СОАВТОР
Литературная гостиная
Роза, из алии семидесятых, проработала в Израиле много лет врачом и получала достойную пенсию. Как и я, она вдова, но с гораздо большим стажем. Роза-то и помогла мне найти эту квартиру без маклера через своих многочисленных знакомых.
- Фаня, очнись! Твоего Борю уже не вернуть. Надо учиться жить без него.
Головой я понимаю, что Роза права, но...
Я воспряла духом. Я кому-то нужна. Мне будут рады. Как мало человеку нужно. Не с Розиной ли подсказки? Они никогда не признаются, но все равно приятно.
У меня с Ирой, женой Марика, прекрасные отношения. Ведь мы живем на разных континентах. Наверное поэтому она совершенно искренно мне говорит:
Когда мы жили с моей свекровью в одной квартире, я ей таких слов не говорила. Классики марксизма нас учили: бытие определяет сознание. Они были правы.
Марик с Ирой встретили меня замечательно и подарили цифровую камеру и компьютер:
Мне очень нравилось наблюдать за молодыми женщинами с маленькими детьми. Вот женщина везет коляску со спящим младенцем. Ее лицо спокойно. Она думает о чем-то своем, но чутко прислушивается к дыханию малыша. А вот малыш бежит за мячом, который катится на дорогу. Мать догоняет его в последний момент. Ее лицо отражает пережитые эмоции: страх, отчаяние, радость. Или еще один эпизод. Мать купила девочке воздушный шарик, а девчушка нечаянно выпустила его. Шарик улетел. Малышка безутешно рыдает, а мать растерянно уговаривает ее. Выходит продавец и дарит ей новый шарик.
- Фаня, уймись! Сделай остановку. Ты - человек крайностей. То лежишь лицом к стенке и тебя невозможно никуда вытащить. То тебя не заставишь оторваться от компьютера и хотя бы нормально поесть.
* * *
Пришла моя дочка. После всевозможных действий выяснилось, что ко мне в квартиру через балкон забрались воры и закрыли дверную задвижку изнутри, чтобы им не мешали. Мы вызвали полицию, пожарников, чтобы те через балкон проникли в квартиру и открыли нам дверь. В квартире все было перевернуто: вещи из шкафа лежали на полу, крупы рассыпаны. Полицейский сказал, что искали деньги и драгоценности. Воры явно спешили. Денег и драгоценностей у меня нет. Но они забрали камеру, компьютер и шкатулку с бижутерией, ценной для меня, как память о любимых людях.
Самое обидное, что пропали все мои фотографии, которые я так бережно собирала. Их же невозможно восстановить. Можно со временем купить компьютер, камеру, какие-то украшения, но снимки... Мне было так больно! Я столько души вложила в них, и все - коту под хвост. Я ругала вора последними словами. Все это время Роза помогала мне, предлагала в долг деньги.
Помню, как Роза мне сказала тогда:
Она права, но это - слабое утешение.
* * *
В конверте лежала флешка (дополнительная память для компьютера) и записка на иврите, отпечатанная на компьютере. Я поспешила к Розе, и она перевела текст: “Мне понравилась твоя серия фотографий на тему: “Мой Израиль. Мать и дитя.”
Думаю, что наши с Розой лица в тот момент имело бы смысл снять, но, увы, камеры у нас не было. Когда мы немного пришли в себя после пережитого шока, Роза задумчиво сказала:
Я добавила:
ЭПИЛОГ
Под некоторыми кадрами я оставила надписи мистера Х, под некоторыми дала - свои. Все надписи на иврите и русском языке. Я хотела указать Розу своим соавтором, но она в категоричной форме, даже резко, отказалась. Возможно, ей не нравится вся эта затея. Кто знает? Не указывать же соавтором мистера Х, человека с весьма сомнительной биографией, хотя и с определенными достоинствами.
Закончив работу, я с удовлетворением посмотрела в окно. Сияло солнце, и на моем дереве вновь зажглись фонарики. Подумать только - уже май.
Валентина ЛИВШИНА
Я живу на втором этаже. Из моего окна видно высокое дерево: тонкий ствол и раскидистая крона, поднимающаяся до третьего этажа. В середине апреля оно зацветает, а в мае на нем, как праздничная гирлянда лампочек на елке, загораются шесеки. Эти фрукты я до Израиля и не знала. Каждое утро в это время года я подхожу к окну и смотрю, как восходящее солнце золотит эти плоды. Никто это дерево не поливает, не подкармливает: а оно вымахало до третьего этажа!
Само дерево кажется мне олицетворением жизненной силы нашего народа, который сумел на такой бесплодной почве построить замечательную страну.
