«ОКАЯННЫЕ ДНИ» ПАУСТОВСКОГО

История далекая и близкая
№6 (512)

В Москве вышли в свет неизвестные дневники Константина Паустовского.
Из них следует, что классик и мэтр советской литературы Константин Георгиевич Паустовский ненавидел советскую власть с первых лет ее существования. Как его кумир Иван Бунин. Помните «Окаянные дни» Бунина? Не случайно название его записок я вынес в название заметки. Дневники Паустовского по интонации, по слову близки «Окаянным дням». Что неудивительно. Они описывали то, что видели.
Как были найдены дневники – отдельная история. Важен факт – они напечатаны в последнем номере журнала «Мир Паустовского», который выпускает музей имени К.Г.Паустовского. Главный редактор – Галина Корнилова, ученица Паустовского, из его семинара в Литинституте.
Итак, Одесса, 1920 год.
«Третья революция, которая близка, будет самой кровавой. Будут убивать на улицах, как зверей. Ибо давление ненависти и тяжесть терпения перейдут предел и разразятся внезапным и ошеломляющим взрывом... Нет никаких надежд. У безнадежного один исход – расплата с теми, кто загнал его издыхать во вшивую нору.
Когда кончилась Гражданская война и началось «мирное строительство», все сразу увидели, что «король голый» и вся сила его – только в войне, в разрушительной энергии злобы, в ужасе. Чтобы создавать, нужна свободная душа, а не прокислый ум, изъеденный, как молью, партийной программой и трехлетним озлоблением. Они – искалеченные, но не огнем, а тлением, распадом, неудачливостью. Вся страна превращается в аракчеевские поселения.
Никто не проклянет тех, кто пошел «чесать пятки Луначарскому». Тех, кто мог бы проклясть... <неразборчиво>... и завистливо смотрят, как «те» тащат два фунта ячной крупы с мышиным пометом – академический паек.
Началась новая эпоха – прикармливание интеллигенции, профессоров, художников, литераторов. На горьком хлебе, напитанном кровью, они создадут какой-то нудный лепет – «великое искусство пролетариата, классовой ненависти». Чека им крикнуло «пиль», и они покорно пошли, поджав облезлый от голода хвост. Голгофа. Предсмертная пена на губах искусства. Кто из них потом повесится, как Иуда на высохшей осине? Кто однажды продал душу? Господи, да минет меня чаша сия».
После этого Паустовский жил и работал в литературе 48 лет. Он приспособился. Нашел свою нишу. Не воспевал «классовую ненависть», но и не входил в прямую конфронтацию с идеологией. Он писал о другом. Его книги были о другом. Так он стал классиком при жизни, мэтром, официально признанным и заслуженным.
В 1955 году переехав в Тарусу, маленький городок на Оке, собрал вокруг себя молодых литераторов тех лет. Времена наступили хрущевские, оттепельные. Паустовский и Николай Оттен (автор «Синей тетради») составили альманах «Тарусские страницы». Вот его авторы - Борис Балтер, Николай Заболоцкий, Юрий Казаков, Наум Коржавин, Владимир Корнилов, Владимир Максимов, Булат Окуджава, Давид Самойлов, Борис Слуцкий, Юрий Трифонов, Надежда Мандельштам (под псевдонимом Н. Яковлева), Марина Цветаева... Оттепель оттепелью, но цензор отказался подписывать книгу в печать. Тогда Сладков, директор Калужского книжного издательства, ему сказал (передаю в изложении): как цензор ты должен подписать, ничего запрещенного здесь нет, а как коммунист можешь писать докладную в обком. И цензор – подписал. «Тарусские страницы» вышли в свет осенью 1961 года.
Скандал разразился уже в Москве. Альманах обсуждался на Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Самым яростным обличителем был молодой партийный идеолог Лигачев. Тот самый. Его в то время звали, кажется, Юрием. А может, и Егором. Но совершенно точно, что затем, будучи первым секретарем Томского обкома, его величали Юрием Кузьмичом. А Егором стал, переехав в Москву в 1983 году, в должности заведующего отделом и секретаря ЦК. В историю он вошел уже как второй секретарь ЦК КПСС, второй человек в партии после Горбачева.
А тогда, в 1961 году, сняли с постов областного цензора, директора Калужского издательства Сладкова, секретаря Калужского обкома партии по идеологии Сургакова. Этих людей пофамильно почему-то редко упоминают, когда рассказывают о «Тарусских страницах». Альманах изъяли из продажи и из всех библиотек. Но он уже ходил по рукам. Да и в Тарусе, в самой районной библиотеке, мне его давали почитать. Я там жил и работал в середине семидесятых годов. К тому времени Таруса стала, простите за невольную остроту, официальным центром советского диссидентства.
Всё там дышало тогда каким-то удивительным воздухом беспечного фрондерства. В пивной, узрев в тебе нового человека, сразу начинали рассказывать о “Толике Марченко, которого увезли отсюда и три недели назад судили в Калуге. Вот такой парень!”. О том самом знаменитом и тогда, и впоследствии правозащитнике Анатолии Марченко, что погиб в голодовку в Чистопольской тюрьме уже на рассвете свободы и гласности, в 1986 году... По дороге на работу тебя встречал кочегар Володя и, тыча черным пальцем, читал перевод статьи из “Морнинг стар”; газета хоть и коммунистическая, но зарубежная, с вольномыслием всяким, однако тарусским кочегарам, знающим английский язык, не запрещенная.
На окраине Тарусы, в доме отдыха трудящихся имени Куйбышева, садовником работал Александр Гинзбург, чуть ли не самый известный в то время диссидент. Вечером, отставив метлу и грабли, он шел на наш переговорный пункт и беседовал оттуда с Женевой, с Солженицыным советовался, так как был распорядителем фонда помощи политическим заключенным.
И, наконец, взяв на комоде тоненькую потрепанную брошюрку из серой бумаги - Справочник Тарусской АТС, на последней странице можно было найти фамилию: Эфрон А.С. И номер телефона, и номер дома по улице Шмидта. Ариадна Сергеевна Эфрон, дочь Марины Цветаевой и Сергея Эфрона, умерла в семьдесят пятом году, кажется, в августе.
Имя Паустовского было окружено в Тарусе почтением не только со стороны диссидентской публики, но и со стороны власти. Паустовский составлял официальную славу Тарусы. А вот Цветаеву запрещали упоминать. Говорили: у нее муж в белой армии воевал. То есть тамошние партийные начальники не знали, что несчастный Сергей Эфрон впоследствии был в Европе тайным слугой их режима, тайным агентом ЧК-ОГПУ-НКВД.
Вот какие запутаннейшие узлы нашей истории и литературы возникли, когда я решил сообщить читателям новость – в Москве вышли неизвестные ранее дневники Константина Паустовского.


comments (Total: 1)

k.p.-gordost russkoi literaturi.knigi ego ,kak chisti rodnik,celebni

edit_comment

your_name: subject: comment: *

Наверх
Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir