УТРАТ НЕ ПЕРЕЧЕСТЬ

ХХ век страдал от неисчислимого множества книг, был буквально затоварен книжной продукцией. XXI век, едва начавшись, объявил войну книге, предложив взамен её компьютерную версию. Мало того, что Интернет заменил библиотеку, эту древнейшую форму хранилища книг. В Интернете можно сейчас полистать и драгоценные, только в музеях выставленные рукописные средневековые тексты, и первое издание Джеффри Чосера, этого «отца английской поэзии», и раннюю догутенбергову Библию.
Книгу всячески ущемляют и даже совсем отменяют и её электронные версии – диски, кассеты с записанным текстом, которые можно слушать, а не читать. Как во времена Сократа, идет борьба между Записанным и Незаписанным Словом. Сократ, к примеру, был против записанного слова, предпочитая диалог, но никогда бы не дошли до нас мысли Сократа, если бы их не записали ученики. И нынешний читатель может, надев наушники, прослушать книгу, переданную звуком, а не отпечатанным в типографии текстом. [!]
Да что там нынешний век! Франческо Петрарка, итальянский поэт, ученый-гуманист и философ, написал в XIV веке трактат об «Изобилии книг», где сообщает об обременительном для ума грузе книг, о том, что книги уже несчитанны, а также о том, что есть в Италии «знатные мужи, которые не только допускают гибель книг, но и горячо желают её».
Но всегда находились люди, которым книг не хватало. Книгочеи, книголюбы, фанаты книг. Там, где другие видели избыток, чрезмерность, они видели недостачу, подсчитывали убытки за века и тысячелетия. Книгу истребляли пожары и наводнения, землетрясения и войны, извержения вулканов, поглотившие города и цветущие провинции, смена правлений и религий, нашествия варваров, религиозный и политический фанатизм.
До сих пор библиофилы оплакивают гибель самой знаменитой античной библиотеки – Александрийской. В пламени пожара, случившегося полтора тысячелетия назад, сгорело около 70000 папирусных свитков, вобравших всю тогдашнюю литературу. Так мало осталось нам от прославленных в античности авторов: только 7 пьес Эсхила из 80 написанных им, только 7 из 120 произведений Софокла, только 18 из 90 пьес Еврипида.
Эсхил был самым гениальным – так считали его соплеменники. Кстати, умер он необычной и преждевременной смертью, достойной рекордов Гиннесса. Орел сверху сбросил черепаху ему на лысину, приняв за камень. Так вот, в Александрийской библиотеке произведения Эсхила занимали почетное место – полное собрание его сочинений на отдельной полке хранилось чуть ли не тысячу лет, сгорев в мгновение ока. Рукописи горят – и еще как горят! – судя по Александрийской библиотеке, где после пожара не осталось ни одной книги.
И все-таки мы должны быть благодарны судьбе, сохранившей так много великой литературы – когда целые цивилизации, с их языком, культурой, словесностью, историей рухнули, не оставив следа, в пропасть прошедшего времени. Так считает Стюарт Келли, автор увлекательной «Книги об утраченных книгах», где речь идет не только об античной литературе, а об истории пропаж и утрат всей мировой литературы вплоть до XX века. У этой книги интересный подзаголовок: «Неполная история всех великих книг, которые вы никогда не прочтете».
Список затерянных во времени книг огромен. Тут и Гомер с его комическим эпосом «Маргитэс» - о дурне, который, по словам Платона, «знал много, но всё плохо». Здесь и рассуждения Конфуция о природе музыки и том преподобного Вэда «Об орфографии», по которому тоскуют современные языковеды. И супербестселлер античности «О жизни знаменитых проституток», написанный римским историком Светонием. Другая жертва неумолимого времени – или пламени? - продолжение «Одиссеи», автор – несправедливо обойденный славой Евгаммон Киренский.
Перечень утрат бесконечен. Овидий был сослан императором Августом на задворки римской империи - на краю Черного моря. Там он и написал панегирик своему державному гонителю на языке варваров, среди которых проживал. Во тьме времен исчезли и панегирик, и сам язык, на котором он был написан.
Из 2000 пьес, сочиненных испанским драматургом Лопе де Вегой, до нас дошли только пятьсот. К облегчению некоторых зоилов, которые упрекали его в том, что он пишет в ночь по пьесе, что не мешает ему развратничать днем. Навсегда также пропали для читателей скандально гремучие, постыдно откровенные «Мемуары» Байрона. Судя по всему, они были полны тогдашней чернухой и порнухой. После смерти Байрона его издатель, душеприказчик и биограф сжег эти «Мемуары», поскольку единственно, куда они были годны, – так это в бордель, и обрекли бы Байрона на вечный позор среди потомков.
Кстати, о сожжении книг самим автором или его доброхотами. Примеров – множество.
Несмотря на то, что первая часть «Мертвых душ» была восторженно встречена читателями и критикой, Гоголь поддался религиозно-фанатичным уговорам своего друга священника и дважды сжигал вторую часть своей великой книги. Хотя чтения обоих вариантов второго тома «Мертвых душ» вызвали единодушный восторг у слушателей Гоголя. По словам А.О. Смирновой, первый том совершенно побледнел в ее воображении перед вторым: здесь юмор возведен был в высшую степень художественности и соединялся с пафосом, от которого захватывало дух. Судя по всему, сожженная вторая часть «Мертвых душ» - огромная потеря для русской и мировой литературы.
