Как это было в Харькове

Михаил Губин

Новый год. За минуту до его наступления мы разлили в бокалы шампанское. улыбаясь, смотрим на часы. Ждем. Большая стрелка медленно приближается к заветной цифре «12». Маленькая уже там, нетерпеливо топчется на месте. Наконец стрелки сходятся, и часы начинают шипеть. Это они собираются с силами, чтобы сказать «бум». «Бум», - говорят часы, и начинается отсчёт времени. С последним ударом люди начинают обнимать друг друга, обмениваться добрыми пожеланиями. Всё – 2006 год наступил!
Вслед за цифрами «2006», возникают ещё одни цифры – «64». 64 года тому назад в Харькове убивали людей. Их подводили к оврагу и в упор расстреливали. Выполняя привычную работу, солдаты иногда посмеивались над тем, как смешно и неуклюже падают убитые.
«Овраг» по-украински - «яр». Расстреливали в Дробицком Яру. Расстреливали людей за то, что они евреи.
Воздав рождественские почести еврею Иисусу, 26 декабря 1941 года немцы приступили к ликвидации 15 тысяч его соплеменников. И уже к середине января еврейский вопрос в Харькове был решён.
«Всем жидам города Харькова с вещами и драгоценностями явиться к баракам Станкостроя» – это из приказа военного коменданта города Харькова от 14 декабря 1941 года.
За каждого выданного властям еврея верноподданному горожанину полагалась четвертушка водки, за саботаж и укрывательство - расстрел.
Зло и ненависть двигали оккупантами. Цинизм нацисткой доктрины, презрение и нетерпимость к инородцам создали благоприятные условия для прорастания в душах низкопробных людей накопившихся зёрен подлости. ценности добра и милосердия подверглись осмеянию и надругательству. В противостоянии добра и зла – уже в который раз! – зло торжествовало и началась вакханалия!
Вот некоторые свидетельства.
Из заявления управдома Дутова: «Утверждаю, что Якубович Раиса - жидовка, принявшая православие».
Директор детдома №3 Митрофанов указывает на трехлетних Лидию Левит и Нину Дубинскую, на Антонину Козулец.
Профессор Костенко дважды вывешивал приказ по институту: «Тщательно проверить личный состав сотрудников и учащихся с целью выявления всех жидовских элементов или родственно связанных с жидами».
В условиях забвения заповедей господних, страха и ксенофобии всё же не все утратили человеческий облик. История сохранила нам имена 52 праведников. 52 добрых самаритян. 52 человек из 190 тысяч, по воле судьбы, оказавшихся в Харькове в период гитлеровской оккупации. Хочется верить, что эта цифра приблизительная, что милосердных людей было значительно больше. хочется верить!
15 и 16 декабря 1941 года начался исход евреев в вечность. Вспоминает Борис Генрихович Печерский: «Со всего Харькова и области стекались евреи к проспекту Сталина и тянулись по нему на «постоянное» место жительства в гетто. Никто тогда не знал, что это была прямая дорога в ад. А на тротуарах, как на первомайской демонстрации, стояли любопытные люди, не евреи. Одни смотрели на нас с сочувствием, другие со злорадством. Никакого конвоя не было, переселение - дело добровольное, но иначе бы расстреляли или повесили с табличкой «жид». только и всего».
Из рапорта бургомистра Крамаренко: «За два дня выселено 8547 евреев, освобождено 58129 квадратных метров жилья».
Решением Украинской городской управы опустевшие квартиры заселяются лояльным режиму населением. Всего заселилось 1700 семей.

