Не предавать забвению “Помполит”

Подпись к фото: Благодаря дружбе с “железным Феликсом” Екатерина Пешкова смогла сделать немало доброго для зэков

 

Источники отмечают, что история ряда организаций под общим названием “Политический Красный Крест” восходит к 70-80 годам ХIХ века. Они оказывали помощь политическим заключенным в Российской империи, Советской России и СССР, что было своего рода феноменом советской истории.

 

После Февральской революции Политический Красный Крест был воссоздан в новом качестве - в виде “Общества помощи освобожденным политическим”. Кто только не ощутил помощь этой организации, начиная от “чайки революции” Марии Спиридоновой (названной так поэтом Максимилианом Волошиным) и кончая не менее знаменитой Фанни Каплан. Но относительно спокойные месяцы радости демократической интеллигенции миновали быстро, и шаг за шагом революция занялась пожиранием собственных детей. После октябрьского переворота число арестованных по политическим мотивам стремительно росло. И среди политзаключенных оказались не только враги большевистской власти, но и многие не имеющие отношения к политической борьбе. Тогда Политический Красный Крест, утверждающий свое положение “над схваткой”, активизировал деятельность. Даже во время красного террора большевистская власть вынуждена была смириться с существованием этой организации, в которую в разное время входили такие известные деятели, как Короленко, Вересаев, Кропоткин, Вера Фигнер, соратник Александра Ульянова Новорусский, не считаться с которыми не мог и Ленин.

 

 

 

* * *

 

“Политический Красный Крест”, а затем организация с названием “Помощь политическим заключенным (кратко эту структуру называли “ПОМПОЛИТ”) начал свою работу в Москве в 1918 г. В одном из объявлений провозглашалось, что организация “преследует задачи всех видов помощи заключенным, испытывающим большой недостаток в материальных средствах”.

 

Руководство “Политическим Красным Крестом” (ПКК) осуществлялось небольшой группой, в которую входили Е.Пешкова (председатель), М.Винавер (зампред), Н.Муравьев, Н.Малянтович. Почетным председателем была Вера Фигнер. Организация располагалась в доме номер 16 на улице Кузнецкий Мост, рядом с приемной ОГПУ. Московский комитет Политического Красного Креста поручил Пешковой важнейший участок работы - посещение тюрем. Была уверенность, что ей, носящей фамилию “буревестника революции” большевики не решатся отказать.

 

До 1926 года деятельность этой организации стала возможной с согласия тогдашнего главы ЧК Ф.Дзержинского.

 

А.Книпер в опубликованных в нью-йоркском” Новом журнале” (1985) воспоминаниях приводит рассказ Е.Пешковой о первом периоде деятельности МКК.

 

В начале 1918 г. у ПКК был пропуск во все тюрьмы, что давало возможность свободно там бывать. Однажды пропуск отобрали. Пришлось обратиться к Дзержинскому, который встретил Пешкову и Винавера вопросом:

 

“Почему вы помогаете нашим врагам?”

 

Последовал ответ:

 

“Мы посещаем тюрьмы, чтобы знать, кому мы помогаем, а у нас отобрали пропуск”.

 

На другой день пропуск был дан, и все последующее время работы Дзержинского ППК пользовался его поддержкой. Значительно облегчалось получение нужных справок. Только благодаря своему статусу жены великого пролетарского писателя и покровительства высоких чинов из ОГПУ Екатерине Павловне удалось зарегистрировать “ПОМПОЛИТ” Согласно статусу, в организации не было никаких почетных председателей. Руководителем стала сама Е.П.Пешкова при заместителе М.Л.Винавере.

 

После окончания войны с Польшей ПКК проводил также работу по репатриации польских военных, что тоже проходило с согласия Дзержинского.

 

Ближайшим помощником Е.Пешковой по работе в ПКК и в Польском Красном Кресте был Михаил Львович Винавер, бывший меньшевик, адвокат, старший товарищ Дзержинского по гимназии. Будучи представителем Польского Красного Креста в Советском Союзе, он обслуживал в этой роли всех поляков, арестованных в России, независимо от подданства.

 

Исследователи деятельности “ПОМПОЛИТА” отмечают: круг вопросов, с которыми обращалась эта организация во властные структуры, был весьма широким и касался хода следствия, приговора, места нахождения арестованного. Кроме того, практиковалось ходатайствование перед органами о пересмотре дела, о сокращении срока заключения, ссылки или ограничения места проживания, о замене места ссылки, о свободном проживании, о соединении с семьей, о разрешении свиданий, о замене заключения или высылки в Польшу или Палестину, о получении виз и паспортов на право выезда за границу и другом. Решение всех этих вопросов требовало особых отношений с органами безопасности. При условии тоталитарного бюрократического государства, когда многие вопросы решались кулуарно путем личных переговоров, гласность для успеха дела была противопоказана.

