АнтИИллюзии РиЧарда Таттла

Три линии, начав свой путь в одной точке, продолжили его – каждая - в собственном направлении. Где-то жизнь снова свела их. Но ненадолго. И опять врозь, все больше отдаляясь друг от друга.
Из стены торчит прихотливо изогнутая проволока. Интересна она не сама по себе, а ее тень-рисунок. Говорящий. Каждый раз другой. Их 10 – рисунков-теней. Неуходящих, мучающих нас воспоминаний.
Или фантастические, с легко читаемым подтекстом фигурки из бумаги, эдакая настенная инсталляция: протянутые руки – возьми, я все отдаю людям.[!]
Это и есть концепция многообразного творчества одного из самых сейчас признанных американских художников. Собственно, известность пришла к Ричарду Таттлу тогда, в середине шестидесятых, совсем молодому, едва перешагнувшему порог двадцатилетия, сразу, взрывом, после его первой выставки в музее Уитни. Каким же явным, ярким и необычным должен был показаться его талант и его художническая манера опытным искусствоведам, чтобы ему отдан был музейный зал. Это в начале творческого пути!
Ну а сейчас экспозиция разновременных, начиная с 60-х прошлого века и до дня сегодняшнего, работ Таттла заняла целый этаж в том же Уитни, а это всемирно знаменитый музей современного американского искусства. И все эти произведения – юного художника, потом зрелого мастера – на всех этапах взросления ума, души, видения мира и таланта объединяют глубина, психологизм, нетривиальность, ясная и твердая человеческая позиция.
Таттл – безусловный модернист. Абстракционистского толка. С явственно проступающими всплесками экспрессионизма. И символизма тоже. Которого, пожалуй, слишком. По сути, практически каждое его творение несет в себе символ, иногда он понятен сразу (здесь художник откровенен), чаще скрыт, зашифрован, закамуфлирован. Первое, что мы видим, поднявшись на целиком отданный Таттлу третий этаж, - это белая стена, а на ней – раздельно – нет, не стилизованные, а будто высеченные в выбеленной беспощадным солнцем скале меч, секира, молот, магнит, мистический треугольник древних Жизнь, распавшая на элементы, на неравнозначные, разноформенные куски сгустившегося, осязаемого времени
Абстрактные, напряженно эмоциональные композиции художника, очень разные, да он и сам тематически и конструктивно размежевал: рисунки, коллажи, многоугольники, живопись, «письма» Каждая из них требует внимательнейшего прочтения, сопоставления, размышления. Из мысли родившиеся творения эти снова в мысль, уже нашу, могут и должны обратиться. Для того и созданы. И они открывают нам потаенный свой смысл, мы их понимаем. Потому что мы люди, единственные в мире существа, наделенные способностью к абстрактному мышлению.
По-настоящему впечатляет лодка, вздыбленная волнами, но люди верят в спасение и борются. До конца. Искусство выжить, несгибаемость показаны Таттлом очень убедительно, очень по-американски и очень, пусть в абстрактной форме, правдиво. «Правда настолько многообразна, - пишет художник Андрей Васнецов, внук великого передвижника, - что вместит в себя тысячу разных манер выражения, тысячу самых различных индивидуальностей, которые она будет лишь подчеркивать». И никакого прекраснодушия, никаких иллюзий.
Ричард Таттл в каждом своем, поначалу не всегда и не сразу понятном произведении создает правдивый образ, восходящий к индивидуальности и острому мироощущению художника, и каждая его композиция – это перевод частицы пространственного и временного мира на внятный язык осмысленной абстракции. Ставшая логотипом выставки «Waferboard» - кто-то злой своей волей взявший тебя на абордаж, сургучной печатью жизнь твою припечатавший. Что, нечасто бывает?
И подлинная апология пары, двоих, дополняющих друг друга или друг друга отторгающих. Ведь одним сексом долго жить не будешь, нужна душевная и духовная совместимость. Как он здорово это показал: цвета несходимые, полная дисгармония; кое-как, глаз не режет, какофонии красок нет, но и гармонии тоже, проскрипим как-нибудь; и, наконец, слияние – тел, губ, душ, мыслей! Вот вам и абстракция.
Вообще культ двоих, человеческих взаимоотношений – как эти две дощечки, накрепко связанные, и узел этот не разрубить. Таттла относят часто к поколению постминималистов. Не знаю. Его мини-инсталляции не столь минимализированы, сколь экспрессивны и эмоциональны. В них человеческие чувства и человеческое бытие. И они родственны и созвучны мини-инталляциям нашего Сергея Параджанова, хотя два этих неординарных художника ничего знать друг о друге не могли. Ветер идей носится по миру.
Светильники Таттла – в них его неукротимая фантазия и буйное воображение. Я и познакомилась с Ричардом возле его необычайной, словно из будущего сброшенной лампы на выставке в Институте дизайна. Ну а здесь, в Уитни, целая коллекция разных лампионов. В том числе и стилизованная рампа. Вообще творчеству художника свойственна некая театральность, даже, скорей, кинематографичность, его сюжетика – психологический триллер. Он не играет в абсурд, он анализирует жизнь, и что поделаешь, если она порой – готовый сценарий для фильма ужасов. Вот нервно вырванный из альбома лист, а на нем криптограмма страдания, грубо разорванный черный квадрат. Его не сложить, потому что сердцевина потеряна, и пустоту уже ничем не заполнить. Чьи это поразительные строки?

И снеголовая сосна
Стоит прямее дротика.
Сугробовая тишина.
Снеграфика. Снеготика.
Предметно-образное восприятие действительности у Таттла обострено невероятно. Оттого, наверно, его несущие черты необычности и кажущейся зауми работы неожиданно доходчивы и популярны, а сам художник всеамерикански знаменит. Его выставляют во многих музеях мира, его работы во множестве частных коллекций, о нем говорят, много и часто пишут. Вот и выставка была предварена огромной, на две страницы, статьей в “Нью-Йорк таймс”. С выкладками её я не во всем согласна, но ведь у всякого зрителя свое видение. Как и у каждого художника. А у Ричарда Таттла оно особенное, его мировоззрением и его талантом порожденное.
Там же, в музее Уитни, одновременно с экспозицией «Искусство Ричарда Таттла» еще одна очень значительная (кроме «Страсти красок» Оскара Блюмнера, о которой мы рассказывали) ретроспектива живописи известного американского художника Эда Раски. Наш современник, он будто продолжает серию промышленных ландшафтов великого американца Томаса Коля, но делает это иначе, в духе восьмидесятых прошлого века, очень четко, почти графично показывая, через безлюдный угрожающе симметричный скупой архитектурный пейзаж работающую Америку. И сделано это талантливо и интересно.
А еще в музее – постоянная экспозиция, где мы, неофиты, можем узнать все об истории современного американского искусства. И об этой богатейшей коллекции основательницы музея Гертруды Уитни мы расскажем вам непременно.
Музей находится на углу манхэттенской 5-й авеню и 75-й улицы (поезд метро 6, автобусы M 1, 2, 3, 4 до «77 Street»).