Медовый месяц осени

Илья приходит в наш еврейский центр часто. Знает почти всех сотрудников, но первым делом всегда стучится в те двери, где сидит специалист по субсидированным квартирам Мисс Этл – иммигрантка в третьем поколении и американка – во втором. Американский стаж Ильи – четыре с половиной года. Они общаются на иммигрантском «эсперанто», то есть на идиш.
- Что нового? - спрашивает Илья, вкладывая в этот абстрактный вопрос конкретный смысл.[!]
Его интересует, не появилась ли на квартирном небосводе новая программа, или новая лотерея, или не случилось какое-то другое чудо, подвинувшее его очередь вперед к вожделенной квартире. Своей. Ну, пусть ма-а-а-а-ленькой студии. Только бы уйти из неприветливых хором, которые сейчас считаются его постоянным жильем. Когда-то он сам снял квартиру с двумя спальнями в ожидании приезда сына с семьей. Решили, что будут жить вместе. Так дешевле, да и отец-пенсионер пригодится за внуком присмотреть, когда сын с невесткой на работе. Илья присматривал добросовестно и профессионально – сорок лет проработал заведующим детским отделением областной больницы на Украине. Да, видно, что-то недосмотрел. Внук вырос, но теперь далеко не каждый день даже желает ему доброго утра, чаще пробегая мимо, будто дед одет в шапку-невидимку...
В этом он напоминает и обоих своих родителей, не скрывающих, что присутствие отца, увы, не улучшает расшатанных иммигрантской одиссеей семейных отношений. Хотя непонятно, чем он им мешает. Тем более ведь его фудстемпы и пенсия идут в семейный бюджет. Нет, дело не в деньгах. Он просто стал ненужным. Не-лю-би-мым. А насильно, как известно, мил не будешь.
Здесь же, в центре, совсем другое дело. Все к нему относятся по-доброму, так, словно он близкий родственник. И на экскурсии записывают, и в шахматном турнире он участвовал. А недавно пригласили на вечер знакомств. Развеселили до слез. «Это с кем я знакомиться буду в мои семьдесят с хвостиком? - переспросил он смеясь. – Кому я нужен теперь? Была бы жива жена... Но ее уже давно нет», - отвечает Илья и снова стучится в квартирный отдел.
Мисс Этл смотрит по-доброму и, как может, старается помочь. Она заполняла для него все возможные формы, часто звонит, проверяя номер очереди, но всегда получает стандартный ответ: «Как только компьютер, в котором хранятся списки очередников, «выбросит» его фамилию под номером один, мы вам дадим знать. Он получит официальное письмо с предложением посмотреть квартиру». Этл переводит ему стандартный ответ, смотрит в свои папки, не появились ли новые анкеты на субсидированное жилье, и вновь предлагает набраться терпения.
Однажды Илья, в очередной раз выслушав советы Этл набраться терпения, вопреки обыкновению не попрощался и не вышел, а остался и поведал то, о чем она в общем-то догадывалась. В квартире, где он живет, его никто не любит. С утра до вечера – холодные «Да» и «Нет», натянутое молчание, прерываемое лишь грубым ответом на любой его вопрос, ехидные комментарии. Правда, он ко всему этому уже привык... Но вот сегодня... В это утро он услыхал истеричное невесткино:
- Убирайтесь отсюда!
Илья спокойно ответил:
- Здесь мой сын, я не могу жить без него.
- Вот вместе и выметайтесь, чтобы духу вашего здесь не было.
Илья сообразил, что между сыном и невесткой состоялся очередной скандал, последствия которого полностью лягут на его и так согбенные диабетом и артритом плечи.
- Хорошо, - сказала Этл. – Я оформлю вам «эмерженси» очередь, и вы в течение месяца получите квартиру. Но когда к вам придут проверять жилищные условия, вам надо будет сказать правду о том, что вас выгоняют из квартиры. Только в таком случае вы сможете получить субсидированное жилье быстро.
- Нет, я не смогу заявить, что мои дети меня выгоняют, – сразу отказался Илья.
- А они выгонять могут?! – возмутилась Этл.
- Они могут.., - с тихой болью произнес Илья и попрощался.
Сдавило сердце. Он вышел в холл и сел на свободный стул, закрыв глаза, и успел подумать, что если сердце и зашалит сильнее, то это не так страшно, как дома. Здесь он не чувствовал себя в одиночестве.