 

Отдельные источники упоминают, что до 1927 г. через ПКК Е.Пешковой несколько раз хлопотал об осужденных и Максим Горький. Не многим известно, что освобожденные Февральской революцией М.Спиридонова, И.Каховская и А.Измайлович на первых порах нашли приют у Пешковой в Москве.

 

Источников денежных средств организации было несколько. Основным и легальным источником служили средства от партийных Красных Крестов эсеров и меньшевиков, частично от сионистов. В основном деньги переводились из-за границы.

 

Вторым источником служили деньги, поступавшие от бывших меньшевиков и эсеров, которые по старой памяти и по совести жертвовали деньги на помощь политзаключенным. Жертвовали не только бывшие члены партии. Среди представителей интеллигенции, передававших деньги для нужд политзаключенных, были историк Е.Тарле, А.Штерн, работник ВСНХ, которого, к тому времени ушедшего в мир иной, неоднократно упоминали на процессе Союзного бюро в 1931 г. Передавали гонорар за литературные вечера и концерты Б.Пильняк и А.Яблочкина. Не было тогда ни Москонцертов, ни Ленконцертов. Представления устраивали группы или даже отдельные лица, передававшие гонорар в фонд политзаключенных.

 

Екатерина Пешкова рассказывала:

 

“В 20-е годы мы с Винавером возили передачу в Бутырки. В столовой на Красной Пресне мы брали порции второго блюда и вдвоем везли на ручной тележке. Это довольно далеко и страшно утомительно. Везем, везем, остановимся - отдыхаем, прислонившись спиной друг к другу”.

 

Е.Пешкова и ее сотрудники помогали всем категориям репрессированных: не только членам ликвидированных политических партий, но также православным архиереям и священникам, сионистам и бывшим аристократам, участникам различных повстанческих движений и “инженерам-вредителям”, “толстовцам”...

 

 

 

* * *

 

Берта Бабина, одна из немногих эсеров, переживших лагеря и ссылки, рассказывала:

 

“Мой муж (Борис Бабин) с эсерами спорил, но услуги им все же оказывал. Например, в 1923 году, когда произошел расстрел на Соловках, нам принесли корреспонденцию об этом. Муж запаял ее в чайник (тогда необходимая принадлежность каждого пассажира). Этот чайник увез с собой заместитель Пешковой по Красному Кресту, и сведения о расстрелах попали за границу, что вызвало протест общественных кругов”.

 

Об этой истории с чайником упоминается в Историческом альманахе “Минувшее-2” (М., 1990).

 

 

* * *

 

Известно, что в середине 20-х годов в Советской России усилились массовые гонения на сионистов. Только в ночь на 2 сентября 1924 г. в 150 населенных местах было арестовано около трех тысяч человек. Опасаясь проявления симпатий широкой еврейской публики и нежелательных выступлений за рубежом против преследований евреев, власти не решились на проведение показательных процессов над “контрреволюционерами с еврейской улицы”.

 

Судебное следствие и вынесение приговора происходило за закрытыми дверями. Многих сионистов приговаривали к сроку от 3 до 5 лет принудительных работ в различных лагерях центральной России, а позднее - в Сибири, на Урале, Средней Азии, Соловках. Очень часто первую весточку о месте пребывания заключенного его родственники получали от Е.Пешковой, у которой была картотека на всех заключенных в политизоляторах.

 

Илья Гольц, узник Тобольского политизолятора, отмечал, что ОГПУ под различными предлогами старалось отказывать в выдаче разрешения на свидание с родственниками. Какова же была радость, когда спустя три месяца после обращения его жены и руководства МКК Е.Пешковой и М.Винавера она получила ответное письмо с вложенным разрешением и кратким напутствием: “Счастливого пути!”

 

Свидание было разрешено только на два дня, по два часа. По прибытии в Тобольск они узнали о поступившей из Москвы телеграмме о разрешении продлить свидания еще на два дня.

 

- Это сделала Екатерина Павловна, - с благодарностью рассказывал Илья Гольц.

 

Ю.Марголин в книге “Путешествие в страну Зе-Ка”. (Тель-Авив, 1976 г.) пишет, что в атмосфере всеобщего террора “ПОМПОЛИТ” был единственно возможным для того времени адресом, по которому можно было обратиться и получить ответ. И помощь, которую мог оказать этот Комитет для политзаключенных, трудно переоценить.

