СТЕРШИЙСЯ ИЕРОГЛИФПоследнее интервью Андрея Мерчанского

«Мое имя – стершийся иероглиф...»
«Пикник», «Иероглиф»

«Чтобы заполнить некоторый вакуум в сценических аранжировках, в «ПИКНИК» был приглашен гитарист Андрей Мерчанский (опять-таки из «ПРОДОЛЖЕНИЯ СЛЕДУЕТ» и осовремененной версии рекшановского «САНКТ-ПЕТЕРБУРГА»). Он оставался в группе до весны 1994, после чего покинул музыку, а позже эмигрировал. Единственной вышедшей в этот период работой группы стал «Коллекционный альбом», в котором были представлены лучшие номера из репертуара группы за 1982-1990».
Энциклопедия рока, джаза и поп-музыки

« Казалось, это было вчера. Но после фестиваля на Зимнем стадионе в начале июня 1988 года успел развалиться Советский Союз, инфляция прошлась утюгом по нашим карманам, случились две войны на Кавказе, закончилось тысячелетие, убежал в Америку и исчез там Андрей...»
Владимир Рекшан, 2003

Когда кипение в чайнике доходит до точки, то вода из него выплескивается, а крышку сносит. Я думаю, что люди уходят из жизни, потому что больше не в силах жить.
Эта история стара, как мир. Художники, музыканты, поэты... Ряды их, преждевременно ушедших из жизни, за все времена насчитывают, вероятно, миллионы. «Да он был здоров, как бык! Да на нем пахать можно было! Делом надо было заниматься, а не на гитаре пиликать (варианты – стишки пописывать, картинки малевать)... Не можешь зарабатывать головой, иди вагоны разгружать! Тогда тебе не до этих глупостей будет!» - счастлив тот, кто пытается рассуждать таким образом, ибо вообще не ведает, о чем говорит.
Я никогда не понимал мамаш, изо всех сил старающихся приобщить своих чад к какому-либо виду искусства. Ведь стоит лишь открыть учебник истории, и станет ясно, что люди, решившие посвятить этому свою жизнь, рискуют больше всех остальных. Те, кто шагает по минному полю творчества, отмечают проход в нем своими пылающими от боли душами и мертвыми телами. «Проверено, - ставят табличку идущие следом, - мин нет». Тех из сталкеров, кто удачлив или от природы более крепок и потому дольше продержался, человечество производит в кумиры и обогащает – что, впрочем, тоже не является гарантией от внезапной смерти. Но первыми все же погибают, как правило, творцы с более тонкой душевной организацией.
Когда-то, в день смерти Виктора Цоя, мне тихо сказала Настя, вдова выбросившегося из окна гениального барда Саши Башлачова: «У меня такое ощущение, что это просто какая-то невидимая война»...

7 апреля мне позвонили и сообщили о гибели Андрея Мерчанского. Я познакомился с ним за два месяца до этого на съемках фильма, где он был занят в эпизодической роли, и удивился, а потом обрадовался, когда понял, что разговариваю с тем самым «пикниковским» гитаристом.
Питерская группа «Пикник», основанная Эдуардом Шклярским, автором практически всех ее композиций, в российской музыкальной табели о рангах всегда стояла неколько особняком. Ее отличали медитативно-восточная мелодика, абстрактно-философские тексты и непривычный для российского глаза эпатажный сценический имидж. Она и сегодня имеет в России достаточно большое количество поклонников, чтобы оставаться на плаву. Но плывет она уже без своего «блуждающего» гитариста, как когда-то называли Мерчанского меломаны.
Часто нелегко бывает определить всю совокупность причин, по которым человек оказывается в Америке. Думаю, одна из них всегда – стремление к свободе. Говорят, что можно быть внутренне свободным, даже находясь в тюрьме. Но если есть возможность приобрести эту свободу, просто взяв и перелетев за океан, то нужно быть внутренне очень несвободным человеком, чтобы от нее сознательно отвернуться. Только за возможность эту, как и за все на этой Земле, приходится платить.
Андрей Мерчанский - сценический «ник» Angel, 47 лет, в Нью-Йорке с 1996 года - расплатился по всем счетам, и за искусство, и за свободу, - в недавнюю апрельскую ночь с пятницы на субботу 2006 года...
