НА ГРАНИ КАТАСТРОФЫ

Как-то в беседе с заместителем министра обороны СССР маршалом Арчилом Геловани возник вопрос о причинах, удержавших Гитлера от применения во время войны с СССР химического оружия массового поражения, запасы которого были достаточно велики как у Третьего рейха, так, кстати, и у нас. «Мы, как вы понимаете, и не помышляли о массовом уничтожении ни войск противника, ни тем более его мирного населения. Однако химическое оружие вынуждены были производить и накапливать в специальных хранилищах на случай ответного удара, если вдруг противник развяжет химическую войну. К сожалению, случилось так, что мы оказались на грани такой войны, причем именно нам предстояло нанести упреждающий удар. Только благодаря подвигу советского разведчика удалось избежать этой смертоубийственной бойни, жертвой которой стали бы миллионы людей с той и другой стороны. Фамилия этого героя то ли Колесов, то ли Колосков, не припомню, - посетовал маршал. - Поищите, может, вам повезет». [!]
Не повезло, хотя мы упорно искали разведчиков с такими фамилиями.
Прошли десятилетия, прежде чем журналистам стали доступны многие тайны Второй мировой войны. И вот, в корпункте «РБ» мы беседуем с человеком, уберегшим, как выяснилось, Европу от неизбежной катастрофы, Героем России Юрием Колесниковым, служившим во внешней разведке, а в годы Великой Отечественной войны - в особой, подчинявшейся лично Сталину разведгруппе «Я» - из состава возглавляемого Павлом Судоплатовым 4-го Управления разведки и диверсии НКГБ СССР.
Юрий Антонович - известный писатель, книги которого «Особое задание», «Тьма сгущается перед рассветом», «Координаты неизвестны», «Занавес приподнят», «Лабиринты тайной войны» и другие издаются огромными тиражами на русском и на иностранных языках.
КОРР. Юрий Антонович, теперь-то можно снять «гриф секретности» с тех трагических событий шестидесятитрехлетней давности?
Юрий Антонович (Ю.К.) (смеется): Вы сделали меня чуть ли не «вселенским героем!» Замечу, что хотя ни в одной из моих книг мое имя среди участников событий не упоминается, однако в каждой я присутствую под различными псевдонимами.
КОРР. Что же случилось тогда, в 1943-м? Не томите, Юрий Антонович! И не произносите свое привычное «ausgeschlossen!»
Ю.К. Скажем так - у этой истории многозначительное предисловие. Вот и начнем с него. Вскоре после освобождения Красной Армией Бессарабии меня, двадцатилетнего парня из небольшого городка Болграда, с мальчишеских лет мечтавшего об авиации и увлеченно строившего планеры, привлекли к работе в органах НКВД. Задача освобождения родного края была мне близка идейно, и я охотно согласился принять участие в борьбе с наступавшим на Европу фашизмом. Замечу сразу, Молдавия и Бессарабия были наводнены весьма серьезной немецкой агентурой, снабженной радио- и фотоаппаратурой. Новые образцы советских истребителей особенно интересовали лазутчиков, и они пытались сфотографировать части самолетов, выглядывавших из ангаров. в этот самый момент чекисты снимали шпионов на кинокамеру.
С началом войны меня зачислили в опергруппу при 25-м погранотряде войск НКВД, дислоцированную на границе с Румынией.
Свободное владение румынским, болгарским и отчасти немецким языками давало возможность пересекать границу, собирать сведения о дислокации и передвижении немецких и сотрудничавших с ними румынских войск. Помнится, немцы придавали большое значение наличию болгарских войск на прямой железнодорожной магистрали, соединяющей Галац ( на границе Румынии и СССР) с Джурджиу (на границе Румынии и Болгарии). Гитлер тогда всячески пытался склонить болгарского царя Бориса к военному союзу с Рейхом. Однако на упомянутой железной дороге болгарские войска так и не появились (на что немцы рассчитывали). И это стоило царю жизни.
В середине июля 41-го нашим войскам пришлось отступить от границы почти до самой Одессы. Новой опергруппе, сформированной на оккупированной территории, пришлось взрывать ряд крупных промышленных объектов, которым грозил захват противником: в Херсоне - «Крекинг завод», в Николаеве - «Завод Марти». Такую задачу опергруппа выполняла на территории от границы вплоть до Каховки, где ночью меня переправили через Днепр, куда немецкие войска подойти еще не успели. Там мы впервые столкнулись с завербованными нацистами изменниками, выдававшими себя за окруженцев. В их фаэтоне, запряженном откормленными лошадьми, и в новенькой «Эмке» оказались немецкие листовки с призывом уничтожать советских комиссаров, политруков, жидов и «энкаведистов», переходить на сторону германских «освободителей». А также пистолеты с боеприпасами и немецкие гранаты с длинными деревянными ручками, какие мы видели впервые...