 

 

 

* * *

 

О неутомимой деятельности Пешковой свидетельствовали посещения ею Суздальского и Владимирского политизоляторов, поездки в тюрьмы Иркутска, Новониколаевска (Новосибирск), Архангельска, на Соловки, выезды в Польшу. Позже она скажет:

 

“Я всех политзаключенных обходила”.

 

М.Агурский и М.Шкловский отмечали, что через ПКК Е.Пешковой удалось сделать немало доброго для советских политзаключенных. И, в частности, для арестованных сионистов и религиозных деятелей. Многие сионисты, получившие разрешение на выезд из СССР в 20-30 годы, обязаны этим Пешковой и Винаверу, возглавлявшим ПКК.

 

Ряд источников справедливо указывают на значительную роль М.Горького в организации отъезда из России в 1921 г. Х.Н.Бялика, С.Черниховского и еще 12 еврейских писателей в Палестину.

 

Но не многие знают, что выезд этот совершался через ПКК.

 

Американский писатель и общественный деятель Дж. Шехтман, автор работы “Проблема сионизма”, называет цифру: более 24200 русских евреев, которым в период с 1924 по 1936 г.г. удалось выехать в Палестину.

 

“С большой благодарностью, - пишет Шехтман, - вспоминают российские сионисты жену М.Горького Екатерину Павловну Пешкову, чей дом был открыт для евреев”.

 

 

 

* * *

 

В вышедшей в 1930 году книге Э.Исельсона “Страдания Любавичского ребе” (Рига) указывается, что не последняя роль в его освобождении из советского заключения принадлежит Е.Пешковой. Небезынтересны некоторые подробности этой истории. Ребе Йосеф-Ицхок Шнеерсон был арестован в марте 1927 г. в Ленинграде и заключен в Шпалерную тюрьму. Он был обвинен в распространении религии, поддержке реакции в СССР, в контрреволюционной деятельности, тайной переписке с заграницей, в поступлении денежных средств и использовании их “на поддержание и распространение религии в Советском Союзе, а также на борьбу против Советского правительства”. Стандартный список обвинений, предъявляемый “врагам народа”, чуть приукрашенный “национальной” спецификой, тянул на высшую меру - смертную казнь. В комитет борьбы за его освобождение, который возглавил его будущий зять Любавичский ребе Менахем-Мендл Шнеерсон, поступало много писем и телеграмм с выражением поддержки.

 

Активную деятельность в этом направлении развернула Е.Пешкова. Именно она первая позвонила в Комитет спустя неделю после ареста и сообщила, что расстрел отменили, заменив десятилетней ссылкой на Соловецкие острова. Нашлись усердные деятели в Ленинградском ГПУ, которые пытались воспротивиться этому решению. Но продолжала действовать и Пешкова. Она первая сообщила о замене десятилетнего заключения на Соловках трехлетней ссылкой в Кострому под надзор ГПУ. Хлопоты Е.Пешковой продолжались до тех пор, пока в июле 1927 г. Любавичский ребе не был досрочно освобожден и покинул СССР (конфискованная при аресте уникальная библиотека долгое время была предметом спора, и не знаю, возвращена ли ныне любавичским хасидам, несмотря на многократные обещания российских властей).

 

 

 

* * *

 

Надежда Мандельштам напишет позже, что Пешкова и Винавер в 20-30 годы были как бы посредниками между заключенными и ВЧК-ГПУ-НКВД, ходатайствовали перед ними за арестованных.

 

У них не было даже каких-либо бланков, но, получив однажды письмо с угловым штампом “Помощь политическим заключенным”, обращенный мог надеяться, что не будет оставлен без внимания.

 

В мае 1929 года в адрес “ПОМПОЛИТА” поступило письмо от родителей 23-летнего Д.С.Лихачева (будущего академика), сосланного на Соловки, о ходатайстве по поводу разрешения на свидание. В результате предпринятых мер родителям Д.Лихачева помощь была оказана, и свидание с сыном состоялось.

 

Неоднократно Е.Пешкова ходатайствовала за арестованного поэта Николая Клюева, который в незаконченном цикле “Разруха” прошелся по Беломорканалу - оплоту политрепрессий начала 30-х - годов такими строками:

 

 

 

“То беломорский смерть-канал.

 

Его Акимушка копал,

 

С Ветлуги Пров да тетка Фекла

 

Великороссия промокла

 

Под красным ливнем до костей...”

 

 

 

* * *

 

Более 40(!) лет Е.Пешкова помогала гражданской жене адмирала Колчака.

