Герои наших детей
Моей любимой героиней была добрая фея. Не конкретная фея из конкретной сказки, а скорее собирательный образ, охватывающий всех добрых, мудрых, смелых и сильных женщин из всех знакомых мне произведений литературы и кино, из истории и реальной жизни. От Афины-Паллады до царицы Тамары, от моей учительницы Нэдды Владимировны до Золушкиной крестной мамы
Меня не привлекали беспомощные инженю вроде самой Золушки, неспособные противостоять злу без помощи извне. Мне никогда не хотелось быть damsel in distress (дамой в опасности), которую влюбленный в нее рыцарь без страха и упрека (добрый молодец) спасает от дракона, морского чудовища или Кощея бессмертного. Мне хотелось быть дамой другого типа, которая сама кого угодно вызволит из опасности. Причем вызволит, открыто схватившись со злом, вооружившись мечом или волшебной палочкой, а не прибегнув к различным дипломатическим маневрам.
Я не отождествляла себя ни с маленькой Мари, спасшей Щелкунчика силой своей любви, а не борьбой с мышиной армией; ни с покорной, льстивой Шехерезадой, незаметно опутавшей своего грозного повелителя сказочной сетью (вернее, посадившей его на сказочную «иглу»); ни даже с Царевной-Лебедью, которую, при всех ее магических возможностях, все-таки надо было вырывать из когтей злого волшебника-коршуна.
Если бы в годы моего детства (прошедшего в «застойном» Союзе) ТАНАХ не был скрыт за семью замками, а преподносился подрастающему поколению в виде еврейских мифов или еврейских народных сказок, я, безусловно, отдала бы предпочтение мужественной пророчице и судье Деборе, а не дипломатичной и осторожной царице Эстер. А если бы я росла в благополучно развалившей Союз Америке 90-х, меня наверняка привлекла бы непобедимая принцесса-воительница Зина (из одноименного телесериала), кочующая по времени-пространству (вернее даже, по мифам всех времен и народов) с мечом в руках и спасающая всех униженных и оскорбленных.
Любимым героем моего сына, росшего в перестроечном Союзе, затем – в постперестроечной Грузии, был хоббит Бильбо Беггинс. Сына одинаково привлекали прагматично-домашняя и авантюрно-воинственная стороны характера Бильбо. Подобно симпатичному толкиеновскому герою, ему хотелось и укрыться от мира в благоустроенной хоббитовской норке, и пуститься в невероятные приключения, и броситься навстречу невообразимым опасностям. Хотелось и сидеть у очага в уютной, заваленной всевозможными съестными припасами кухне – и одновременно следовать за неугомонными гномами в поисках их легендарного золота, видеть настоящих эльфов, троллей, волшебников, гоблинов и орков.
По мере того, как сын превращался из ребенка в подростка, а потом – в юношу, его воображением завладевали уже другие герои – от всемогущего графа Монтекристо и всезнающего Шерлока Холмса до немногословного, незаметного, но непобедимого Арагорна из «Властелина колец». А недавно, когда мы смотрели фильм «Призрак оперы» (последняя версия, поставленная на основе бродвейского шоу), сын признался, что его всегда привлекали «темные», много испытавшие и многосторонне одаренные персонажи вроде самого Призрака, а не беспечные, поверхностные герои-любовники вроде виконта Рауля де Шаньи.
Любимым героем моего племянника, который тоже родился в перестроечной Грузии, но в возрасте семи лет приехал в Америку, был Джеймс Бонд. Воображение мальчика пленяли физическая сила агента-007, его ловкость, проницательность и сообразительность, окружающие его технологические «геджеты», шикарная атмосфера, в которой разворачиваются его приключения, его обязательные победы над различными злодеями, пытающимися либо овладеть миром, либо его разрушить.
Хотелось, подобно неотразимому и непотопляемому шпиону ее величества, управлять любым средством передвижения в любой стихии, играючи разрушать коварные замыслы врагов, класть их на обе лопатки с помощью кулаков, пистолетов или «штучек-дрючек», выполнять опасные задания в шикарных отелях, дворцах или подлодках и, конечно же, произносить при встрече с каждым новым незнакомцем (незнакомкой) три магических слова: «Бонд. Джеймс Бонд»...
Почему детей привлекают или отталкивают те или иные герои? И почему у любимых детьми героев, при всех их различиях, есть общие черты – справедливость, могущество, стремление защищать невинных и расправляться со злодеями?
Психологи, социологи, историки, фольклористы и педагоги дадут вам самые разные ответы на эти вопросы. Первые будут углубляться в бездны индивидуального и коллективного подсознания, вторые – ссылаться на атмосферу, в которой рос ребенок, третьи – приводить эпизоды из истории его страны или народа, четвертые – анализировать влияние тех или иных сказок и легенд, пятые – говорить о промахах в воспитании и образовании...