В ноябре того же 41-го в Куйбышеве, где находилась часть эвакуированного из Москвы НКГБ, состоялось мое знакомство с начальником Особой группы «Я», возглавляемой опытным разведчиком, старшим майором Госбезопасности Яковом Исааковичем Серебрянским. По его указанию меня зачислили в спецшколу в Уфе. Все сокурсники моей (немецкой) группы принимали участие в Испанской кампании. В прошлом они были офицерами вермахта, затем перешли на сторону республиканцев, убежденные тельмановцы. Многим обязан им. Это они научили меня пунктуальности, организованности и многим другим положительным качествам, сослужившим мне добрую службу.
В конце марта 43-го меня снабдили портативной радиостанцией и вместе с двумя помощниками заслали в составе группы в расположение одного из белорусских партизанских округов в глубоком тылу противника.
Накануне, когда Серебрянский и начальник 4-го Управления НКГБ старший майор ГБ Павел Анатольевич Судоплатов давали мне последние наставления, в кабинет вошел стройный военный с ромбом в петлицах– начальник разведки группы, в которой мне предстояло действовать. Знакомство было мимолетным. Едва он ушел, Серебрянский почему-то спросил мое мнение о нем.
Что мог я ответить? Сказал, что по всему видно - человек серьезный и, надо полагать, приятный.
- Да, это так, - подтвердил Серебрянский. - К тому же, сильный агентурщик! Однако есть «нюансик»...
Судоплатов перебил:
- Человек он действительно серьёзный. Но и «нюансик» у него не менее серьёзный.
И Серебрянский рассказал, что начальник разведки, в недавнем прошлом возглавлявший отдел контрразведки в одном из крупных городов на севере страны, благодаря своему «усердству» предстал перед судом и был осуждён к высшей мере...
Однако недавно он обратился к товарищу Берии с покаянной просьбой отправить его на самый тяжелый участок военных действий, чтобы искупить свою вину. Ему пошли навстречу. Но, учитывая его прошлое, обязаны постоянно держать в уме» тот самый «нюансик». Всякого можно от него ожидать...
Честно признаться, всё услышанное плохо укладывалось в моей башке.
Серебрянский, видимо, угадав мое состояние, вдруг добавил:
- Вплоть до того, что он может перейти к немцам.
- Да, да! - подтвердил Судоплатов.
- В таком случае, - обращаясь ко мне, добавил Серебрянский, - придётся идти с ним.
- Мне?! - с трудом произнес я, ошеломлённый. - К фашистам? Да я...
Серебрянский не дал мне договорить:
- Но если, скажем, возникнет реальная опасность и ты сумеешь предотвратить ее, будешь героем...
И всё же на случай, если вдруг я окажусь у гитлеровцев и они заставят меня выходить в эфир на связь с Москвой, мы оговорили едва заметный, вполне естественный для радиста, работающего на ключе «Морзе», сигнал, дающий понять, что работаю под диктовку врага. Прекрасная, прямо скажем, перспектива!
18 месяцев мы проработали вместе с... назовем начальника разведки Сёминым. Помимо его некоторых, чисто человеческих качеств, которые мне претили, ничего особенного, что могло бы свидетельствовать о его намерении изменить своему долгу, не замечал. Однако «нюансик» тот, о котором предупреждали Судоплатов и Серебрянский, постоянно заставлял меня быть начеку.
Возможно, Сёмин подозревал во мне «государево око» и, стремясь избавиться от него, максимально задействовал в оперативных операциях, сопряженных с боевыми столкновениями с противником, где можно легко сложить голову.
И вот однажды, когда я вернулся с боевого задания, старшая радистка-шифровальщица сообщила, что во время моего отсутствия Сёмин приказал ей зашифровать и передать в Центр собственноручно написанный им текст радиограммы из восьмисот четырех групп по пять цифр в каждой. При обычном максимуме – 60-70 групп. На передачу ушло целых два дня, даже «солдат-мотор», как называли динамо-машину радиостанции, приходилось останавливать из-за перегрева. Когда шифровальщица доложила Сёмину, что радиограмма передана, он приказал подлинник вернуть ему, а не сжечь, как предусмотрено инструкцией.
Шифровальщица, зная, что я обычно просматриваю текст радиограмм, отправляемых в Центр, и встревоженная содержанием депеши Сёмина, передала мне ее копию - так называемый «первый накат». Не скрою, я ужаснулся. В радиограмме говорилось, что «...по агентурным данным источника, заслуживающего доверия, следует, что немцы ввезли в Могилев большое количество отравляющих химических веществ в виде объемных, выкрашенных в серо-зеленоватый цвет ампул, на которые нанесены ярко-красная пометка «FVW» и пяти- или шестизначные цифры». Перечислялись склады, расположенные в подвальных помещениях бывшей школы НКВД, где складировано 12 тонн ОХВ, а в здании бывшей шелковой фабрики – 18 тонн. Указывались точные координаты строений, детально описывался их внешний вид, приводились точные ориентиры с воздуха на случай бомбардировки.
В Могилев, оказывается, немцы свезли огромные запасы ОХВ! Выходит, готовятся к развязыванию химической бойни? Не верилось! Никто из наших людей, внедренных в подпольные организации и даже в гражданские учреждения немцев, вроде «Конторы по найму рабочей силы», ничего подобного и не слышал. Поступали лишь тревожные сигналы о том, что немцы ищут в земле Белоруссии какую-то породу «уран», якобы необходимую им для производства очень мощного оружия, которым Гитлер стращал союзников. Что такое «уран», а тем более «атомная бомба», мы тогда и понятия не имели.
Как-то во время беседы с Сёминым я попытался вызвать его на откровенный разговор рассказом о поисках немцами «загадочного урана». Он внимательно слушал, давал указания, но об ОХВ в Могилеве - ни слова.
Мозг работал лихорадочно, одна мысль опровергала другую... Зачем Сёмину потребовалась эта непроверенная депеша? Выслужвается перед руководством? Почему скрывает от меня? Дезинформация? А если правда? И мы упустим время? Догадки, догадки... Нужны конкретные факты! Их нет, а время не ждет!..
КОРР. Но вам все же удалось разузнать подробности о подготовке немцев к химической войне?
Ю.К. В Могилев отправил далеко не молодую разведчицу (с риском для ее жизни), сброшенную на парашюте по заданию Штаба Белорусского партизанского движения, Людмилу Николаевну Кулешову-Грязнову. Ей я безоговорочно доверял. В компании с бывшей местной школьной учительницей она отправились в район адресов, указанных в радиограмме Сёмина. Никаких складов ОХВ! Ни тайных, ни явных! Никакой необходимой в подобных случаях дополнительной армейской охраны. А у меня в руках копия радиограммы с подробным описанием мест нахождения складов с угрожающим тоннажем ОХВ. Радиограмма не какого-то легкомысленного либо выжившего из ума человека, не отдающего себе отчета о возможных последствиях, а начальника разведки, комиссара госбезопасности!
КОРР. И вы достали факты?
Ю.К. Представьте себе. Командир диверсионного взвода нашей бригады Василий Сыромолотов, перед войной возглавлявший Могилевское областное управление милиции, был обязан знать о местонахождении хранилищ ОХВ Красной Армии. Правда, в последнее время он зачастил в землянку Сёмина. Я, полагаясь на его порядочность, решился идти ва-банк, хотя в том была немалая доля риска. Показал Сыромолотову копию радиограммы Сёмина. И он, осознав всю серьезность положения, взорвался от возмущения: «Вот, сволочь! Я все гадал, зачем ему понадобились бывшие советские склады?! Когда-то там действительно хранились запасы ОХВ Красной Армии, но их давно вывезли. А Сёмин пристал: нужны точные координаты, подходы к зданиям, их визуальный вид слева, справа, с фасада, с воздуха. Использовал меня как мальчишку...»
Всё прояснилось. Сёмин, откуда-то узнав, что в Могилеве находятся пустующие склады запасов ОХВ Красной Армии, уточнял их координаты и пригодность для использования с аналогичной целью немцами, чтобы придать достоверность своему «сенсационному» сообщению.
Тотчас в Центр ушла шифровка: «Радиограмма из 804 групп о ввозе немцами в Могилев ОХВ не соответствует действительности. Повторяю: не соответствует действительности. Свой».
Несколько дней шел обмен радиодепешами: Центр требовал от меня доказательств дезинформации Сёмина. И наконец поступила адресованная комбригу Шмакову радиограмма с закодированной подписью Судоплатова: в связи с переходом в распоряжение Инстанции откомандировать меня в Москву на первом же самолете, произведшем посадку на площадке партизанского соединения командира Балыкова.
