БАРЫШНИКОВ В РОССИИ

Нет, Михаил Барышников не поехал с визитом в Россию и не собирается этого делать, во всяком случае, на сегодняшний момент. Но в конце октября его имя привлекло внимание русской театральной общественности
В Москве сейчас проходит выставка Барышникова-фотографа. Эта выставка, организованная в свое время Мовадо при содействии фотографа Леонида Лубяницкого, уже была показана в залах Нью-Йорка, а также во Флориде. Валерий Головицер, по инициативе которого в 1998 году был издан в Москве фотоальбом “Неизвестный Барышников” (первое печатное издание о Барышникове в России), стал инициатором и организатором проведения этой выставки в Санкт-Петербурге и Москве.
В Санкт-Петербурге старинные друзья Барышникова Виктор Новиков, художественный руководитель Драматического Театра им.В.Ф.Комиссаржевской, и Лариса Новикова, заместитель председателя Санкт-Петербургского Союза Театральных Деятелей Российской Федерации (ВТО), взяли на себя организацию “питерской” части проекта. Выставка расположилась в залах Юсуповского дворца на Невском проспекте, который в мои времена назывался Дворцом Искусств. Затем фотографии перевезли в петербургский Музей истории фотографии, а позже — в Москву.

В стенах Дворца располагалось с давних пор не только Всероссийское Театральное Общество. Но названия структур, расположенных в здании, как-то менялись во времени, сейчас они слились, я не способна в этом разобраться. Для меня дворец на Невском проспекте — по-прежнему Дворец Искусств, “дом актера”, театральный клуб. Начиная с середины 60-х годов, я бывала, а одно время и работала во Дворце. Там организовывались закрытые актерские вечера, капустники, встречи. На сцене внутреннего театра пел Булат Окуджава, читала стихи Белла Ахмадулина, велись дискуссии по вопросам театрального искусства, выступали с концертами гастролеры... В 60-х годах Н.П.Акимов, вернувшись из заграничной поездки, в которую вдруг отправили советских режиссеров, сообщил, что это в Америке должны петь: “Широка страна моя родная!”(После этого выступления его, естественно, за границу больше не выпускали). По окончании мероприятий собирались в ресторане ВТО. Так, после концерта артистов Театра Ромэн цыган Вася ходил между столиками, за которыми сидели как гости, так и известные ленинградские актеры, и играл на скрипке (к возмущению парторга театра — знаменитого Сличенко)...
Молодой танцовщик Барышников также провел немало внеслужебного времени в этом Дворце. В ресторане Дворца весной 1974 года я видела Мишу в Ленинграде в последний раз: Михаил Жванецкий что-то праздновал. Мы сидели за столом, когда где-то около одиннадцати часов вечера появился Барышников, который уезжал в Москву и по дороге на вокзал забежал проститься со Жванецким. Из Москвы Барышников с группой балетных артистов вылетел на гастроли в Канаду, откуда уже не вернулся.
Спустя полгода после того вечера в залах Дворца прошла первая выставка ленинградских театральных фотографов, в которой я принимала участие. Но уже не могла выставить фотографии Миши, как это предполагалось раньше: Барышников стал “невозвращенцем”. Теперь, осенью 2005 года, в этих же залах были развешаны фотографии, сделанные танцовщиком в Америке. Сейчас они экспонируются в самом престижном месте Москвы — в Музее частных коллекций (директор — Дмитрий Шнеерсон), который создан при Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина (директор — Ирина Антонова). Выставка проходит в рамках декабрьских вечеров, проводимых Шнеерсоном, которые в этом году называются “Скрипка Энгра” (“второе призвание”). Обычно в рамках “второго призвания” выставляются картины, написанные танцовщиками, хореографами, актерами, режиссерами, писателями с мировым именем. Некоторые из этих экспонатов входят теперь в постоянную экспозицию музея. Среди них работы Жана Кокто, Сергея Лифаря, Святослава Рихтера, Михаила Чехова, Владимира Васильева и других. И в Ленинграде, и в Москве выставка фотографий Барышникова (результат его “второго призвания”) вызвала массовый интерес.

Так было угодно судьбе, чтобы в это же время в Москве вышла моя книга “Михаил Барышников. Я выбрал свою судьбу” (издательство АСТПресс). Более того. Предполагалось, что книга появится из печати в сентябре, и презентацию назначали на конец сентября. Открытие барышниковской фотовыставки в Санкт-Петербурге тоже первоначально планировалось на конец сентября. Ни издательство, ни организаторы выставки такого совпадения, естественно, не планировали.
Затем открытие выставки в санкт-петербургском Доме Актера отодвинули на конец октября. В это же самое время выяснилось, что выход моей книги из печати тоже задерживается, и московский Дом Актера назначил презентацию на те же дни, когда в Петербурге открывалась фотовыставка героя моей книги: судьба твердо решила, что два эти события должны состояться одновременно!

