В ГРЕЧЕСКОМ ЗАЛЕ!
Глобальное потепление, авторитетно заклейменное оскароносным Элом Гором, положительно добивало Нью-Йорк. Выйти в то апрельское утро на свет божий, с трудом угадываемый за серой кашей облаков, можно было только по собственной охоте, которая при таких климатических обстоятельствах просто обязана быть пуще неволи. Окончательно расписавшись в собственном безумии, я брела к метро сквозь пелену знобящей мороси. Через два часа влилась в поток таких же безумных, но, к счастью, не размокших представителей пишущей братии. Коллеги из средств массовой информации выглядели деятельно, двигались быстро, выражали мнения - правда, для безмолвного античного окружения реплики звучали чуть громковато... К тому же фотокорреспонденты немилосердно пугали юного беломраморного Геркулеса, стоящего у входа на вернисаж, щелчками фотоаппаратов и стрекотанием камер (откуда и взяли эту стрекочущую технику, нынче все как будто цифровое и тихое...)
Но посреди земного сборища имело место чудо. Его, конечно, можно объяснить законами элементарной оптики - только сквозь прозрачную музейную крышу сквозила, ручаюсь, откровенная метафизика: серая муть казалась через стекло уже не погодным недоразумением, а свечением - взглядом бога, забывшего на время, что его творение неразумно и несовершенно...
После пятнадцати лет кропотливого труда дизайнеров и реставраторов, сооружения невероятной сложности строительных конструкций в нью-йоркском Метрополитен-музее открыто - о, сложно даже охарактеризовать, что именно, есть риск преуменьшить масштаб: это величественное собрание, огромная выставка, «музей в музее» греко-римского искусства. История данной экспозиции уходит далеко в девятнадцатый век, в год 1870-й, когда был приобретен первый экспонат - римский мраморный саркофаг, найденный в Тарсусе, южная Турция. Щедрым донором выступил человек с выразительным именем Абдулла Деббас - американский вице-консул в Турции, который понятия не имел, что в Нью-Йорке открывается музей, но хотел непременно подарить сокровище Америке. Шестнадцать огромных быков тащили находку к ближайшему порту Мерсин, чтобы оттуда отправить морем в Новый Свет...
Последующие усилия сохранить балканские сокровища в Метрополитен-музее оказались не слабей доли Геракла. Начиная с 1912 года, над галереями греко-римской экспозиции трудилась знаменитая архитектурная фирма МакКим, Мид и и Уайт: четырнадцать лет продолжалось сложнейшая трансформация части помещения. Потом произошло нечто малопонятное: на месте величественных галерей открыли ресторан и кафетерий... И только недавно, в начале девяностых годов прошлого века, началось новое возрождение «музея в музее». Его нынешний центр - это монументальный внутренний двор с уходящим ввысь атриумом - дополнительной двухэтажной галереей. Называется сооружение «Белый дворик Леона Леви и Шелби Уайт» по именам супругов - щедрых дарителей и друзей музея.
Более пяти тысяч произведений эллинистического и римского искусства, сохранившихся в толще времени, представлены сегодня публике. Долгое время по недостатку в музейных залах места они находились в запасниках. Теперь перестроенные и особым образом расширенные галереи вмещают все - от витрин с мелкой монетой, утилитарными предметами быта и вазами (черно- и краснофигурными, имеющими ныне смысл отнюдь не утилитарный), изысканными ювелирными украшениями, небольшими скульптурами до фрагментов росписей стен аристократических вилл, надгробных стел, гигантских статуй и колонн. Исторический период охвата огромный: от колонизации греками Южной Италии, поражения персов Александром Македонским (V век до н.э.), его мощными имперскими захватами до пышного увядания Рима в третьем веке нашей эры. Этот длительный период в истории и культуре древних народов принято обозначать как эллинистический.
Что же такое эллинизм, какова его роль в истории человечества? Само слово означает буквально «говорить по-гречески», «делать греческим». Это особый тип культуры - вернее, взаимопроникновение греческой и восточных культур и религий, - сложившийся в Средиземноморье после завоевательных походов Александра Македонского. Это растущая цивилизация и просвещение, культ аристократизма и городской жизни, сочетание практичной научной мысли с гуманистическими идеалами и классическими старыми образцами.
