КРАСОТА СПАСЕТ МИРИз серии «Наши художники на Бродвее»
Я все отдам без шума:
Слезы нежнейшей чистоту
И красоту глубокой думы.
Давид Гофштейн
Наши эмигрантские художники опять, уже в который раз на Бродвее, - в числе пяти известных мастеров, которых представляет знаменитая ALB - “The Artist’s League of Brooklyn’, т. е. Союз бруклинских художников. Престижная эта, созданная 37 лет тому назад, в огромном Нью-Йорке высоко ценимая организация объединяет живущих в Бруклине мастеров и преподавателей изобразительного и прикладного искусства, дизайна разных направлений, в том числе и компьютерного дизайна, Лига помогает выявить и дать художественное образование одаренным юношам и девушкам, является устроителем интересных выставок, в столице мира ожидаемых и популярных. Выставлены, как правило, в этих экспозициях работы художников талантливых. И даже на таком фоне нашенские художники выделяются и высочайшим профессионализмом, и яркой индивидуальностью. Их имена - Леонид Алавердов и Марк Рабинович.
То, что именно они оказались в обойме тех бруклинских художников, что украшают сейчас один из бродвейских выставочных залов (291 Broadway, вход с Reade Street, поезда метро R, W до остановки City Hall), симптоматично. Потому что концепция данной экспозиции: «Произведение искусства отражает красоту - природы, человека и его творений».
Помните, великий Джотто говорил, что картина должна быть такой, чтобы ею можно было и хотелось любоваться. Между тем такая эстетическая категория, как красота, сейчас не слишком-то почитается. Более того, слово «красивость» стало едва ли не ругательным и используется только в ироническом, а то и в уничижительном аспекте. Красивая картина - якобы отголосок прошлого, и в круг современного искусства не вписывается. Но люди-то, сознательно или подсознательно, к красоте тяготеют, искусство, красоту воспевающее, любимо и востребовано. И многие апологетами красоты были и остаются.
Эти два мастера, Алавердов и Рабинович, абсолютно разные по своей стилистике, даже в разных сферах искусства работающие, - истинные служители храма красоты. На новой земле сумели они найти себя, заявить о себе. Не где-нибудь, в Нью-Йорке с его тремя сотнями тысяч разнонациональных художников. При этом не эпатируя публику, не подстраиваясь под конъюнктуру, оставаясь верными себе, своей манере, своему видению мира и его красоты.
Все то, что мне подарено,
Чем от рожденья дух владеет,
Пускай всю жизнь мою оно
В душе моей не оскудеет.
Марк Рабинович изначально архитектор. А еще - петербуржец. И это две очевидные составляющие его графики и его живописи. Его конек, главное и, наверное, самое удачное в его творчестве - архитектурный пейзаж, а в нем - его величество Петербург, его строгие силуэты, неповторимые его ансамбли, «его оград узор чугунный...» И это любимый город, город, по которому художник тоскует, который живет в его памяти и в его сердце. Все это читается в графических портретах родного города мастера. Я не оговорилась, именно о портретности города писал великий Шагал.
Точно так же очень четки, очень личностны и едва не психологичны (ведь каждый город, как и человек, имеет свой характер) картины Нью-Йорка, Ниццы, полуразрушенной святыни майя Чичен Итца, старых улочек французского Сан-Ремо...
Поражает, как может художник каждый свой ландшафт делать абсолютно другим, ни в одной самой малой подробности не повторяться. Я задала этот вопрос Рабиновичу. Он был удивлен: «Природа-то многообразнейшая! Просто нужно это многообразие увидеть. Вот и все». Да. Так, оказывается, просто. Уметь увидеть и уметь воплотить - дивную красу петербургских предместий, озера в Катскильских горах, суровые камни мексиканских нагорий... И он продолжает писать, находя в каждом полотне, в каждом рисунке новое решение, новую фабулу, новую напетую природой мелодию.
Художественная «специализация» Леонида Алавердова - гобелен, а с Марком Рабиновичем роднит его духовная общность, безмерное пространство души, переполненное добром и открытое людям, постоянный поиск, углубленная работа мысли и труд, неустанный труд, шлифовка, оттачивание мастерства.