Я успел полюбить его за те несколько дней, которые мы провели в тесном общении. Под его суровой внешностью скрывались беззащитность и доброта взрослого ребенка. Не зря к нему так тянулись красивые девушки.
В марте он снялся в двух крупных эпизодических ролях, одна из них – в фильме у Де Ниро. Тогда же сочинил и записал саунд-трак для еще одного фильма. В конце апреля состоится премьера бродвейского музыкального шоу, где он должен был принять участие в качестве соло-гитариста. Он был на пороге чего-то нового в своей жизни. Но сил уже, похоже, не хватило – сорвался.
Я простить себе не могу, что это наше с ним интервью не увидело свет раньше, при жизни Андрея, но в этом - моя вина, и мне теперь с ней жить.
На «Битлз», как на игле...
- Ты стал сначала собираться сюда и поэтому покинул «Пикник» или ты покинул его и поэтому стал собираться сюда?
- Когда чувствуешь, что вырастаешь из того костюма, в котором рос, и понимаешь, что надо сменить обстановку, ты ее и меняешь. Но, честно говоря, я хотел уехать сюда еще в 90-м. Америка была моей мечтой еще со студенческой скамьи, когда мы сидели за партой с моим другом, и он говорил: «Я буду жить в Париже», на что я отвечал: «А я -в Нью-Йорке». Правда, он знал французский язык, но я английского не знал.
- Рок-музыкой ты с детства заболел?
- В школе я был спортменом, кандидатом в мастера спорта по плаванию... Все началось, когда в классе шестом на школьный вечер кто-то приволок старенький магнитофон – там сначала пели «Самоцветы», и вдруг я услышал песню. Она пришла как-будто с Марса. Это была «Come Together». Меня настолько она поразила, что я забыл про все, сидел, крутил ее туда-сюда и не думал уже ни о каких танцах. Особенно это соло Харрисона – оно было для меня просто откровением. Это, как первая любовь была, я до сих пор помню эти ощущения, которые испытал тогда.
- Ну мы все были на «Beatles» подсажены в то время...
- «Rolling Stones» так не влияли. Их я стал воспринимать через юношеский антагонизм. Потому что про них писали такие жуткие статьи, особенно Троицкий. Я до сих пор помню его статью с их фотографией, которую я вырезал и повесил на стену, что они орут, что у них концерты проходят в совершенном бардаке. А потом первое, что я услышал по «Голосу Америки» - «Angie». Я ожидал чего-нибудь буйного... Мне этого хотелось – подрастающий парень, гормоны играют, хочется взрыва, а тут... Я был немного разочарован, хотя красоту мелодии оценил. Да, и еще – маме моей нравились лица «Beatles», и она говорила: «Какие уроды эти «Rolling Stones»!» Но когда я услышал «Mankey Man», все стало в порядке. Следующий этап был «Deep Purple», «In Rock» – с криками, с визгом. После этого я уже стал прогуливать тренировки. А когда «выполнил» кандидата по плаванию, то стал мочить в воде плавки и шел к другу на репетицию. Эти хитрости были нужны для моих родителей – они проверяли, был я на тренировках или нет... А мы там сидели с ним, играли на гитарах...
Рекшан, Тропилло и другие...
- А что было до «Пикника»?
- Я блуждал по всяким другим группам. Первая рок-клубовская группа называлась «Краски». Мне это название жутко не нравилось, но сейчас какие-то люди подобрали это название снова. Потом был группа «Прииск», но с ними я играл несколько раз всего, мне не нравилась музыка. Потом я поехал на гастроли уже от «Ленконцерта» с хэви-металл группой «Прямая речь». У меня были побрякушки все эти, вся эта амуниция. Два раза я с ними съездил на гастроли, записали пластинку. После этого попал в «Санкт-Петербург» к Володе Рекшану. Это получилось потому, что Никита Зайцев ушел в «ДДТ», им нужен был гитарист...
- Это был конец 80-х?
- Я точно помню, что мы отыграли большой фестиваль в 88-м году на Ленинградском зимнем стадионе. Об этом был снят фильм «Русским видео», где-то он до сих пор есть. Снимали «Алису», «ДДТ», «Телевизор», «Аквариум», «Чайф»... Пять фильмов. Полнометражные фильмы были о «ДДТ», «Алисе» и «Санкт-Петербурге». Остальные – по нескольку групп в каждом. Продюсером был Тропилло.
- Понятно. Главный аудиопират Советского Союза...