На нынешнем вернисаже вы встретите мало имен скульпторов в основном это римские копии греческих оригиналов. Римляне были в Греции пришельцами, чужаками, но не разрушителями - утонченность греческого стиля их привлекала, потому они начали истово подражать греческим основоположникам - Фидию, Мирону, Праксителю, Поликлету. Эти ваятели пятого века до нашей эры совершили знаменательный поворот от скульптурной статики к динамике, движению, в изваянных ими фигурах появилась живость, асимметрия. Они еще придерживались идеала «олимпийского спокойствия» в лицах и позах, но мрамор и бронза под их резцами словно очнулись от монументальности, от мертвенности. Знаменитый «Дискобол» Мирона являет зрителю идеальные пропорции человеческого тела, работы Поликлета - почти математически выверенные черты лица идеального гражданина, сочетающего в себе физическое и духовное совершенство. Фидий добился удивительного воплощения в камне человеческих эмоций, его скульптуры украсили Парфенон. Пракситель радел о культе красоты, главным образом женской. По греческим канонам, мужчины изображались в основном обнаженными, а женщины, напротив, в одеждах. Пракситель первым изваял обнаженную богиню любви.
Бронзовая Афродита Книдская работы Праксителя была для просвещенного Плиния-Старшего «лучшей статуей в мире». Богиня в ее канонической наготе, в древние времена означавшей принадлежность к сонму богов и героев, здесь более очеловечена - стыдится своего естества, прикрывает лоно рукой. Пальцы, если оценивать придирчиво, чуть великоваты, черты лица, на изнеженный вкус, несколько резки - но пропорции фигуры великолепны. Чудно хороши и две другие Афродиты, мраморные - одна не только без рук, но и без головы, другая - с волосами, подвязанными кверху. В этой детали - естественный, объяснимый интерес к обычным, негероическим проявлениям человеческой жизни: богине, вполне возможно, просто захотелось выкупаться.
А двум влюбленным - предаться своей любви! Потрясающая небольшая терракотовая скульптура первого века до нашей эры (автор не указан) так и называется «Двое любовников на диване». Второстепенных деталей нет: у мужчины хищный ястребиный нос, у обоих - острые взгляды соскучившихся, у дивана - тонкие искусно выточенные ножки, возлежат двое на пышных подушках, так и располагающих к неге. Подобные «жизненные» сюжеты, исполненные здорового реализма, нередко находили воплощение в работах скульпторов в Александрии Египетской, в городах Малой Азии.
Эллины поклонялись красоте, но не боялись старости и не противопоставляли ее молодой привлекательности, прекрасно понимая, что физическое увядание плоти есть часть жизни - довольно грустная, однако не позорная, а естественная. Они не стеснялись воспроизводить, к примеру, обвисшую складками кожу, дряблые животы. И такая запечатленная старость «тленья убежала»! «Мраморная голова старухи» (первый век нашей эры) - это лишь фрагмент статуи, но фрагмент неистовый. Лицо почти не сохранилось - только изрезанный морщинами лоб, однако не нужно кончать академий, чтобы увидеть в осколке отчаянную тоску по уходящим годам: так пронзительно жив холодный мрамор! Искусствоведы считают, что старая женщина была рыночной торговкой. Еще терракота - маленькая безымянная статуэтка как будто бы еще одной старухи с обвислой грудью и жалко торчащим животом. Но искусно драпированное, отнюдь не старушечье платье, а также длинные замысловато убранные волосы подсказывают: это молодая больная женщина. Болезнь тоже была частью жизни.
А вот еще одна увековеченная старость - данная статуя сохранна, многое понятно. Дама с частично сохранившимся лицом, но предательски уцелевшими морщинами, была либо рыночной торговкой, либо, как считают некоторые специалисты- искусствоведы, проституткой - о том говорит легкомысленный для солидного возраста, при этом явно не дешевый наряд: кокетливые лямочки ниспадают с плеч, приоткрывая то, что в данном случае злой язык мог бы назвать развалинами бюста... Одеяние изобилует складками, материя на него расходовалась щедро - нищенки не могли позволить себе подобного. Изящные сандалии - дополнительное подтверждение версии о ремесле дамы, а корзина с фруктами и цыплятами, которую она держит, - доказательство того, что занятие было хлебным.
И все же эллины - что вполне естественно - любили и ценили здоровье, чистоту, полноту существования. которую придают бытию дети. Центральный экспонат выставки, ее лого - бронзовая статуя спящего Эрота (третий век до нашей эры). В архаической поэзии бог любви рисовался жестоким, а здесь это прелестное пухленькое дитя (как по-домашнему сказали бы мы в Америке, «бэбичка»), мирно закрывшее глазки и позволившее себя обезоружить. Эллины, в отличие от древних греков, часто изображали и ваяли детей - на руках, с животными, птицами. Это тоже было знаком гуманизации искусства: суровые боги-олимпийцы детьми быть не могли.
