...и время так медленно плыло при лунном свете, при лунном свете.
Рэмон Кено
Король Грез, властитель грез – в Нью-Йорке. Никогда еще не было ни здесь, ни где бы то ни было столь полной, столь объемной, столь насыщенной экспозиции, где великий француз предстал бы, как рисовальщик. Это интересно чрезвычайно, но ценно вдвойне, потому что выставка рисунков Греза проходит в великолепном Frick Collection музее, в имени которого все о нем – «Коллекция Фрика».
Нет, нет, это не просто собрание картин, скульптуры, замечательных образцов декоративного искусства, мебели, посуды... Это – коллекция шедевров, особое очарование которым добавляет то, что расположены они в поистине потрясающем интерьере, в дивной красоты дворцовых залах и галереях, в торжествующе прекрасном зимнем саду, в сохранивших тепло, интимность и некую таинственность комнатах. Это был просто жилой дом, построенный в стиле европейских палаццо XVIII века известнейшим американским архитектором Томасом Гастингсом в самом начале века XX для Генри Клэя Фрика, питсбургского промышленного магната, уже тогда – мультимиллионера (а по нынешним денькам, наверное – мульти-миллиардера).
Был Фрик тем, что называют в Америке self-made-man, т.е. человек, сделавший себя сам.
Кстати, в музейном кинозале по несколько раз в день демонстрируют любопытнейшую короткометражку о жизни, трудах праведных и проснувшейся в нем и успешно реализованной страсти собирательства произведений искусства.
Коллекционный бум в Америке начался одновременно с появлением первых музеев (а были это нью-йоркское «Историческое общество» и «Институт всего для всех», ставший знаменитым Бруклинским музеем). Независимая Америка становилась богатой, мощной державой, расширялись ее территории, росло не по дням, а по часам финансовое могущество и международный авторитет, росло, соответственно и число богатых, и даже очень богатых людей. Собирать картины и т.д. стало престижно. Уже в первой половине XIX века был заложен фундамент ряда интереснейших коллекций. Впрочем, как вы понимаете, промышленники, финансисты, всяческие мясные, медные, текстильные, табачные короли не слишком-то в искусстве разбирались и частенько становились жертвами мошенников, покупали копии, подделки и вообще разнообразную чепуху. Но были уже и люди понимающие, и коллекции стоящие. Ну, а потом на арену коллекционирования вышли такие титаны, как Морган-старший, Рокфеллер, Вандербильт, Гуггенхеймы, Барнс, бывшие поначалу увлеченными дилетантами, но ставшие подлинными знатоками искусства, даже крупными специалистами-искусствоведами. К их когорте принадлежал и Генри Клей Фрик.
Его коллекция – это, в полной мере, антология наиболее выдающихся произведений западного искусства от лет раннего Возрождения до 19 века. Бронза Ренессанса, лиможские эмали, севрский фарфор, мебель Ризенера, Буля, Лякруа, Карлина, но, главное – поразительная живопись. Беллини, Буше, Констебль, Гейнсборо, Коро, Фрагонар, Гойя, Эль Греко, Гольбейн, Рембрант (в том числе, признанный лучшим автопортрет гениального мастера), Вермеер, Тициан, Тернер, Веронезе, Веласкес, ВанДейк, Уистлер (единственный в экспозиции американский художник), Ренуар и .., и.., и, конечно же, Грез, великий бургундец, как звали его при жизни, - дивная его, трогательная “Вязальщица”, премьер Комедии Франсез, пленительный граф Альмавива в прогремевшей пьесе Бомарше – красавец Батист Анэ, чью славу блистательного актера не перечеркнули прошедшие столетия.
А этажом ниже – нынешняя превосходная выставка прибывших отовсюду рисованных работ Греза и самостоятельных значительных произведений, главным образом, эскизов к живописным полотнам, набросков, зарисовок, свидетельствующих, каков титанический труд художника, как долго и тщательно готовится он к созданию картины, каждая из которых для него в этот момент – единственная и самая важная, как, например, вот эта – “Отцовское проклятие: неблагодарный сын”.