 

Вот что говорится в одной из записей об ее аресте:

 

“Рассмотрев дело номер 13459 Тимиревой Анны Вас., 27 лет, русская, гр-ка г. Кисловодска, б/п, обвиняется в контрреволюции, следствием установлено: Тимирева А.В... с ноября 1919 г. по январь1920 г. Тимирева жила в поезде адм. Колчака и вместе с которым была арестована в г. Иркутске”.

 

Он - по обвинению, она - по собственному желанию быть рядом с любимым... Находилась в тюрьме два года. В ноябре 1920 г. Тимирева была освобождена по амнистии и жила в Иркутске до ее второго ареста 19 мая 1921 г. В 1922 г. была освобождена благодаря хлопотам Горького и его жены. Впоследствии неоднократно подвергалась аресту и ссылке. Но осталась жива. А сына ее Владимира в 1938 г. расстреляли за то, что мать его была любовницей мятежного адмирала. В старости ей было отказано даже в пенсии, и женщине пришлось работать до последних дней.

 

Много лет спустя она напишет:

 

“Сорок четыре года - с 1921 г., когда впервые я встретилась с Екатериной Павловной, вся жизнь моя связана с нею... Кто не пережил того времени, тот не поймет, чем был для многих и многих и многих ее труд, что значило для людей, от которых шарахались друзья и знакомые, если в семье у них был арестованный, прийти к ней, услышать ее голос, узнать хотя бы о том, где находятся их близкие, что их ожидает, а это она узнавала”.

 

В архивах ОГПУ 20-х годов хранятся донесения о встречах, беседах, которые, вели, выезжая за границу, Е.Пешкова и М.Винавер, связанные с деятельностью Польского Общества Красного Креста как уполномоченные.

 

Во время одной из них произошла и встреча Пешковой с Ф.Даном (один из лидеров российских меньшевиков), которого она информировала о положении его родственников в СССР.

 

 

 

* * *

 

Если после революции возможности деятельности ПКК основывались во многом на дружеских отношениях с главой ВЧК, установившихся еще с дореволюционного времени, то после смерти Дзержинского в 1926 г. положение меняется. Об этом можно судить по фразам, содержавшимся в письмах М.Горького к Е.Пешковой. Еще в январе 1925 г. он писал ей:

 

“...привет всем жителям ковчега твоего. На прочном якоре стоит ковчег этот. Привет и “другу” твоему”.

 

Под “другом “ он подразумевал Дзержинского. Совершенно иная тональность чувствуется в письмах Горького к Пешковой от 25.12.1928 г.:

 

“Живи спокойно, скромно и не требуй от людей ничего, это бесполезно, они ничего не дадут”. (см. М.Горький. Собр. соч. в 30 т., том 29).

 

Правда, некоторое время, пока работал Менжинский, старые установки по отношению к Е.Пешковой и М.Винаверу в основном сохранились. Но когда после смерти Менжинского в 1934 г. председателем ОГПУ стал Ягода, постепенно “ПОМПОЛИТ” становился все более чужеродным, не вписывающимся в складывающуюся картину советских учреждений сталинских времен.

 

Несмотря на льстивые речи Ягоды о том, что “Екатерина Павловна нам завещана Дзержинским”, “ПОМПОЛИТ” был для НКВД и его шефа как бельмо на глазу.

 

Вернувшийся в СССР в 1933 г. М.Горький, принявший предложенные ему правила игры и сблизившийся с Ягодой (через невестку Пешковой Тимошу, супруги Максима Пешкова (ее настоящее имя - Надежда). Он старался изменить деятельность Екатерины Павловны в “ПОМПОЛИТе”. В новых условиях писателю эта деятельность казалась неуместной. Но Екатерина Павловна не оставляла своих усилий.

 

Обратимся к “Воспоминаниям” Надежды Мандельштам, к страницам, относящимся к 1934 году. Вскоре после обыска и ареста Осипа Эмильевича она пошла к помощнику Пешковой - умнейшему человеку Винаверу:

 

“Он и без меня все понимал, все знал, человек очень осведомленный, хранитель бесконечного количества тайн. Как и Пешкова, он умел молчать и заслужил полнейшее доверие посетителей”.

 

Несколько позже Н.Я.Мандельштам без колебаний прочитала ему стихотворение о Сталине (“Мы живем, под собою не чуя страны...”). Далее Надежда Яковлевна писала, что Винавер имел огромный опыт и умел делать из него выводы.