Идея издать в России мою книгу “Барышников в России”, напечатанную в Америке в 1984 году, пришла в голову Екатерине Беловой, московскому критику, историку балета. Будучи в Англии, она случайно купила эту книгу и, приехав в Москву, предложила ее издательству АСТПресс. Книга “вписывалась” в серию “звезды балета”, задуманную издательством.
Я и раньше получала из России подобные предложения, но по разным причинам не соглашалась на переиздание на русском языке.
Михаил Барышников, по моему глубокому убеждению, — величайший танцовщик ХХ века. Думаю, что я видела их всех, за исключением Вацлава Нижинского, от которого остались только воспоминания и легенды, а с легендой никого сравнивать нельзя. Михаил Барышников и сам — легенда ХХ, а теперь уже и ХХI века. Еще в 1984 году Сергей Довлатов написал для радио “Свобода” передачу о Барышникове в связи с выходом моей американской книги. Там был такой замечательный пассаж:
“Недавно я зашел в хозяйственную лавку около Квинс-бульвара в Нью-Йорке. И увидел на стене громадный портрет Михаила Барышникова. Одно изображение, без подписи... И вдруг я понял, что такое слава! Что такое настоящая мировая известность.
Я думаю, слава — это когда твое изображение можно повесить в хозяйственной лавке. И быть уверенным, что всем оно знакомо. И что удивленных взглядов — не будет.
Причем не в фойе оперного театра. Не в редакции модного журнала. А именно — в хозяйственной лавке...
Такой известностью в Соединенных Штатах пользуются лишь Мохаммед Али, Рейган и Барышников...”

... В 2004 году агентство “Washington ProFile” на основании опроса американских экспертов составило список самых влиятельных выходцев из России, живущих в Америке. Первое место занял Михаил Барышников - артист, хореограф, актер.
Но в России Барышников не появляется.

Меня начало беспокоить то обстоятельство, что Мишу стали редко вспоминать в России, а тут еще мне позвонил из Москвы один известный русский поэт и спросил: “Как ты думаешь, Барышников понимал, когда оставался на Западе, что он никогда не будет танцевать так, как другие знаменитые западные танцовщики?” От возмущения я, как говорится, “взвилась под потолок” и закричала: “Никто из знаменитых западных танцовщиков никогда не танцевал так, как танцевал Барышников!”
И тут я решила, что умолчание зашло слишком далеко и я обязана написать книгу о Барышникове, передать свои впечатления о его танце, чтобы никто в будущем в России не мог повторить подобные нелепые и дикие слова.

Конечно, Валерий Головицер сделал великое дело для русской культуры, издав альбом фотографий танцовщика в спектаклях. Но книги о Мише в России до сих пор никто не писал. В конце концов я решила, что раз я видела Барышникова и в период его юности, и в Америке, я должна об этом рассказать русским любителям балета. Какими бы легендами ни окружило время имя танцовщика, я думаю, необходимо сохранить о нем и воспоминания современников. Кроме того, у меня есть уникальный архив его фотографий в Ленинграде (так случилось, что только я систематически снимала Барышникова на сцене в его молодые годы), который тоже далеко не полностью напечатан.
И я приняла предложение АСТПресс.

Первая часть книги — это мои воспоминания о Барышникове в России. Я пишу о раннем периоде его сценической карьеры. В то время, когда Барышников учился в Ленинградском хореографическом училище, а затем танцевал на сцене Кировского театра, его окружало много друзей и знакомых; я дружила с ним в ленинградский период его жизни, но не знала всех Мишиных компаний, а следовательно, и всех сторон его жизни, поэтому пишу только о том, что наблюдала сама. Не сомневаюсь, что воспоминания других современников и друзей, а тем более самого Барышникова — да еще по прошествии стольких лет! — об одном и том же эпизоде могут оказаться диаметрально противоположными. К тому же воспоминания соответствуют не только фактам, но и нашему восприятию факта. Пусть так. Пусть не родится истина, но останется атмосфера того времени, в котором он жил. Кроме того, надеюсь, что любовь к Мише — не только моя, но и всех окружавших его друзей (того времени), которую я старалась передать в своей книге, — будет понятна и будущим читателям, и что определение “энергетика любви”, которое дала моей книге ее редактор Екатерина Белова на презентации, — справедливо. Это была не просто любовь поклонников к своему кумиру, не только любовь к Барышникову-танцовщику, Барышникову-человеку, но к Барышникову —символу свободы в той “империи зла”, в которой мы жили, ибо так воспринимался даже его феноменальный прыжок: как полет свободного человека.