КОРР. Вы улетели Москву, и там...
Ю.К. Не все так быстро, легко и просто! Первый «Дуглас», пилотируемый Феофаном Радугиным, впоследствии Героем Советского Союза, был сразу же уничтожен немцами на партизанском аэродроме. Второй, пилотируемый Григорием Тараном, тоже ставшим Героем Советского Союза, приземлился на большаке. Взял на борт экипаж первого самолета и меня, но был подбит и загорелся уже в воздухе. Только благодаря искусству Тарана, сумевшего направить падающую махину в небольшое озеро, нам удалось спастись, выпрыгнув из самолета. Погиб второй пилот. Восемь суток мы с раненым механиком Павлом Авроровым на носилках добирались до стоянки партизанского соединения. Третий, Ли-2, едва приземлившись, был обстрелян немцами из минометов и сразу же улетел. Лишь на четвертом, тоже Ли-2, пилотируемом Героем Советского Союза Маслюковым, удалось обоим экипажам и мне улететь и благополучно приземлиться в аэропорту Внуково. Как выяснилось позже, немцев наводила на цель пригретая Сёминым радистка, завербованная абвером. Опасаясь, что, оказавшись в Москве, я разрушу все его хитроумные планы, Сёмин даже пытался застрелить меня по пути к аэродромной площадке.
КОРР. Представляем, как встретили вас в Москве!
Ю.К. Представляете? Вряд ли. Не сносить бы мне головы, не докажи я свою правоту на очной ставке с Сёминым в кабинете наркома Берии. Информация об ОХВ уже обсуждалась в Генштабе, о ней доложили Верховному Главнокомандующему. И автором ее был авантюрист, которому дали возможность искупить свои прежние грехи. Речь уже шла не только о Сёмине, как таковом, но и о чести мундира ведомства. Предатель-негодяй, иначе не назовешь, готовый во имя собственной карьеры поставить на кон жизнь миллионов людей, был уличен и понес заслуженное суровое наказание.

* * *
32 военных месяца провел старший лейтенант Юрий Колесников в тылу врага. Первые восемнадцать - в партизанской бригаде особого назначения; четырнадцать - в партизанском соединении легендарного, дважды Героя Советского Союза Сидора Ковпака. В подразделении Героя Советского Союза Петра Вершигоры он был помощником командира полка по разведке, командовал батальоном, затем и 1-м полком. Чтобы процитировать весь Наградной лист на присвоение Ю.А. Колесникову звания Героя России, не хватит и газетной полосы. Под его командованием партизаны взрывали мосты, пускали под откос поезда с живой силой и вооружением противника, громили его части, захватывали и передавали Красной Армии целые эшелоны с военной техникой, оружием, продовольствием, военным имуществом...
Вот одна из таких операций, проведенная 12 июля 1944 года. Оперативная группа в составе стрелкового батальона, эскадрона конной разведки и средств артиллерийского усиления под командованием Колесникова захватила железнодорожный переезд в районе города Мосты Гродненской области. Стремительным ударом артиллерии партизаны перебили засевших в ДЗОТах гитлеровцев, прикрывавших команду противника, прибывшую для подрыва моста длиной в 185 метров через реку Неман, по которому вскоре прошли войска двух наступавших корпусов советской Армии. В тот же день разгромили на марше фашистскую колонну, стремившуюся захватить город Мосты.
В ходе операции Колесников со своими разведчиками взял в плен командира 50-й немецкой дивизии генерала Гельмута Вейдлинга.
В послевоенные годы Юрий Колесников, пройдя специальную подготовку, находился за рубежом на нелегальном положении. Но это, как он говорит, «ausgeschlоssen!»
Подвиги Юрия Колесникова отмечены Золотой Звездой Героя России, орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, многочисленными боевыми медалями и великой людской благодарностью.
КОРР. От имени редакции «РБ» и от себя лично мы сердечно поздравляем вас, Юрий Антонович, с Днем Победы. Хотя это и «праздник со слезами на глазах», не хочется заводить разговор о сегодняшних наших тревогах. И все же позволим себе спросить вас, человека, отдавшего много лет и здоровья активной борьбе с нацизмом, как могло случиться, что в нашей стране, в среде внуков тех, кто защитил их жизнь от нашествия коричневой чумы, произошел такой разгул экстремизма?
Ю.К. Такое впечатление, что корабль, на котором мы плывем все вместе, дал крен и движется не туда, куда следует.

Майя Немировская
Кор. «Р.Б.» в Москве
24.04.06