 

“В 1934-м его советы основывались не на справочной службе Лубянки, с которой, видимо, уже не было надежного контакта, а на собственных наблюдениях, опыте, интуиции.

 

Он спросил, например: “Какой чин рылся в сундуке?”, и сказал, что, чем выше чин, производящий обыск, тем серьезнее дело, тем страшнее предуготованная судьба... Он был проницателен: позже он сказал мне, чего нам ждать от будущего, и его предсказание исполнилось... Это он уговаривал меня внушить О.М. быть как можно менее активным, ни о чем не просить, вроде перевода, например, в другое место, ничем о себе не напоминать, прятаться, молчать, словом, притворяться покойником... А хороший совет Винавер мог дать.

 

Для себя Винавер этот рецепт использовать не мог, и был все время на виду”, - грустно заканчивает Надежда Яковлевна.

 

Практически после прихода в ОГПУ Ягоды была потеряна всякая возможность чего-либо добиваться, удовлетворение ходатайств свелось к минимуму. И только благодаря связям Ягоды с семьей Горького некоторые услуги оказывались для Екатерины Павловны.

 

 

 

* * *

 

В середине 1937 г. “ПОМПОЛИТ” был закрыт по непосредственному приказу Ежова. Начались аресты сотрудников учреждения. Летом 1937 г. был арестован и Винавер. Уцелела лишь Екатерина Павловна.

 

Виновер был арестован 3 августа 1937 г. под Коктебелем, где проводил отпуск вместе с женой. В московском “Мемориале” есть копия телеграммы Н.Ежова, санкционирующей его арест.

 

Его пытали. Он был уже не молод (к моменту вынесения приговора ему было 60 лет). Но потомственный интеллигент с прирожденным чувством порядочности, он не оговорил ни одного человека. Обвиняли его в том, что он якобы сообщал польской разведке о проживании в СССР польских коммунистов. Был приговорен к 10 годам тюрьмы. В начале 1942 г. был освобожден из лагеря по амнистии как польский поданный.

 

В московском “Мемориале” считают, что М.Л.Винавер скончался по дороге из лагеря в армию Андерса, которая создавалась на территории СССР и подчинялась польскому эмигрантскому правительству в Лондоне.

 

“Мне хотелось бы, чтобы потомство обелило его память”, - написала Н.Я.Мандельштам.

 

К следственному делу Винавера приложено Заключение Управления ГПВ от 6.11.1992 г. по реабилитации.

 

 

 

* * *

 

В годы войны 1941-1945 г.г. Екатерина Пешкова работала в составе различных организаций, помогавших эвакуированным и пострадавшим от войны детям. После смерти Сталина Е.Пешкова, поддерживавшая связи с выжившими в ГУЛАГе и ставшими ей близкими людьми, а также с родственниками погибших, всячески содействовала им в предпринимаемых попытках реабилитации. Приведем один их многих фактов.

 

На вопрос следователя пришедшей в КГБ жене И.Бабеля А.Пирожковой (начало 1954 г.), кто мог бы дать хороший отзыв о нем, первыми были названы Екатерина Пешкова, Илья Эренбург и Валентин Катаев.

 

В 1964 г., когда отмечали 70-летие И.Бабеля, 67-летняя Екатерина Павловна приехала на юбилейное собрание.

 

Скончалась Е.П.Пешкова 26 марта 1969 г. В память о ней в Израиле посажена роща.

 

 

 

* * *

 

Отмечая деятельность “ПОМПОЛИТА”, Лев Разгон в “Непридуманном” писал:

 

“Это было явление странное и чужеродное всей нашей системе до такой степени, что после войны почтенные майоры и подполковники отказывались верить рассказам... о том, что совершенно легально почти два десятка лет существовал этот странный, кажущийся нам теперь совершенно немыслимым Политический Красный Крест. Не только я, но и профессиональные охранители ничего про него не знали. И для них это было нечто нереальное, мифическое!”

 

От “большого террора” в Советском Союзе в разные годы пострадали миллионы простых людей, а также выдающиеся деятели науки, искусства, писатели, военные, врачи. Но и сегодня ежегодно 30 октября в России отмечается День памяти жертв политических заключенных.

 

На одном из митингов лидер партии Демократический союз Валерия Новодворская усомнилась в искренности заявления президента Дмитрия Медведева о том, что “нельзя под видом восстановления исторической правды оправдывать тех, кто уничтожал свой народ”. На деле сегодня в России много современных российских политзаключенных. Поэтому актуален призыв общества “Мемориал” ко всем, кому дорого будущее наших стран и народов, пристально вглядеться в прошлое и постараться понять его уроки.    “Секрет”