Мой дедушка Шнейер Бон – светлая ему память! – был человеком набожным. Долгие часы он проводил в молитвах в синагоге на улице Гражданской. Когда началась война, в город с запада потянулся поток беженцев. Евреи в поиске крова и еды приходили в синагогу, где вместе с другими верующими, их встречал и мой дедушка. За несколько недель до захвата города немцами, бабушка сказала: «Шнейер, у нас дети – мы должны уехать». «Да-да, ты права. бери детей и поезжай, а я к вам позже присоединюсь. Я не могу сейчас оставить без присмотра людей, они нуждаются в моей помощи».
Сколько бабушка ни уговаривала мужа, так и не смогла уговорить – забрала детей и уехала за Урал. Дедушка остался. Он был в числе четыресот молящихся в синагоге, умерших от голода, холода и жажды. Покойный дядя Миша, мамин брат, рассказывал, что, когда люди собрались в синагоге на молитву, дворник и его сын заперли входную дверь при помощи цепи. После немцы сожгли синагогу вместе с трупами.
И всё же харьковским евреям повезло – большинство успело эвакуироваться. Примерно 125 тысяч человек избежало страшной участи тех кто остался в городе. Точных цифр погибших нет. Перед началом массового уничтожения евреев, согласно немецкой переписи населения, в городе насчитывалось евреев в количестве 10,271 чел. Все они были уничтоженны. По оценке Чрезвычайной госкомиссии Советского Союза по расследованию фашистских преступлений, в Дробицком Яру, в двух ямах, расположенных на расстоянии 350 метров одна от другой, было найдено 15 тыс. трупов. Не известна цифра погибших от голода и холода в корпусах Станкостроительного завода. Никто не учитывал количество евреев-беженцев из других областей, не имевших постоянной харьковской прописки, позднее опознанных фашистскими прихвостнями и отправленных по тому же этапу смерти – к ямам Дробицкого Яра или убитых при задержании.
При переписи населения фашисты сделали два списка – общий и «жёлтый». «Жёлтый» - для евреев. Одна из инструкций переписи гласила:
«Дети от родителей разной национальности, один из которых еврей, записываются в общий список. В таких случаях национальность детей определяется по желанию родителей».
Эта «гуманная» зацепка, казалось бы, давала возможность родителям «смешанных» семей спасти жизнь своим детям. И действительно, дети, попав в общий список, в цифре «10 271» не фигурировали. Но возникают вопросы: «Спасло ли это детей? Сколько их не пошло вслед за мамой или папой в бараки Станкостроительного завода? Не зная своего будущего, своего трагического конца, в состоянии ли были родители оставить детей без присмотра? А если даже решились, оставили или передали кому-то, где гарантия, что позднее детей не выдали фашистам из страха быть расстрелянными или из желания заполучить треклятую бутылку водки?».
Всё в этом мире имеет свой конец. Наступило долгожданное освобождение. Закончились долгие месяцы страшной оккупации. 23 августа 1943 года Харьков был взят частями советской армии. Харьковчане приступили к восстанавлению города, но жажда справедливого возмездия за содеянное требовала своего. С 15 по 18 декабря 43-го года на Рымарской, в здании Оперного театра, состоялся показательный процесс по делу нацистских преступников. В работе заседания военного трибунала 4-го Украинского фронта принимали участие председатель Чрезвычайной комиссии по расследованию фашистских злодеяний Алексей Толстой, его коллеги по писательской и журналистской деятельности Илья Эренбург и Константин Симонов. суд постановил считать виновными в геноциде исполнителей приказов и не освободил их от ответственности. Впоследствии Нюрнбергский процесс повторил и подтвердил правильность вынесенного решения.
...На Благовещенском базаре собралась сорокатысячная толпа. В её присутствии был исполнен суровый приговор; казнь через повешение четырёх нацистских преступников, трёх немецких офицеров, и одного местного жителя, некоего Михаила Буланова, водителя душегубки, страшной дьявольской машины.
Казалось бы, что, справедливость восторжествовала на истерзанной земле харьковщины. Но нет, не восторжествовала. Вот что свидетельствует инвалид войны Александр Коган, приехавший спустя двенадцать лет в Дробицкий Яр, к месту массового уничтожения евреев: «На дне оврага в жидкой грязи лежало огромное количество больших и малых скелетов. Я был близок к обмороку, когда на земле около своего протеза увидел пучок волос, связанных выцветшей красной ленточкой». Инвалид обратился в горисполком с требованием предпринять хоть что-нибудь, и горисполком откликнулся, прислав к месту захоронения двух женщин с лопатами. И только через год бульдозерами были закопаны останки невинно убиенных. и шестьдесят лет понадобилось на то, чтобы в камне увековечить память жертв антисемитизма и ксенофобии.
Уезжая навсегда из Советского Союза, я увозил с собой обычный набор эмигрантского скарба, состоящий из памяти, любви и обиды. Чего было больше? Обиды. Не было бы обиды, память и любовь не дали бы уехать. «На обиженных воду возят!». Вот чтобы воду не возили, и уехал.
Многое изменилось c тех пор. Однажды я вернулся туда - другая страна, другая жизнь. Почему вернулся? Память и любовь позвали в дорогу. Захотелось побывать на могиле мамы и папы – вдоволь наплакаться. Захотелось повидаться с теми, кто ещё жив, порадоваться встрече, всмотреться в знакомые лица, запомнить. Захотелось подышать неповторимым воздухом родины – дышать не надышаться! Как радостно робывать в родном городе после долгой разлуки!..