Это очень трудное дело - создание гобелена. Еще в древности на Ближнем Востоке в Финикии, Вавилоне, Иудее делали орнаментальные, грубого ткачества шпалеры, потом ремесло это возродилось в средневековой Европе, сначала тоже в орнаментальном варианте, потом, многократно усложнившись, - в сюжетном, многофигурном, приобретя статус искусства и даже получив новое название - гобелен, по имени одного из знаменитейших умельцев. Хотя тут же нужно добавить: у каждого гобелена было два автора - художник, делавший так называемый картон, следуя красочному рисунку которого изготавливали, иногда годами, шпалеру, и сам ткач-виртуоз со своими многочисленными подмастерьями.
А вот Леонид Алавердов удивительные свои по колористике, по взрывчато-актуальной сюжетике и просто мастерскому исполнению делает сам. Нет, глагол «делать» здесь неуместен: сотворяет сам. Он автор той философски продуманной новеллы, которая легла в основу снайперски выбранного, всего афористичного сюжета; он художник, этот сюжет передавший линиями, цветосочетаниями, символами; и он мастер, шпалеру выткавший.
Сложнотканая харизма его творений такова, что зритель буквально застывает, долго вглядываясь, осознавая, впечатывая в память все то, что хотел сказать художник. А он из тех, кто открыл для себя сокровенные знаки именно нашего времени, особенные, в абсолюте новые, не всегда и не всеми угадываемые. Алавердов же, разгадав глубинное значение этих символов, поняв, преломив их в своем мысленном пространстве (может, потому они столь объемны?), отдал своему творчеству, а через него - людям, добиваясь и добившись понимания и сопереживания. А ведь оно дорогого стоит. Результат - великолепные, тонким вкусом и мастерством ведомые панно-апокрифы, восходящие к лучшим образцам современного декоративного искусства.
И вот ведь какой феномен - тематических художественных гобеленов, требующих огромного труда и терпения, сейчас, в наши дни, никто почти не готовит. Я говорю сейчас, в наши дни, потому что с полсотни лет тому назад, хоть и редко, но гобеленщики дело свое делали, опять же по картонам художников, Пикассо, например. А нынче гобелен - раритет, тем более такой, одним человеком задуманный и выполненный.
Алавердов работает в старинной горской технике. Он бакинец, и фольклор горного Азербайджана во всех его проявлениях, в том числе и ковроткачестве, знаком ему не понаслышке. Но сейчас в творчестве его бушует наше (наше!) время. С его непредсказуемостью, с его концентрированной ненавистью, но и с неумирающими категориями добра, взаимопомощи и любви, с его старыми и новорожденными проблемами. Кто-то даже сказал, что работы Алавердова политизированы. Может быть, может быть, самую малость, ведь политика вторгается во все сферы нашей жизни. А идеология - она-то уж и вовсе повсюду, потому что плевать на все, от острых проблем, которые ставит жизнь сегодня и здесь, убегать - это тоже идеология. Страусиная и очень опасная.
Алавердов задачи нашего сегодня поднимает на щит, соединяя их с библейскими истинами, с необходимостью противостоять злу, враждебности, нетерпимости. И ярким примером такой концепции творчества художника стали его несущие гуманистическое начало тканые шедевры «Блуждающие тени» и «Бог един», как бы подтверждающие постулат древних - все религии, все верования истинны.
Художественная выразительность, композиционное, колористическое, философское решение, пластика рисунка каждого гобелена выверены, интересны, оригинальны и всякий раз новы. Удивительная, поэтичная, трепетная «Яблоня в цвету», ностальгическая «Старая крепость», очень интимная, овеянная легкой печалью, и поразительный, в сердце принятый «Нью-Йорк», полный символов и символики, вдаль и ввысь устремленная твердыня, у подножия которой покорно плещутся волны. И яблоко-глобус: наш мегаполис - не только столица мира, он сам - целый мир, частицей которого стали мы.
Замечательный он человек, этот художник. Ведь именно Леонид Алавердов был инициатором создания и первым председателем клуба художников бруклинского Бенсонхёрста, объединившего старых, а следом за ними и молодых мастеров, которые открывают людям «сущность красоты». Этот термин принес в искусство великий Василий Суриков, и его же слова можем мы отнести к творениям Алавердова: в них все сгармонировано, все прекрасно, умно, современно. И мне хочется добавить лишь четверостишие дочери художника хорошего поэта Лианы Алавердовой:
Ни в раю и ни в аду
Я тебя не представляю.
Ты - мелодия сквозная,
Горизонт - но в высоту.