Мои пристрастия, например, можно было бы объяснить и моей принадлежностью к еврейскому народу с его стремлением усовершенствовать мир, и вечным ожиданием Мессии. И влиянием советских идеологов, пропагандировавших мужество и героизм. А также носящимися в воздухе феминистскими идеями. И еще – неосознанным отрицанием собственных женственности и слабости.
В пристрастиях моего сына разобраться еще легче. С кем, как ни с хоббитом Бильбо, мог отождествлять себя еврейский мальчик, воспитывавшийся в Грузии, которая утратила вдруг хваленые тепло и гостеприимство и погрузилась в пучину насилия и произвола? В стране, где человека могли убить в очереди за морожеными курами, где на темных улицах сражались голодные собаки и рыскали молодчики из военизированных формирований, где демонстрации и митинги заменяли и хлеб, и зрелища? Кого, как ни Эдмонда Дантеса и Шерлока Холмса мог идеализировать подросток, который хотел либо вырваться из этой «темницы», либо понять, какие злодеи умудрились превратить в нее солнечную Иверию?
У наших детей, которые росли и даже родились в США, тоже есть свои герои. Среди них, конечно, фигурируют те же добрые феи, хоббиты, Джеймс Бонд, Призрак оперы (его многочисленных поклонников называют Phantom phans), Шерлок Холмс и граф Монтекристо. Но фигурируют также рок-звезды, киноактеры, реслеры, персонажи из популярных телесериалов, фильмов, мультфильмов, и, разумеется, герои комиксов и компьютерных игр. Супермен, Бэтмен, Спайдермен, Холк, Лара Крофт, Кэтвумен и иже с ними. А еще – персонажи фильмов, поставленных на основе комиксов и компьютерных игр; действующие лица книг, написанных на основе фильмов и телесериалов.
Герои детей нашего времени вроде бы ничем не отличаются от героев их родителей, старших братьев и сестер. Героев по-прежнему определяют сочетающиеся в детской психике жажда справедливости и ощущение собственной беспомощности. Хочется быть всесильным и всезнающим, спасать попавших в беду, повергать в трепет злодеев. Хочется вооружиться мечом, шпагой, пистолетом, “геджетом”, мощным интеллектом или волшебной палочкой, овладеть приемами всех восточных видов борьбы или дедуктивного мышления, превратить в опасное оружие свой мозг или свое натренированное тело. Хочется быть рыцарем без страха и упрека, сверхчеловеком, героем в старом, мифологическом смысле этого слова. Или, на худой конец, Золушкой, damsel in distress, спасенной идеальным рыцарем – сверхчеловеком или героем.
Тем не менее, некоторые педагоги и психологи, а также мамы и папы усматривают новые, тревожащие факторы в нынешнем выборе героев. Один из факторов – дешевизна источников (комиксы, компьютерные игры, сериалы, книги, написанные по комиксам и сериалам, и т.д.), которые поставляют детям героев. Кажется, даже с Эдмондом Дантесом американские дети знакомятся по книге в бумажном переплете, которая излагает содержание фильма, поставленного по роману Александра Дюма-отца.
Другой фактор – стирание границ между добром и злом. Если Спайдермен – все еще положительный герой, то могучий разрушитель-Холк, чей облик в порыве гнева принимает скромный молодой ученый, своего рода мистер Хайд.
Третий фактор – стирание границ между реальностью и нереальностью, между возможным и невороятным могуществом героев. Девочка 60-х годов прошлого века могла подражать доброй фее, но при этом знать, что эта фея – плод фантазии. Современная девочка, которая видит Лару Крофт на экране комьютера, на экране телевизора, а также в книге, написанной по фильму или компьютерной игре, вполне может поверить в ее реальное существование. И тем более в реальную возможность достижения Ларинойпочти сверхъестественной физической ловкости.
И все-таки мне кажется, что мы преувеличиваем разницу между нашим – и наших детей – мировосприятием. Мы тоже нередко пользовались источникам сомнительного качества. Мы тоже – из духа проитиворечия – симпатизировали отрицательным персонажам (так, мой одноклассник-отличник «болел» за... Фантомаса!). Мы тоже читали книги, где исторические персонажи взаимодействуют с вымышленными. И мы тоже стирали границы между реальным и нереальным, возможным и невероятным. Нам хотелось верить, что Д’Артаньян и три мушкетера спасли королеву Франции от бесчестия, посрамив могущественного кардинала Ришелье; что брат Шерлока Холмса Майкрофт был самым влиятельным человеком в правительственных кругах викторианской Англии. Более того, нам хотелось верить, что добрые феи и страшные чудовища существуют на самом деле. А если бы в «застойном» Союзе, где мы росли, существовали комиксы и компьютерные игры, то, поверьте, мы бы тоже подражали Супермену, Спайдермену и Ларе Крофт. Дети, – в какой бы стране, в какое бы время они ни жили, – всегда стремятся вырваться за рамки скучной действительности, за рамки человеческого тела с его ограниченными возможностями. Каждый ребенок – герой в глубине души, но время, увы, обрезает герою крылья.