Хранители нового времени

Глупое время, и нечего и не у кого
украсть.
Сивиллы путают прошлое
с будущим...
Иосиф Бродский

Их частенько и называли сивиллами, прорицателями будущего искусства. А еще первопроходцами на каменистых тропах искусства – нового, незнаемого, бесконечно меняющегося и обновляющегося, революционного в сути своей.
Проследить это можно на примере знаменитого Баухауза, выставки корифеев которого открылись сейчас сразу в двух крупных нью-йоркских музеях – Новых Галереях и музее Уитни. Но прежде всего коротко о Баухаузе.

Давайте-ка сядем в воображаемую машину времени и перенесемся в век ХХ, в Германию: в 1919 году (заметьте, модернизм уже вышел из подросткового возраста) дизайнером, архитектором и теоретиком архитектуры Вальтером Гропиусом была создана высшая школа строительства и художественного конструирования. Слово «Баухауз» привилось и прижилось, а сам он сыграл огромную роль в становлении авангардного искусства и архитектуры столетия великих перемен. Гропиус и его соратники (а это такие асы, как Василий Кандинский, Пауль Клее, Лионель и Люкс Файнингеры, Эль Лисицкий, Йозеф и Анни Альберс) сделали ставку на функциональное назначение искусства и стали основоположниками функционализма и рационализма в строительстве, дизайне, прикладном искусстве. Они считали, что связь изобразительного и прикладного искусства должна быть максимально тесной, а еще лучше, если они, взаимно дополняя друг друга, станут единым мощным творческим механизмом. Что и случилось.
Наделенные тягой к дерзкому экспериментаторству титаны Баухауза преподавали и изучали, разрабатывали технологию и новые формы графики, архитектуры, дизайна мебели и домашней утвари, вязания и ковроткачества, текстиля и театрального оформительства...

Фотография вошла в Баухауз в 1923 году вместе с Ласло Моголи-Наги, фотогением, чьи работы представлены нам сейчас.
Это был человек необузданного темперамента, кипящей взрывчатой энергии с собственным особенным взглядом на людей, вещи, движение. Но главное – он был фанатиком и великим мастером-новатором фотоискусства, в которое именно он привнес динамизм, особый таинственный свет, целый ряд позиционных и технических новинок, взятых на вооружение его последователями и сегодняшними фотохудожниками тоже.
Абстрактные фотограммы – легендарный Ласло первым удивил ими фотомир так же, как контрастной, без полутонов удивительной фотографикой. Черный-белый-серый. Этих цветов хватает, чтобы показать, рассказать, расцветить, убедить...
Шедевр – «Расторгнутый брак», разбитый, не склеишь. Она – на шарике – Земле, он – завеялся куда-то, чуть ли не на другую планету, не догнать, не отыскать. Да и зачем?! Поразительные монтажи: как Франческа да Римини мчится в объятиях возлюбленного в неостановимом танце сквозь время.
Совершенно потрясающий пейзаж: обнажившиеся деревья, отражающиеся в подернутом ледком озере. Тень мальчишки на воде. Белье на веревке живет своей жизнью и много чего может рассказать о своей хозяйке. Описать все не могу, могу лишь посоветовать пойти в музей Уитни.
Широко использует негативы – как в знаменитой «Кошке». Высочайшее качество изображения и выразительность, соотношение света и тени. Глубочайшая психологичность, буквально нутро, вывернутое наизнанку в фотопортретах. Понимание перспективы и души природы в ландшафтных съемках. Модуляции космоса – современней, чем сегодня.
Ласло многоталантлив. Как другие фотомастера Баухауза, он проявил себя в живописи, в книжной и газетной графике: все и всегда оригинально, насыщено мыслью, всюду вознесенность, некое «завихрение» образности. Инсталляции всегда с философским подтекстом: его «Конструкция из ничего» - это подлинный портрет ХХ века. По-моему, и ХХI – тоже. Потрет постоянно трансформирующегося времени и тех, кто в нем живет. Их нереализованные порывы и устремления, неусмиренные страсти.