Жизнелюбивые представители ранней греко-римской культуры принимали и неизбежность смерти - но не как ужас бездны, а как продолжение существования. Именно поэтому надгробья того времени поражают невероятной парадоксальной жизненной мощью (при том, что в основе сюжетов чаще всего были греческие мифы, а не картины реального быта). «Крышка мраморного саркофага с облокотившейся парой» (третий - первый века до нашей эры) - персонификация двух стихий, Воды и Земли. Мужчина держит в руке тростник, женщина - пшеницу. Рядом с ними - млекопитающие и пресмыкающиеся, а также бог Эрот. Нос у мужчины частично отбит, но выражение лица прочитывается ясно: это муж-властитель. Он умер раньше - и почитание древними смерти оставило нам его подробные черты. Мертвый оказался живее живой: супруга умерла позднее, за ее лицо никто никогда уже не взялся.
Во времена Александра Македонского и его наместников было принято демонстрировать достаток и богатство, пышность внутреннего убранства жилищ. Коллекция римской настенной живописи, хранящаяся в Метрополитен-музее, считается одной из лучших в мире - после итальянских собраний. Сохранились фрески вилл, находившихся недалеко от многострадального города Помпеи и похороненных под пеплом Везувия (79-й год нашей эры). Совершенно замечательный триптих был найден на вилле Боскореале, принадлежавшей богатому римскому патрону П. Фанниусу Синистору. Посвящен он, вероятнее всего, женитьбе в благородном семействе. Слева сидит важная дама, играющая на кифаре, за ее стулом, весьма похожим на трон, стоит мальчик - судя по выражению лица и одеянию, тоже не потомок рабов. Вторая часть триптиха - новобрачные в преддверии свадьбы: он полуобнажен (по канонам, предписывающим мужской части аристократии появляться на людях именно в таком виде), она одета и печальна, как подобает невесте-скромнице. Часть третья - женщина-оракул, предсказывающая паре рождение царственного наследника: изображение жениха совпадает с изображением мальчика на ее щите.
Богатейшая галерея в мезонине посвящена искусству этрусков - представителей культуры, доминирующей в пре-римской Италии и оказавшей огромное влияние на имперский Рим. Их территория в междуречье Тибра и Арно изобиловала полезными ископаемыми, главным образом металлами. Они были умелыми кузнецами, а в процессе товарообмена получали слоновую кость, янтарь и полудрагоценные камни, которые искусно гранили.
На выставке собраны также предметы искусства и роскоши под общим названием «Эллинистические сокровища» - уникальные золотые украшения, изделия из драгоценных камней и цветного стекла. Отдельный, совершенно особый экспонат этой галереи - выразительная маленькая статуя «Танцующей в вуали» (бронза, третий-второй века до нашей эры). Все защищено покровами ткани - лицо, тело, одни глаза видны в прорезях. И - ничего не скрыто резким, чувственным изгибом торса: так танцует страсть!
И снова - портреты, бюсты, фигуры, лица и лики. Ныне здравствующая Шелби Уайт, щедрый донор музея, сказала трогательно: «Мой муж, Леон Леви, верил, что, изучая ушедшие цивилизации, мы лучше поймем себя».
Как бы простодушно, если не тривиально это ни звучало, вдумаемся и хоть на миг воспримем сказанное буквально как руководство к действию, точнее, к размышлению. Что же, в самом деле, можно понять о себе, глядя на мраморную голову Демосфена (копия работы Поликлета) - яростного тираноборца, ненавидевшего завоевателя Александра Македонского? Или созерцая бюст отца истории Геродота (римская копия греческой бронзы) - тоже не безмятежного обывателя: складки на лбу глубоки, глаза суровы. Или вглядываясь в лицо безымянного юноши, резко повернувшего гордую голову с копной буйных кудрей, намеренно обнажившего торс, как было свойственно героям-борцам? А то, что мы порой куда слабей древних, куда меньше готовы к противоборству, куда реже позволяем благородному негодованию возобладать над трезвыми эмоциями (ну, назвать нечестивого нечестивым, к примеру...) Впрочем, это мое сугубо частное мнение...
Когда вы терпеливо изучите все карты древних государств и разберетесь , где жила династия Птолемеев, а где Селевкидов, когда запишете все значимые даты и почувствуете, что ноги уже совершенно одеревенели, от души советую: найдите еще капельку сил, разрешите себе прервать штудии и отдаться непосредственному впечатлению от видимого. Ходить по музею - это как шествовать по жизни, где любой может встретиться на пути твоем. Но ведь не будешь дружить со всеми сразу, не позовешь к столу толпу.
Пусть каждый отыщет свой образ - по подобию собственной души.