Меж тем в холле еврейского центра становилось все многолюднее. Народ собирался на вечер знакомств для тех, кому за...
- Ой, девочки, стойте, кажется человеку плохо, - Илья услыхал рядом женский голос, открыл глаза и убедился, что три «девочки» – его ровесницы в нарядных платьях склонились над ним. Илья постарался улыбнуться, побоявшись испортить им радужное настроение, и уверил их, что с ним все хорошо. Девочки прошли в зал, а та, которая первой забеспокоилась о нем, несколько раз оглянулась. Была она среднего роста, полновата, с пышной седой прической, перетянутой, как у учительницы, обручем.
Илья посидел еще с полчаса, наконец поднялся и направился к лифту. Едва он успел нажать кнопку, как увидел подошедшую «учительницу».
- Как вы себя чувствуете?- спросила она.
- Вы почему так рано уходите ?- словно не слыша ее вопроса, поинтересовался Илья.
- Неинтересно. А потом – я же вижу, что вам нехорошо. Я – медсестра в прошлом. Так что давайте я вас провожу.
- Ну нет, это мужчина должен женщину провожать. Надеюсь, что и я не нарушу традицию. –Как вас зовут?
- Бэлла.
...Постепенно они стали встречаться. Оба жили недалеко от моря, и бордвок стал местом, где они оба чувствовали себя уютно, легко и независимо. Илье все чаще хотелось видеть Бэллу, разговаривать с нею и порою даже просто помолчать, сидя на скамейке, согреваясь теплом уходящего летнего дня. Или ходить босиком по неостывшему песку, чему научила его Бэлла, доказывая, что это очень полезно при артрите и сужении сосудов. Иногда они заходили к Бэлле в гости, в многоквартирный дом на Брайтон-Бич авеню, где она снимала небольшую квартирку. Однажды, когда они проходили «сквозь строй» сидящих у подъезда соседок, Бэлла представила им Илью, сказав:
- Знакомьтесь, это мой бойфренд.
Ответом было молчание. Особенно красноречиво-осуждающе поджала губы одна из старушек, явная моралистка из доперестроечных общественниц. А им стало смешно. И безразлично.
Да им теперь просто дела не было до всего окружающего мира, настолько мир сузился вокруг них двоих. Им нравились одни и те же концерты, на которые Бэлла сначала с трудом вытаскивала нелюдимого Илью, а со временем он уже и сам стал высматривать на афишах что-либо интересное для них. У них не было споров по поводу видеофильмов, которые брали на прокат, так как оказалось, что к одним и тем же актерам они питали одинаковые симпатии и антипатии. И хотя Илья все еще жил с семьей сына, ему стало гораздо легче сносить обиды. Вернее, не реагировать, как бы пропуская их мимо ушей. Он был счастлив настолько, что даже не представлял, чем можно измерить, с чем сравнить эти новые ощущения. Возможно, в молодости и было нечто подобное. Но теперь, и Илья в этом твердо уверен, гамма чувств стала куда богаче, разнообразнее, глубже. Так много понимаешь, так дорого ценишь. Когда был молод, просыпался с чувством ожидания радости. Теперь – со страхом, как бы не потерять...
Только в одном Илья и Бэлла пока не сошлись мнениями. Она приглашала его перебраться к ней, а он, будучи уроженцем украинской деревни, впитавшим в значительной степени ее традиции, никак не решался идти в «прыймаки», считая, что мужчина должен привести женщину в свой дом. И обеспечить ее всем необходимым. Помалу, но Бэлле все-таки удалось переубедить Илью, и он под молчаливые косые взгляды домашних собрал вещи и привез их на Брайтон-Бич. Вдвоем они отметили «новоселье», позволив себе диетическое мороженое, которое Илья из-за диабета давно не пробовал, хотя очень любил. Он даже добавил в порцию Бэллы ложку меда. Она подняла на него глаза, сразу поняв тонкий намек на столь неожиданную ситуацию, и молча провела рукой по его щеке, дав понять, что понимает и разделяет то, о чем он подумал. Да, их медовый месяц начался сегодня, в теплый день начала сентября. До октябрьских дождей еще далеко – целая вечность...
...А в октябре из Бостона приехала дочь Бэллы с ребенком.
- Мама, мне надо пожить у тебя. Мы с Игорем развелись, но пока состоится суд, пока решится вопрос с деньгами, я не могу ни квартиру снять, ни садик оплатить. Ты присмотришь за Маришкой? Ладно?