- Про него ходила одна легенда... и, действительно, была такая история... Когда Тропилло начал штамповать эти пиратские диски, из Англии приехал человек, у которого был двойник «Led Zeppelin» - пленка с неопубликованными записями, какая-то эксклюзивная кассета. По-моему, там были даже песни, которых вообще никто никогда не слышал. И, что интересно, весь мир отказался выпускать «бутлег», а когда позвонили Тропилло, он со свойственной ему прямотой ответил: «Давай, вези. Выпущу». Интересно завершение этой истории – испугался человек, который держал эту кассету...
- Да, Тропилло ничего не боялся...
- Ему было все равно. Но могли быть серьезные последствия. Потому что тогда «Led Zeppelin» продавались миллионными тиражами, это могли быть сумасшедшие деньги. Но, вообще, надо памятник ставить таким «бутлегерам», как Тропилло...
- А как ты относишься ко всем этим полуавтобиографическим книгам рекшановским?
- Ну, я же там есть, в этих книгах. В книге «Кайф» в дополненном варианте вообще есть рассказ, специально написанный о том, как мы с Володей покупали вино ночью, как пили у меня дома. Он описал полностью комнату мою в коммуналке и соседа моего, наркомана... Этот человек, в конце концов, выбрасывается у Рекшана в окно, то есть он с ним так... нехорошо обошелся. На что сосед, прочитав, обиделся и сказал: «Нет. Он написал полное дерьмо».
- Так Рекшан в своих книгах все-таки сгустил краски?
- Рекшан на самом деле – другой человек. Когда я в «Санкт-Петербурге» играл, мне было лет 25-26, а ему было 38, и он все время меня сдерживал - меня несло всегда. Он просто пишет, мне кажется, процентов на 40 свои галлюцинации. Ну, как любой писатель, в принципе.
В группу не впишусь...
- А в «Пикник» ты как попал?
-Ну, с улицы в такие группы не попадают. По этому поводу могу рассказать один случай, который произошел, когда я уже работал в «Пикнике». Мы гастролировали в Костамукше, это на границе с Финляндией. И я присутствовал при том, как наш бас-гитарист договаривался с девушкой: «У тебя подружка есть? Может быть, ты на вечер захватишь подружку? Посидим... чаю попьем...» Девушка берет трубку, набирает номер подружки. Телефоны были в те времена во Дворцах культуры черные, диски плохо проворачивались, слышимость плохая. Девушка кричит: «Таня, Таня, ты на «Пикник» пойдешь?» А с другой стороны кричат: «Что ты говоришь?» «Ну, на «Пикник» ты пойдешь?» «Что?» «На «Пикник»!» «Какой пикник?» «Ну группа, группа такая!» Таня подумала и отвечает: «На пикник пойду. Но в группу не впишусь»...
- Да-а-а... Но ты вписался?
- Мы знали друг друга очень долго по рок-клубу, и получилось так, что двое из «Пикника» ушли. На их место пришли я и какой-то мальчик с пузиком, который был хорошим музыкантом, но не имел нужного для «Пикника» стейдж-имиджа. А он был у ребят шикарный - красились, все в «мейк-апе»... Мы прокатались с ним, по-моему, полтора года, пока он не ушел и не вернулись наши ребята. Это даже в газетах было: «Пример всем старым группам. «Пикник» снова в золотом составе». Теперь мы вшестером катались. Первые мои гастроли с ними в 89-м по Дальнему Востоку длились два месяца и были кровавые совершенно – мы не спали практически, за месяц - порядка 30 концертов, иногда по 2 в день, по 6 часов в автобусе... Мы делали много всяких записей по разным студиям... Потом группа пропала с телевидения, мы потеряли продюсера и менеджера. Когда группа теряет экран, о ней забывают и перестают ее покупать. Нам срочно нужно было попасть на экран опять, чтобы вспомнили. И тут была какая-то передача про Францию. Шклярскому была заказана песня про Париж. Звучала она приблизительно так: «Когда будет страшно Богам, погруженным в холодную тишь, они вспомнят, что есть на Земле Париж, Париж. Когда будет страшно Богам и почудится холод в углах, они вспомнят тогда о себе самих, и полюбят себя в зеркалах...» Там была еще строфа все про тех же Богов, которая заканчивалась так: «...они вспомнят тогда, что есть на Земле река Ганг, Ганг...» Ну, потом мы шутили: «Шклярский, ты, наверно, написал эту песню для того, чтобы, когда будет про Индию фильм, тебе не надо было бы вторую сочинять»...