Тема родительского проклятия, бывшая во все века (кроме нашего потерянного времени) весьма актуальной, потому что проклятый, подчас несправедливо, сын становился нищим изгоем, волновала многих художников. Но Греза, любящего и любимого сына, тесно со своей семьей связанного, почему-то особенно, что и видим мы на тщательнейше проработанных, написанных на бумаге кистью поверх рисунка карандашом и пером эскизах. Перед нами развертывается некое театрализованное действо, невероятно динамичное, полное экспрессии, даже страсти. Отец, гневный и страдающий; пораженный неожиданным, по-видимому, проклятием яростно протестующий отверженный сын; ужасом охваченные члены благородного семейства (включая малыша, лет эдак трех).
Трагичен образ теряющей сына матери. Навсегда? Часто бывало и так. Но художник показал следующую «серию» объемной этой напряженной в своей сверх экзальтации панорамы, объединенной общим началом – проклятием отца своего сына: «Наказанный сын». Картина (эскиз этот, являющийся практически законченной многофигурной композицией, невозможно назвать рисунком) являет нам тот момент, когда сын, изнуренный, в лохмотьях, возвращается домой в тот час, когда отец его умирает. И невольно закрадывается крамольная мысль: наказан не только этот измученный, голодный, больной изгнанник, но и жестокий, не сумевший понять и простить отец.
Дени Дидро, великий французский философ, критик, энциклопедист встретил эту абсолютно новую, бесконечно варьированного разно национальными живописцами и ставшего почти традиционным сюжета восторженно, воскликнув в экстазе: «Превосходно, замечательно, грандиозно!» Впрочем, находились моралисты и ханжи, которые обвиняли Греза в том, что рисунки его оскорбляют религиозные чувства и развращают душу, забыв о том, что прежде обвиняли художника в излишнем морализаторстве, которое, как говорится, имело место быть.
Дидро часто говорил и писал (в знаменитых своих «Салонах», где выступал как теоретик искусства и художественный критик), что Грез – достойный подражания художник, чей живописный стиль и сама мастерская живопись вызывают неизменный интерес, а выбор сюжетов и персонажей доказывают, что это человек, тонко чувствующий, самостоятельно мыслящий и отлично знающий среду и время, в которых жил, и которые были его временем, его скромным, благопристойным окружением. Наверное, именно отсюда и проистекала его любовь к буржуазной мелодраме, которую он изображал на холсте, предваряя эту работу многочисленными эскизами.
Он писал столь близкие его сердцу сцены семейной жизни, становившиеся своего рода притчами и всегда включавшие элементы поучения в неподражаемой манере, смеси сентиментальности и морализаторства.
И персонажи Греза тоже всегда были из этой же среды. Вот его сильный, стремительно движущийся, вскинувший для удара руку парень, вот деловитый нотариус, вот мудрые, нелегкую жизнь прожившие старики. Но конечно, более всего удавалось художнику образцы женские, глубинно им понятые. Настолько, что о каждой изображенной им женщине он мог бы сказать : «Это я!». Что и сделал, описывая свою героиню, Флобер сто лет спустя.
Головки Греза! Более всего его прославившие знаменитые tetes d’expression, необычайно поэтичные, нежные, женственные. Иногда это головки целомудренных простушек, но чаще - женщин, имеющих чувствовать, знающих, что такое страдания, заботы, потери и... любовь, непременно, любовь. Поэтому что, есть ли на свете женщина, даже жестокая, сварливая, падшая, не знавшая, что такое любовь, желание равнодушие, отверженность, ну и хотя бы капелька счастья? Ах, эти девичьи грезы – сама чистота самую малость приправленная греховными мыслями. Ох, эти женские мечты, сомнения, сожаления, дума радостные и скорбные, любовь, ненависть, восхищение, презрение, чувства и чувственность, мудрость души и мудрость сердца, поступков, уловок! Как, кем дано было узнать, познать все это ему, мужчина, полюбившему лишь единожды, но – на всю жизнь? Загадка.