Первая часть моей книги была опубликована в Нью-Йорке для американского читателя. Барышников читал рукопись, делал замечания, не со всем соглашался. Большинство его замечаний я учла. Это происходило больше двадцати лет назад. За прошедшее время мы все изменились, изменилось и отношение к некоторым событиям и поступкам нашей прошлой жизни. Но в тексте, подготовленном мною к печати в России, я не меняла написанного в 1982 году. Тогда прошлое еще казалось недавним, и мои воспоминания были еще свежими и более достоверными. В первую часть включены фотографии, отобранные Мишей для американской книги. Я добавила в текст только некоторые параллели с западной сценической карьерой Барышникова. В американском издании реальные имена наших общих друзей я тогда заменила вымышленными, чтобы не навлекать неприятности на голову граждан Советского Союза: ведь все мы, уехавшие, являлись для того государства “изменниками родины”, и незачем было привлекать внимание к друзьям “изменников”. Для русского издания я вернула почти всем участникам той истории их подлинные имена.
В Америке мои личные отношения с Барышниковым постепенно прекратились, я стала свидетельницей только его блистательной карьеры, за что благодарю судьбу. Поэтому во второй части книги “Барышников в Нью-Йорке” я говорю лишь о некоторых переломных событиях в карьере Барышникова, а также о некоторых спектаклях великого танцовщика, о его неимоверном влиянии на американскую балетную культуру и совершенно не касаюсь его личной жизни.Исключение составляет история о том, как 27 июня 1977 года Барышников стал “невозвращенцем”. Многие главы второй части были впервые опубликованы в “Русском базаре”.

Когда я уезжала из России, друзья говорили мне: “Помни, когда увидишь Мишу, что ты теперь — наши “глаза”. И я старалась по возможности писать об увиденном так, чтобы дать представление русским любителям балета о спектаклях Барышникова. Поэтому мои статьи скорее являлись “словесной фотографией”, эссе, попыткой передать в словах то, что делал Барышников на сцене, нежели критическим анализом его работ.
В Америке идея книги возникла случайно в доме Пармении Мигел Экстром, которая любила русский балет, основала в Нью-Йорке Фонд Дягилева и сама издавала книги по истории балета. Пармения познакомила меня с мистером Хаттером, главным издателем не существующего теперь издательства Холт, Райнхарт и Уинстон. Дональд Хаттер и предложил мне написать книгу.

Сигнальный экземпляр книги “Барышников в России” вышел в день моего рождения - 21 сентября. Стоял чудесный, теплый, солнечный день. Я вышла из издательства, расположенного на 5-й авеню, прижимая к себе книгу, и плакала: прошло еще сравнительно немного времени со дня отъезда из России. И боль от утраты друзей еще оставалась фоном даже самых счастливых периодов моей жизни в Америке. И книга, которую я держала в руках, была памятью о дорогих друзьях, чья любовь к Мише, повторяю, жила в этой книге и продолжает жить, надеюсь, и сегодня.
Пармения договорилась о выставке моих фотографий с галереей Бук Март на 46-й улице в Манхэттене и устроила там презентацию. Она “обеспечила” наше торжество вином, а я заказала в ресторане “Кавказ” на Брайтон Бич русские пирожки. Римма, хозяйка ресторана, добавила от себя к пирожкам и бутылку водки. Я стыдливо постаралась отодвинуть водку на задний план. Но к моему великому изумлению, Пармения — эта гордая и утонченная аристократка — как ни в чем не бывало лихо пила водку из пластмассовых стаканчиков вместе с Риммой и закусывала пирожками.

Я посвятила американскую книгу о Барышникове “всем ленинградским друзьям”, а эту, русскую, посвящаю памяти Пармении Мигел Экстром. Тогда я не могла до конца оценить все, что она для меня сделала в моей новой жизни, сегодня же не могу найти адекватных слов, чтобы выразить мою благодарность...
Вступительную статью к моей русской книге написал Сергей Юрский. В его телефильме 1971 года “Фиеста” молоденький солист балета Кировского театра Барышников впервые снялся в драматической роли, а я фотографировала артистов во время репетиций. Из-за вступления Юрского, писавшего о Ленинграде, “пришлось первую часть “Барышников в России” переименовать в “Барышников в Ленинграде”: с Юрским не поспоришь, да и по существу — так вернее. Второй “американской” части я предпослала отрывок из текста Сергея Довлатова.