- Ты писал что-то свое к тому времени, как ушел из «Пикника»?
- Дело не в этом. Чем хорош был «Пикник»? Тем, что там не было никаких доминаций. То есть ты обязан быть на работе, на гастролях, на записи. Хочешь писать свое – собирай группу, играй. Я играл и с «алисовским» гитаристом, с Шаталычем, играл еще с кем-то, им помогал. Это Шклярского не волновало абсолютно – играйте... Он не ревновал. Даже на сцене он никогда не был первым лицом. Не так, как, например, Бутусов. Он всегда говорил: «Ну, чего вы стоите за мной? Идите вперед. Давайте, заводите людей». А сам стоял в глубине сцены и пел. Причем у него были темные очки. Когда спрашивали у него: «Эдик, ну чего ты вечно в очках, чего ты в зал не смотришь?» Он отвечал:«Да потому что противно в зал смотреть!»

По-настоЯщему
«коллекционный» альбом
В 90 году мы слетали в Японию, где играли на фестивале городов-побратимов вместе с «Doobie Brothers»... И у меня все время свербило, что я должен быть в Америке. К тому времени уже началась инфляция. И я стал заниматься «Коллекционным альбомом» - потому что у нас было очень много песен неопубликованных, по несколько версий известных песен. Я предложил: «Давай, сделаем из них альбом». Нашелся человек, который согласился стать спонсором. Это был бывший комсомолец, который ни с того, ни с сего стал заведовать музфондом питерских композиторов. Человек был совершенно не от музыки. Я встретил его на улице, он говорит: «Так, «Пикник»? Отлично. Мы сейчас делаем фестиваль «Белые ночи»... И ты можешь себе представить? Сидят директор Андреевского оркестра, директор Мариинского театра, сидит самый главный композитор Питера, какие-то балетные люди, и среди них – мы, два рокера. Это была комиссия, потому что за счет нас они хотели «отбить» деньги за те потери, которые понесут в других жанрах искусства... Мы должны были играть два концерта в «Октябрьском». А в это время комсомолец крутил выделенные под нас фестивальные деньги и продавал телевизоры... И тут у нас как раз родилась идея «Коллекционного альбома». Каждый выпущенный экземпляр этого альбома имел свой номер, внутри был постер и вкладыш, имевший тот же номер. Их было выпущено всего 450. Человек, который купил альбом, разрезал карточку, половинку с номером оставлял себе, на другой половинке заполнял свои координаты и отсылал на телевизионный «Хит-конвейер». Все это было замечательно, но навернулось исключительно из-за спонсоров. Потому что спонсоры, по тем временам, не понимали вообще, что происходит. Они заплатили всего полторы тыщи долларов за шесть эфиров, а вот на призы у них денег уже не нашлось. Поэтому ничего не состоялось. А мы планировали затем этот альбом издать по обычным ценам 20000-ным тиражом. И я решил, что все, пора ехать, посмотреть, что творится в Новом Свете... Интересно, что в посольстве мне дали туристическую визу очень легко. Когда я показал пластинку «Пикника», кто-то из этих ребят что-то сказал. Я спросил: «Что он говорит?» «Он сказал, что это очень хорошая группа»...
Все зависит от Человека...
- Андрей, а ты знал, чем ты здесь будешь заниматься?
- Я прилетел сюда просто поменять все. Когда приехал, пахал тут не знаю как. Хватило меня где-то на полгода, пока я все-таки немножко не стал зарабатывать, и проходя мимо гитарных магазинов, все чаще заглядывался на витрины. А потом началось... Купил одну гитару, вторую, третью, поехал в Виллидж, потом два года играл в «Чикаго-блюз» (был такой клуб шикарный, его закрыли) на джемах.
- А на жизнь чем зарабатывал?
- Да делал все, что угодно.... «Констракшн» колотил, машину водил...
- А на сердце кошки не скребли? Все-таки ты пользовался в России успехом, слава была...
- Я перечеркнул это все.
- Там ты общался с музыкантами, которые понимали кто ты... А здесь ты на строительных работах вместе с людьми совершенно другого круга интересов... После такой работы одно остается – напиться и забыться...
