился мне её в шарденовском духе исполненный натюрморт с виноградом, но, главное – солнечный, свыше осиянный Оранский (неслучайное, я думаю, совпадение с фамилией Аси) монастырь в Белоруссии, написанный светло и с подлинным благоговением.

 

Инна Будовская сродни мне по беспокойной «охоте к перемене мест». Свои впечатления очень точно и эмоционально бросает она на полотно.

 

 

 

Шум вокзальный даёт надежду, что вдали, там, на полпути

 

Есть такая станция – «Между», где смогу я себя найти.

 

 

 

Будовская нашла себя в «городских портретах» Венеции, Парижа, Лондона, Праги... Ух, какая омытая дождём старая булыжная мостовая в Вышнем Граде!

 

Просто здорово, что Гильдия, для которой выставочный зал замечательной этой библиотеки стал родным домом, пополняется молодёжью. Вот в сегодняшней экспозиции у Илоны Шпектор корзина влюблённой в красоту сирени. А Марина Пекарь – настоящая сказочница, зверушки её очеловечены: совушка, которую ёжик уговаривает подобреть; крокодил, не решающийся прогнать птичку, присевшую  ему на нос; кошки на андерсеновской черепичной крыше, замерев, взирающие на (волшебным, наверняка, образом) внезапно выросшие в дымке громады Нью-Йорка.

 

И – художник особенный. Витражист. Племя этих мастеров, чьё дело требует кропотливейшего, близкого к ювелирной технике труда, внимания, фантазии, вкуса и, конечно же, увлечённости, увы, редеет. Механизировать хоть сколько-нибудь не удаётся, да и навряд ли удастся, труд ручной и тяжкий, а соседствовать должен с подлинно художническим талантом. Итак, витражист выдающийся, не мастер – гроссмейстер сложнейшего своего искусства, Леонид Гринберг. В экспозиции несколько дивных его поэм из цветного стекла, каждая из которых взволнует и заставит признать: перед нами истинный талант.

 

Удивительные, будто источающие аромат цветы – гордые тюльпаны, царственная роза... Какое изобретательное мастерство, какой вкус и какая колористика! Поразил своей многомысленной выразительностью, абсолютной завершённостью и лаконизмом витраж, где в орнаментальном обрамлении одна-единственная буква древнееврейского алфавита – Хай, что означает: жизнь. А потому говорилось ещё три тысячи лет тому назад: «Аманут хай», «Да живёт искусство», или, приведя к общему знаменателю с привычной формулировкой, – «Искусство вечно!»

 

Но, наверно, следует сказать несколько слов о витраже. Эта сюжетная картина составлена из кусочков цветного стекла, скреплённых между собой узкими свинцовыми полосками. Витраж наравне с мозаикой украшал дворцы иудейских царей, а потом, через столетия, возродился в Средневековье как обязательный элемент декора окон соборов, а после и замков тоже. Когда сквозь высокие проёмы окон падали лучи солнца, окна будто зажигались, а яркие цветные стёкла начинали играть, как драгоценные камни.

 

У витража чаще всего два автора – художник, создавший первоначальную картину, картон, т.е. живописную кальку, и работающий непосредственно со стеклом мастер-витражист, как бывало зачастую в ранне- и позднеренессансные времена, да и позже, например, у Матисса, у Шагала...

 

Леонид Гринберг калькой другого живописца пользуется очень редко. Большинство сюжетов и орнаментов, послуживших основой для создания витража, рождены его собственной фантазией и богатым художественным воображением. Ну, и мастерством, разумеется. Не верится ,что Гринберг, в прошлом рижанин, инженер-дизайнер, только здесь, в Нью-Йорке, как говорится, с нуля, начал заниматься трудоёмким и многоплановым  искусством витража. И освоил его. Да как! Стал профессионалом высокого класса.

 

Когда я побывала в мастерской Леонида, то была потрясена, сколько же подлинных шедевров скрыты от глаз тех, кто мог бы ими любоваться и их по достоинству оценить. Эти ландшафтные, декоративные, сложно сюжетные витражи должны быть в музеях, в храмах, просто в наших домах! Чтобы украшать нашу жизнь и учить тому, что есть красота, трудом и талантом сотворённая.

 

Пойдите на эту выставку. Непременно.

 

Библиотека находится на Ocean Ave  за углом от Kings Highway (так называется и остановка поезда метро Q).