Мы с мужем приехали в Израиль в начале девяностых вслед за дочкой. Сын Марик к этому времени обосновался в Сан-Франциско. Денег, вырученных за продажу московской квартиры хватило только на покупку квартиры в Беэр-Шеве, где жила моя сестра. После смерти мужа я решила перебраться поближе к дочери, жившей в Кирьят-Оно. В пользу этого решения было еще то обстоятельство, что там жила моя бывшая школьная подруга Роза.
Роза, из алии семидесятых, проработала в Израиле много лет врачом и получала достойную пенсию. Как и я, она вдова, но с гораздо большим стажем. Роза-то и помогла мне найти эту квартиру без маклера через своих многочисленных знакомых.
И вот я живу в своей только что отремонтированной квартире. Все хорошо: дочка близко, внуки тоже, есть подруга, но почему-то так грустно, так одиноко. Я никак не могу привыкнуть к своему статусу вдовы. Какое это мерзкое слово. Мне кажется, что я нахожусь в одиночной камере, куда не проникают звуки извне. И я включаю радио, телевизор, но звуки не доходят до меня. Роза тормошит меня и пытается вытащить из квартиры на прогулку, на лекцию, на концерт симфонической музыки. Чаще всего я отказываюсь под любым предлогом. Не хочется двигаться. Не хочется портить ей настроение своей кислой физиономией. Нередко она меня ругает:
- Фаня, очнись! Твоего Борю уже не вернуть. Надо учиться жить без него.
Головой я понимаю, что Роза права, но...
Позвонил Марик:
- Мамочка, приезжай к нам в гости! Ты так давно у нас не была. Мы очень соскучились. Если твоя виза еще действительна, я вышлю тебе билет.
Я воспряла духом. Я кому-то нужна. Мне будут рады. Как мало человеку нужно. Не с Розиной ли подсказки? Они никогда не признаются, но все равно приятно.
У меня с Ирой, женой Марика, прекрасные отношения. Ведь мы живем на разных континентах. Наверное поэтому она совершенно искренно мне говорит:
- Фаина Яковлевна, вы - замечательная свекровь!
Когда мы жили с моей свекровью в одной квартире, я ей таких слов не говорила. Классики марксизма нас учили: бытие определяет сознание. Они были правы.
Марик с Ирой встретили меня замечательно и подарили цифровую камеру и компьютер:
- Мамочка, тебе пора знакомиться с новой техникой и новыми технологиями. Я помню, что ты еще в Москве любила фотографировать. А теперь все это стало так просто, - заметил Марик.
- Ты знаешь, я даже привезла с собой свой старенький ФЭД, экспонометр и кюветы. Но сейчас все другое. Мне надо учиться. Рассчитываю на вашу помощь. Я чувствую себя такой беспомощной, - ответила я и посмотрела на Марика с надеждой.
Мои дети и внуки заверили меня, что все очень просто, и они с радостью мне помогут. И я ушла с головой в освоение камеры и компьютера. Вначале я снимала все подряд: детей, внуков, их дом, а потом начала снимать интересные туристические объекты: лежбище морских котиков на рыбацкой пристани (в городе!), самую извилистую в мире улицу, какой-то допотопный трамвай, изумительный японский сад и даже великолепный букет живых цветов в туалете музея. Месяц пролетел незаметно. Надо было возвращаться домой. Я и не заметила, как начинающаяся депрессия отступила. У меня появилось желание, которое давно во мне зрело, подготовить серию снимков под рабочим названием “Мадонны Израиля”. Я понимала, что название неудачное, но ничего лучше не могла придумать. Если удастся осуществить, то можно будет устроить выставку в клубе или... издать альбом, но об этом рано было даже мечтать. Я поделилась своими планами с Розой. Она поддержала меня и даже загорелась этой идеей. Теперь мне уже не казалось, что я в одиночной камере. Мы часто вечерами собирались с Розочкой у меня дома, просматривали отснятые кадры.
Мне очень нравилось наблюдать за молодыми женщинами с маленькими детьми. Вот женщина везет коляску со спящим младенцем. Ее лицо спокойно. Она думает о чем-то своем, но чутко прислушивается к дыханию малыша. А вот малыш бежит за мячом, который катится на дорогу. Мать догоняет его в последний момент. Ее лицо отражает пережитые эмоции: страх, отчаяние, радость. Или еще один эпизод. Мать купила девочке воздушный шарик, а девчушка нечаянно выпустила его. Шарик улетел. Малышка безутешно рыдает, а мать растерянно уговаривает ее. Выходит продавец и дарит ей новый шарик.
Подобные сценки: на улице, в парке, на пляже, на детской площадке. Я так была увлечена этим занятием, что иногда Роза мне говорила:
- Фаня, уймись! Сделай остановку. Ты - человек крайностей. То лежишь лицом к стенке и тебя невозможно никуда вытащить. То тебя не заставишь оторваться от компьютера и хотя бы нормально поесть.