- Нет, ну алкашей тут нет. Тут они пахари все. Но, конечно, тяжело, когда ты выпадаешь со своего «левела». Но я находил его в других местах. И так как я все-таки продюсировал эту пластинку, я научился разговаривать с различным типом людей. Если ты делаешь какие-то работы, отличные от искусства, то там просто можно молчать. Там судят не по тому, как ты говоришь, а как ты делаешь.
- Но ты знал, что придется с нуля начинать?
- Знал. И был готов даже к худшему. Выяснилось, что все не так страшно. Нам же там говорили, что Америка – это «человек человеку волк», и прочее и прочее.
- А у тебя нет такого ощущения, что здесь, наоборот, отношения между людьми даже более человечные, чем это было в России?
- Абсолютно согласен.
- Ты здесь все-таки поиграл с теми музыкантами, с которыми мечтал играть, или не пришлось?
- Ну да, я играл и с басистом Рэя Чарльза, и саксофонистом Билли Джоела, сейчас я имею очень тесный хороший контакт с Джонатаном Мувом, барабанщиком, который играл с Элисом Купером два альбома, потом он девять лет с Сатриани играл, с Фрэнклин. Встретил здесь даже басиста «Doobie Brothers». Играл с Майки Пи, он знал Боба Марли до того еще, как тот стал знаменитым, причем записали мы с ним три песенки. Конечно, здесь массу интересных людей можно встретить. Но в Америке нет музыкального маркета, как такового, сейчас – только рэп, хип-хоп... А рок сейчас в депрессии.
Здесь все сейчас упирается в кино. Кино – number one. Все вкладывают деньги в кино, потому что оно приносит быструю отдачу. Если в 70-х годах рок-музыка, тот же Джимми Хендрикс, могла в течение месяца принести миллион, то сейчас, чтобы раскрутить звезду, нужно очень много денег и времени.
- А чем ты на жизнь зарабатываешь, можно поинтересоваться?
- Делаю «fashion photography».
- Ты здесь начал фотографировать или уже там этим занимался?
- Там я только мечтал об этом. А здесь я купил фотоаппарат, пошел учиться на «fashion commercial» и понял, что дело не в том, что мы выбираем красивую девушку и фотографируем ее. Оказывается, надо взять одежду стильную, модель, которая этой одежде соответствует, и все это «опустить в стиль». Тогда получается - «fashion». Либо «commercial». Но для «commercial» надо знать, что мы рекламируем, потому что американский «commercial» - для тупых. Американцы не любят думать. Американец сразу хочет видеть, что он должен купить. И американский «commercial» гениален тем, что когда ты видишь картинку, ты сразу понимаешь, что тебе надо купить. Если девчонка улыбается, показывая зубы, и больше ничего нет, значит, это реклама либо зубов, либо зубной пасты. Если девушка поднесла руку к лицу и ты видишь кольцо, значит, это реклама кольца.
- Ты следишь за тем, что происходит в России в музыкальном плане? Там с рок-музыкой нынче такая же напряженка, как и здесь?
- Между рок-музыкой России и Америки большая разница. Здесь - колоссальные музыканты, но американская музыка – слишком коммерческая. Если какая-то группа «сняла» какие-то деньги, то все продюсеры начинают лепить точно такие же группы. Один и тот же звук, одни и те же построения песен, одни и те же голоса. Если раньше люди стремились к индивидуальности, каждый гитарист добивался своего звука, пытаясь найти себя, то сейчас они все просто в одну колею попадают. Но «production» и профессионализм, конечно, – на высочайшем уровне. Русские стремятся к «чему-то такому», но я смотрю, там тоже заштампованность растет. Ну, мне очень нравится второй альбом «Земфиры», «Прощай, моя любовь». Должен сказать, что надо поставить памятник продюсеру. Что касается звука, все сыграно на уровне. Американцы обычно не слушают то, что они не понимают – на русском языке. А про Земфиру мои знакомые говорят: «Да, я не знаю, о чем она поет, но мне эта музыка нравится».
- Какие-то планы на будущее есть? Или ты так и будешь продолжать только фотографировать?
- Нет, но я же работаю. Я сочиняю песни. Просто, музыка требует больших вложений, и это не 500 долларов. Нужен «проект». Есть шикарные музыканты. Можно вернуться в Россию с реальными музыкантами, игравшими с большими людьми, но для этого нужны деньги. Прежде всего нужен продюсер, который бы понял этот проект, принял его, и тогда это все реально.