В Нью-Йорк возвращался испытывая волнение – как же, ведь я ехал домой!
Этот город – дом для многих. Каждый живущий в нём привносит в жизнь и во внешний облик города что-то своё, неповторимое, всё лучшее, что имеет. Наши память и любовь – наш неповторимый вклад. Мы пришли сюда, чтобы дать, обогатить. Не только брать...
Как-то на прогулке я встретил Ефима Тайблина. Он поведал «новость» о том, что американские харьковчане «сбрасываются» на строительство в Бруклине памятника жертвам харьковского Холокоста (читай – памятника «жертвам антисемитизма»). Узнав, куда надо посылать деньги, мы с женой радостно «вывернули карманы». Многие из наших друзей так же радостно откликнулись на призыв. Честь и хвала человеку, «запустившему шапку по кругу». Его многие отговаривали от этой затеи, убеждали, что собирать деньги – неблагодарное дело, что обязательно найдётся какой-нибудь пачкун, который замарает - не отмоешься! Но человек этот неотступился. И вот почти всё готово к возведению памятника. Настало время назвать имя этого доброго упрямца – Марк Раковский.
В Бруклине имеется скверик, где разбит мемориальный комплекс со звучным названием Sheepshead Bay Holocaust Memorial Park. Здесь покоится застывшая в камне память о тысячах евреев, погибших во Второй Мировой войне. Скоро парк пополнится новым камнем, напоминающим о трагедии харьковских евреев. осталось только сделать надпись. Но как заставить камень говорить? Какие нужно подобрать слова, чтобы они до ходили до сердца, раздражали, заставляли память прочитавшего всё время к ним возвращаться? Найти эти слова - наиважнейшая задача! По поводу надписи на камне у меня возник спор с многоуважаемым Марком Раковским. Моё мнение - надпись должна стать предметом обсуждения.
Ниже я привожу проект надписи, предложенный Марком Раковским, рассматриваемый в The Holocaust Memorial Committee.

ХАРЬКОВ.
Украина
В память жертв Холокоста
расстрелянных в Дробицком Яру, замученных в бараках тракторного завода, погибших в душегубках в 1941 – 1943 годах в г.Харькове

Мои замечания по поводу этой надписи.
Первое, что сразу бросается в глаза – фраза «в бараках тракторного завода». В приказе немецкого военного коменданта говорится о «бараках Станкостроя». И во всей последующей литературе авторы ссылаются именно на «Станкострой».
Далее, следуют слова «В память жертв Холокоста». Но слово «Холокост» уже упоминается в самом названии мемориала: Sheepshead Bay Holocaust Memorial Park.
Эта же надпись выбита на главном памятнике. Зачем дублировать? всем и так, понятно, что весь мемориал этому посвящён?
В тексте перечисляются места, массовых убийств харьковских евреев. Возникает вопрос: почему нет упоминания о замученных в синагоге на улице Гражданской, если этот факт официально признан историческим (на месте убийства четырёхсот евреев имеются две мемориальные таблички)? Это место является частью харьковского городского мемориала «Холокост».
Надпись «погибшим в душегубках» - скорбная надпись, слов нет, но на момент появления этой дьявольской машины на улицах Харькова все евреи уже покоились в Дробицком Яру. Душегубка убивала харьковчан позднее, и жертвами были уже не евреи.
Последняя строчка указывает на дату и место.
Эта дата говорит о периоде оккупации Харькова. Массовое же уничтожение евреев в этом городе, по официально принятой версии, приходится на период с 26 декабря 1941 года до середины января 1942 года. Конечно, евреев убивали и до, и после этой даты, но не в массовом порядке. После середины января в городе практически не осталось евреев - в этом-то и была цель нацистов!
И последнее. В строчке упоминается слово «Харьков». Этим словом начинается текст. Нужно ли его дублировать в конце? Тем более что количество слов регламентировано тридцатью единицами.
Как видите, в надписи, предложенной Марком Раковским, есть неточности. Я понимаю и принимаю его желание как можно скорей поставить памятник, но хорошее дело можно легко угробить.
Поэтому моё мнение – пусть выскажутся другие.
В конце статьи привожу свой вариант надписи. Кто-то, возможно, предложит другой, лучший.

Харьковчанам - жертвам фашистского террора.
Их убивали только за то, что они были евреями.
1941 – 1942
Харьков /Украина/