К счастью, Макс Брод, друг и душеприказчик Франца Кафки, ослушался его указаний сжечь все его сочинения и, вместо этого, все издал. Только благодаря Броду и существует писатель Франц Кафка. Без Брода одним титаном литературы ХХ века было бы меньше. Хотя многие до сих пор упрекают Макса Брода, что он не так расположил главы чернового варианта самого известного романа Кафки «Процесс».
Точно так же развеселая пародия на эпику «Дунсиада», сочиненная Александром Попом, и мгновенный бестселлер при выходе в свет, существует благодаря Джонатану Свифту, который выхватил черновик из огня и убедил Попа продолжить своё сочинение.
В огне оказалась и рукопись первого тома «Истории французской революции» Томаса Карлейля. Вот как это случилось. Карлейль вовсе не собирался сжечь свой труд или поручить это дело другому. Гордый своим сочинением, он дал его почитать Джону Миллю. В восторге от прочитанного Милль дал его почитать своему другу. У этого друга была служанка, которая сочла разбросанные от жадного чтения страницы мусором и кинула в горящую печь. И бедному Карлейлю пришлось писать свою «Историю французской революции» - впоследствии прославленную знаковую книгу - заново и с самого начала.
Ряд историй зашкаливает в апокриф. В том числе признания Веры Набоковой в том, что она выхватила из огня рукопись «Лолиты». Тем более это напоминает другую ее историю - как она спасла довоенную повесть Набокова «Волшебник», предтечу «Лолиты».
Да и завещание Кафки немного двусмысленно. Если он хотел уничтожить все свои рукописи, почему не сделал это сам, а передоверил другу? Не в упрек Кафке будет сказано, но его художественные сомнения в своих произведениях были приблизительно равны его сомнениям в необходимости их уничтожить. Поэтому завещание Максу Броду - своего рода попытка переложить ответственность за свое литературное наследство с собственных плеч на чужие. И здесь позволю себе и вовсе кощунственную гипотезу: кто знает, может быть, Кафка так сделал, надеясь, что Макс Брод окажется настоящим, а не послушным другом и сохранит и издаст его книги. Что и случилось.
Иногда утрата рукописей парадоксально играет позитивную роль в литературной судьбе автора. Здесь очень кстати Менандр, древнегреческий поэт-комедиограф, главный представитель новой аттической комедии. Хотя его рукописи последний раз всплыли в Константинополе столетия назад, Менандр был прославлен за реализм и литературную элегантность такими знатоками, как Аристофан и Плутарх, и с годами его слава росла неудержимо. Пока фрагменты его сочинений не были найдены в 1905 году на раскопках в Египте и десятилетия позднее одна из его пьес была собрана по кусочкам, переведена и поставлена на сцене. Последовало всеобщее разочарование, и Менандр был объявлен захолустным Еврипидом.
Точно так же на пользу пошла пропажа чемодана, в котором лежали первые прозаические опыты молодого Эрнеста Хемингуэя. Его жена Хадли перевозила их пожитки в Швейцарию в 1922 году, когда и украли этот чемодан с рукописями. Эта кража оказалась на руку прозаику, вынудив его начать всё с начала, развить свой знаменитый стиль и писать книги на уровне своего таланта.
В «Книге об утраченных книгах» две темы: книги, которые навсегда исчезли, и книги, которые никогда не были написаны – никогда не начаты, никогда не кончены.
Перед тем как сесть за работу над своим фундаментальным сочинением «История упадка и разрушения Римской империи», Эдуард Гиббон собирался написать «Историю свободы швейцарцев», а также книгу о маргинальном египетском фараоне, который, экспериментируя с агрономией, в конце концов изобрел геометрию. Если бы Гиббон следовал своему первоначальному плану, он, возможно, никогда не написал бы книгу, которая принесла ему мировую славу – «Историю упадка и разрушения Римской империи».
Лоренс Стерн никогда не закончил бы «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», заключив книгу самым знаменитым неконченным предложением в истории литературы: «Так что, когда я протянул руку, я схватил служанку за – “
Чарльз Диккенс собирался открыть королеве Виктории разгадку «Тайны Эдвина Друда», но королева не заинтересовалась. И что бы Диккенс ни задумал как эффектный сюжетный ход, так и остается тайной этого неоконченного шедевра.
Возможно, самый волнующий момент в этой книге – когда Келли рассказывает об опустошениях, которые приходятся на каждый виток цивилизации: о сознательном уничтожении литературы руками фашистов, религиозных фанатиков, писательских супруг, редакторов и троглодитов. Воссоздавая события 22 декабря 640 года, когда был отдан приказ об уничтожении Александрийской библиотеки, Келли пишет: «Свитки раскрылись в последний раз перед неразборчивым взглядом пламени, и «Полное собрание сочинений Эсхила» исчезло навсегда».
И недаром автор валит всё в одну кучу: всё равно кто и во имя чего приносит в жертву литературу.
Это началось не с немецких нацистов.
Это не кончится с афганскими талибами.
История продолжается.