Работать над книгой, которую издают в другом государстве, очень сложно. Об этом процессе, о всех злоключениях, недоразумениях, дискуссиях и т.д. можно было бы написать приключенческую повесть. Между мной и редакцией к тому же стоял компьютер, а у него — “своя голова”: то в России, получив от меня текст в виде арабской вязи, не могут перевести его опять в русский алфавит и начинают искать по всей Москве, у кого компьютер умнее (скажем так...). То компьютер “съел” какие-то слова и даже параграфы. То главный редактор издательства недовольна названием... причем ты — здесь, а редактор — там, и книга у нее в руках... Иди потом доказывай свои права, когда книга выйдет из печати... А работа с художником Леонидом Андреевым по телефону! Хорошо, что мы с самого начала нашли общий язык! К счастью, были оказии, и я смогла посмотреть макет в натуральную величину. С редактором книги Екатериной Беловой, не доверяя компьютеру, мы год буквально “вылизывали” текст по телефону... Впрочем, я была бы несправедливой, если бы не помнила, с каким энтузиазмом относились к книге о Барышникове все, кто работал над ней в издательстве, начиная от главного редактора и кончая техническими сотрудниками. А нервные дискуссии и полуинфарктное состояние по ходу работы — какой творческий процесс без них обходится!

Но всему прекрасному бывает конец! Книга вышла из печати, я приехала на презентацию ее в Москву. Если бы она вышла из печати вовремя, я держала бы в руках первый экземпляр в день моего рождения, как и в Америке. Эта дата издания тоже, по-видимому, записана в книге судьбы!
К сожалению, Юрского не было в Москве в день презентации, но пришли критики, пришли люди, которые работали с Барышниковым или были с ним дружны, или видели артиста на сцене и были его поклонниками, или те, кто слышал его имя. Вечер снимали операторы телеканала “Культура”. Среди тех, кто работал с Барышниковым в Ленинграде, присутствовали известные московские хореографы Наталья Касаткина и Владимир Василёв. Именно они в 1971 году поставили в Кировском театре современный балет “Сотворение мира” на музыку Андрея Петрова, где роль Адама создавалась на Мишу. Наталья Касаткина вспоминала истории прошлого, в том числе какие замечания делала “приемочная” комиссия из Управления культуры после первого просмотра балета. Например: “грим Бога похож на Ленина”, “пятна на солнце напоминают сионистскую звезду”. Было велено одеть Адама и Еву в легкие туники поверх облегающих трико и убрать “тридцатиградусный секс у маленьких ангелов”. Со дня премьеры прошло тридцать четыре года, но до сих пор никто не догадался, что сие означало.
Выступал Андрис Лиепа, который работал у Барышникова в Американском балетном театре и танцевал премьеру его редакции “Лебединого озера”. Андрис вспоминал и работу с Барышниковым, и наши с ним первые встречи и разговоры об искусстве.
Выступал бывший ленинградец, хореограф Андрей Кузнецов, который учился в ленинградском Хореографическом училище на два года младше Миши и очень с ним дружил. Он и вспоминал о том времени, которое они проводили вместе (в частности, в моем доме), готовые в любую минуту радоваться всему, что предлагала нам жизнь. “Общение с Мишей было как наркотик”, — сказал Андрей. Именно Кузнецов стал единственным танцовщиком Кировского балета, которого все-таки забрали в 1974 году в армию в отместку за “бегство” премьера.
Забавно говорил Вадим Жук, принадлежавший к “небалетным” приятелям Барышникова в прошлом, который, как и Кузнецов, за эти годы из ленинградца превратился в москвича. В России сегодня имя Жука хорошо известно. Вадим — юморист, сочинитель сатирических и юмористических представлений и телепередач, последние годы вместе со Жванецким выступал по одному из каналов московского телевидения. Он стал автором блистательных (как мне рассказывали) капустников в московском Доме Актера. В те далекие 60-е и 70-е Вадик Жук, недавний выпускник театроведческого факультета Ленинградского театрального института, постоянно встречался с Мишей в тех молодых актерских компаниях, которые собирались во Дворце Искусств (а также в компании моих друзей у меня в доме, о чем Вадим тоже вспоминал). Среди прочего Вадим сказал приблизительно такие слова: “Мы тогда не знали, кто кем станет, каждый занимался своим делом. Я в балет не ходил, я просто знал: Миша — прыгает, я — шучу...”
Естественно, Екатерина Белова вела вечер. После выступлений она показала собравшимся отрывки из тех кинопленок, которые сохранились, невзирая на приказ “все смыть”. Многие зрители (включая главного редактора издательства Татьяну Деревянко и художественного редактора Милду Егиазарову) впервые потрясенно смотрели выступления молодого и прекрасного “бога танца”. Во время показа фильмов в зале неоднократно слышались аплодисменты, как во время спектакля.
И в тот вечер, и затем в Санкт-Петербурге мне приходилось встречаться с бывшими Мишиными друзьями и просто поклонниками. Все они хранят любовь к Мише. Так, когда я пришла в Театральную библиотеку подарить книгу, дама моих лет, которая регистрировала читателей при входе, увидев книгу о Барышникове, заплакала и бросилась меня обнимать...
“Жизнь длиннее, чем надежда, но короче, чем любовь” (Окуджава).
Хорошую я написала книгу или плохую, но я свой долг любви к великому танцовщику выполнила как смогла.