Жан-Батист Грез, родившийся в Бургундии (отсюда и прозвище) и учившийся живописи в Лионе в Париж приехал уже двадцатипятилетним. Но парижанином, в город свой влюбленным, стад сразу. Здесь и прожил он более полвека – до конца. Только однажды покинул он свой Париж надолго, пробыв почти три года в Италии, считается тогда и оставшейся до наших дней Меккой художников. Свои впечатления от путешествия выразил Грез, прочитав в кучу друзей строфу любимого своего Жоашена дю Белле, поэта 16 века.
Сам обманул себя надеждою напрасной и растерял себя из жажды перемен, когда уехал в Рим из Франции прекрасной.
Известности в Париже Грез добился на удивление быстро. Собственно, и не добивался даже, просто очень много работал, но талант, яркая художническая индивидуальность и самобытность его живописи, а уж особенно, графики, сделали свое дело. Уже в 1755, через пять лет по приезде а Париж становится он кандидатом в члены (а потом и членом) знаменитой королевской академии живописи и скульптуры, а год спустя его работы выставляются в Парижском Салоне, чьи бьеннале, т.е. проходившие каждые два года выставки, уже тогда были невероятно престижны. В 60х (а это было десятилетие плодотворнейшее, принесшее Грезу славу) после очередной выставки в Салоне Дидро назвал художника гением. Была ли подспудная, причина, объяснившая буйное цветение таланта Греза? Да, была, Любовь. Любовь – радость, любовь – вдохновение, любовь – взлет. И музой художника была его жена Анна-Габриэль Бабути, которую любил он исступленно и преданно. Тогда, в 60х, выступал Грез, и выступал успешнейшее, как мастер женского портрета, но, главным образом, как жанрист, возносивший и анализировавший тему семьи. Но ключом к искусству 18 века были слова «историческая живопись», и художник пытался приблизиться к этому жанру, не отступая от академических канонов. Но, увы, это была не его стезя. Может, поэтому, что слишком хорошо он знал и понимал то время, в котором жил, его психологию, его людей. И наступили годы забвения, равнодушия толпы, терзаний забытого гения и унижений. Но талант никому не дано затоптать, и вот Грез снова в славе , снова он ценен, снова имя его гремит. Он вновь вспоминает любимого своего Дю Белле :
И вот вернулся я – таким же, не другим, лишь то, что волосы немного поседели, да чаше хмурю бровь, и дальше стал от цели...
Какова она, цель художника? Ускользающее совершенство, за которым охотится он всю жизнь, никогда не бывая удовлетворенным до конца. Но Грез? Его полотна, его рисунки, удивительная его непревзойденная портретная живопись – глубоко психологические, романтизированные, экспрессивные портреты жены, матери («любимой мамы» – так и назвал эти рисунки художник), друга-актера Батиста Анэ и его жены, почитаемого Дидро целая галерея современников автопортреты образец самопознания, по более всех множество, великое множество дивных полных очарования портретов милых женщин, мечтательных, сексуальных, скромных (и не слишком), обещающих счастье и не всегда счастливых, - чудесные головки Греза, вызвавшие к жизни массу подражаний, но ни одного, о котором, можно было бы сказать: «Это лучше». Вот какое наследие оставил миру великий Жан-Батист Грез.
Ну, конечно же, дорогие читатели, выставку его замечательных работ нужно увидеть. Тем более, что побывать в музее Frick Collection приятно и интересно даже во второй, пятый, десятый раз. А сейчас там, вдобавок, демонстрируется редкой красоты мебель из ценных пород дерева, инкрустированного бронзой и литым цветочно-лиственным узором, с пластинками и медальонами из севрского фарфора работы знаменитого Мартина Карлина, немца, юношей приехавшего в Париж и ставшего французским мастером, чья мебель украшала многие дворцы, в том числе, в Петербурге.
Находится музей в Манхеттене на углу 70 улицы и 5 авеню Добраться проще всего поездом метро 6 до остановки «68 Street». Музей работает ежедневно, кроме понедельника, с 10 до 6, а в пятницу (новинка!) до 8.45. Доставьте удовольствие себе и своим друзьям.
Комментарии (Всего: 3)