На стенах музейных залов Моголи-Наги соседствует со своим соратником по Баухаузу Йозефом Альберсом. В Америке имя этого выдающегося модерниста-прикладника произносят Джозеф Олберс и называют (уверенно!) художником американским. «Немецкий», - басит Берлин. «Еврейский», - улыбаются в разных точках земного шара. Но не стоит имена и творчество мастеров Баухауза растаскивать по национальным квартирам. Их значение – общемирового масштаба.
В 1933 году фашисты Баухауз разгромили, и большинство его профессоров, да и студентов тоже, приплыли к спасительным берегам Соединенных Штатов, здесь осели, обогатив американское искусство, расширив его горизонты и подняв рейтинг искусства прикладного. Выступая под знаменем функционализма, у прагматичных американцев более чем востребованного. И, разумеется, Джозеф Олберс, выдающийся мастер художественного стекла, теоретик колористики, философ, но и живописец, создатель дивных узоров для тканей и самых разных изделий, достиг пика популярности. Так же, как Энни, его студентка, возлюбленная, потом жена. Столь же талантливая и наделенная многомерной фантазией, как и ее муж и учитель.
Работы Олберсов - в музеях и галереях всего мира. Мы с вами любовались ими в нью-йоркских музеях – Дизайна, Еврейском, Метрополитен, Модерн Арт, Новых Галереях, теперь - в Уитни. Джозеф – профессор и глава факультета дизайна Йельского университета. Энни основала в Калифорнии мастерскую, ставшую фабрикой, откуда вышли такие хиты моды, как свитера грубой вязки; особая «простая», яркая бижутерия, где впервые в мире была использована пластмасса; грубые ткани, едва ли не мешковина, тут же взятые на вооружение Коко Шанель; рисунки тканей в стиле модерн.
Все это под эгидой и при живейшем участии Джозефа. Они богатели, щедро помогали товарищам. Были дьявольски изобретательны. «А капитал, - говорил Джозеф, - производное от изобретательности». Диапазон его творческих исканий поражает. В музее мы видим удивляющие пластикой и сочетанием цветов изделия из стекла (такого ни на одной специализированной выставке видеть не приходилось); какие-то мыслящие абстракции – воистину гениальные – в них все: любовь, покинутая родина, ужас фашизма, спасение. А рядом – радостные, необычные рисунки тканей, солнечные линогравюры, бьющая ключом фантазия. Он открывал заново тайны средневековых красильщиков, гобеленщиков, граверов, стеклодувов. Талант!

Поиск эстетики, модерна характерен и для венского дизайнера Йозефа Хофмана! Все созданное его руками и выставленное сейчас в музее немецкого и австрийского искусства (его еще, по аналогии с знаменитым музеем Вены, называют Новыми галереями) изумляет разнообразием освоенных Хофманом ремесел. И каждое из них - на высочайшем художественном уровне.
Вдобавок важно то, что действовал Хофман под лозунгом «Твори, выдумывай, пробуй». Наиновейший дизайн – его работа (всякая: плотницкая, столярная, слесарная, умение краснодеревщика). И отделка, включая виртуозную резьбу по дереву, – опять же его. Ведь изначально был Хофман архитектором, хорошим, известным архитектором. Но когда взялся за оформление интерьеров в построенных им домах, взбунтовался и решил, что вся «начинка» дома должна быть модернизирована. Так родился модерн архитектурно-декоративного искусства, которое, не отступая от норм рационализма, дарит ощущение прекрасного и хорошее настроение.
Хофмановская спальня: просто, удобно, ярко, стильно. Все подчинено единой идее, единому цветовому и композиционному решению: постель, шкафы, умывальник, кресло, обои, покрывала, шторы, даже стропила под крышей. Все это может нравиться или не нравиться, но не оценить новизну, дерзость и оригинальность этого и других интерьеров невозможно.
И ведь здорово, черт возьми! Замечательно все, что сделал Йозеф Хофман – мебель, ковры, светильники, ткани, вазы, даже столовые приборы. Все в стиле модерн. Подражают до сих пор. Еще он и живописец к тому же: отличный портрет жены да и автопортрет профессиональный, откровенный.

Стоит, друзья мои, в обоих музеях побывать. В Уитни – на углу Мэдисон авеню и 75-й улицы (поезд метро 6 до «77 Street»), в новых Галереях – тоже в Манхэттене на углу 5-й авеню и 86-й улицы (поезда 4, 5, 6 до 86 Street). Время найти? Было бы желание, поверьте.