Мы обсуждали сделанные за день фотографии, иногда смеялись, иногда стирали неудачные кадры, а затем сооружали какой-то ужин с вином. Часто Роза приносила какие-то домашние свежеприготовленные блюда: пирожки, жареную рыбу, овощное рагу. Она знала, что я почти перестала готовить: жалела время. После ужина я провожала Розу домой и мы вспоминали молодость, общих знакомых, друзей, детей. Строили планы на следующее лето.
* * *
В тот день я ушла в магазин и отсутствовала около часа. Вернулась. Хочу открыть дверь. Ключ проворачивается, а дверь не открывается. Я пошла к Розе позвонить дочке, у которой есть запасной ключ.
Пришла моя дочка. После всевозможных действий выяснилось, что ко мне в квартиру через балкон забрались воры и закрыли дверную задвижку изнутри, чтобы им не мешали. Мы вызвали полицию, пожарников, чтобы те через балкон проникли в квартиру и открыли нам дверь. В квартире все было перевернуто: вещи из шкафа лежали на полу, крупы рассыпаны. Полицейский сказал, что искали деньги и драгоценности. Воры явно спешили. Денег и драгоценностей у меня нет. Но они забрали камеру, компьютер и шкатулку с бижутерией, ценной для меня, как память о любимых людях.
Мне вся эта канитель обошлась очень дорого: пришлось поставить решетки, оплатить вызов пожарников, заменить замок и ключи. Много уборки, стирки, нервотрепки. Короче, финансовая брешь в моем бюджете не позволила бы мне провести отпуск за границей, как мы с Розой планировали.
Самое обидное, что пропали все мои фотографии, которые я так бережно собирала. Их же невозможно восстановить. Можно со временем купить компьютер, камеру, какие-то украшения, но снимки... Мне было так больно! Я столько души вложила в них, и все - коту под хвост. Я ругала вора последними словами. Все это время Роза помогала мне, предлагала в долг деньги.
Помню, как Роза мне сказала тогда:
- Фанечка! Не переживай так остро, побереги свои нервы. Конечно, это - неприятность, но все остались здоровы. А ведь могли напасть на тебя с неизвестными последствиями.
Она права, но это - слабое утешение.
Утром я посмотрела на свое волшебное дерево: плодов никаких нет, листва серая, пыльная. Да и день какой-то мрачный, дует холодный ветер, на небе темные облака, а дождя все нет. Ведь уже начало ноября. Израилю нужен хороший дождь, а еще лучше - дожди. Да и мне не помешал бы хороший отрезвляющий душ, чтобы смыть тяжесть с души.
* * *
Через несколько дней я нашла в своем почтовом ящике странный конверт без обратного адреса. Почему-то я не подумала о взрывном устройстве, хотя слухи тогда ходили.
В конверте лежала флешка (дополнительная память для компьютера) и записка на иврите, отпечатанная на компьютере. Я поспешила к Розе, и она перевела текст: “Мне понравилась твоя серия фотографий на тему: “Мой Израиль. Мать и дитя.”
Мы подключили флешку к компьютеру. Там были мои снимки. Под некоторыми были надписи на иврите, очень точно отражающие данную сценку.
Думаю, что наши с Розой лица в тот момент имело бы смысл снять, но, увы, камеры у нас не было. Когда мы немного пришли в себя после пережитого шока, Роза задумчиво сказала:
- Фанечка, а вор-то твой - интеллектуал. Умеет пользоваться компьютером, разбирается в искусстве.
Я добавила:
- А ведь он еще довольно совестливый человек. Вернул самое ценное для меня. И название для альбома подходящее.
Некоторые кадры названы очень точно.
Некоторые кадры названы очень точно.
- Ты вполне можешь считать этого мистера Х своим соавтором, - резюмировала Роза со смехом.
Мы засиделись с Розой допоздна за импровизированным ужином, вновь и вновь пережевывая события этого дня.
ЭПИЛОГ
Через несколько месяцев я подготовила к печати фотоальбом и назвала его: “Мой Израиль. Мать и дитя”. (На иврите и на русском языке).
Под некоторыми кадрами я оставила надписи мистера Х, под некоторыми дала - свои. Все надписи на иврите и русском языке. Я хотела указать Розу своим соавтором, но она в категоричной форме, даже резко, отказалась. Возможно, ей не нравится вся эта затея. Кто знает? Не указывать же соавтором мистера Х, человека с весьма сомнительной биографией, хотя и с определенными достоинствами.
Закончив работу, я с удовлетворением посмотрела в окно. Сияло солнце, и на моем дереве вновь зажглись фонарики. Подумать только - уже май.
Валентина ЛИВШИНА
comments (Total: 1)