Жертвы бесамГлава 6. Георгий - “теория заговора”

Начало см. “РБ” №22-26 (475-479)

«Запомни, ты едешь в «Снегурочку» не для того, чтобы высматривать, кто с кем путается или кто во что одет, а для того, чтобы делать снимки, - шутливо наставляла Татьяна Иоффе Анну, когда мы (в четверг, 11 мая) ехали на традиционный благотворительный обед Russian American Mitzvah Association (RAMA). – Сегодня ты – не наборщица «Рубежа», которую по блату пустили на элитарную тусовку, а фоторепортер, который сопровождает нашего «аса» Георгия Левина. Что же касается вас, мистер «ас» (тут Татьяна повернулась ко мне), то вам как раз предоставляется возможность продолжить свое расследование, увидеть «подозреваемых» из вашего списка и проверить свою теорию заговора...»
RAMA (по простонародному, «РАМка»), созданная лет 13 назад, - пожалуй, главная благотворительная организация русскоязычных евреев в Америке, успешно соперничающая с Русским отделом UJA Federation. Показательно, что слово Jewish в название RAMA вообще не входит, но ее основатели, видимо, полагали, что слово Mitzvah достаточно красноречиво говорит и об их национальности, и об их намерениях. Рядовые члены общины относятся к «РАМке» без особого почтения, считая ее правление группой с жиру бесящихся миллионерш, которые, в придачу, отхватывают солидные суммы от ими же собранных денег, но на самом деле эти деньги помогли реализовать ряд интересных проектов.
Гала-обед RAMA обычно проходил с большой помпой, но в этом году, в связи со смертью Элины Шехтер (разумеется, входившей в его правление) приобрел камерный характер. Гостей принимали не в фешенебельном манхэттенском отеле вроде «Хилтона» или «Шератона», а в брайтонском (правда, модном) ресторане «Снегурочка», предшествующий же обеду прием, дававший людям возможность себя показать и на других посмотреть, отменили вообще. Тем не менее Татьяна Иоффе решила не только командировать на обед журналиста, но и пойти туда собственной персоной. «Я давно нигде не показывалась, - сказала она мне. – А этот обед, к тому же, будет чем-то вроде вечера памяти бедняжки Элины. Не пойти – значит проявить неуважение к ее близким...»
«Элитарные тусовки» вроде гала-обеда RAMA вызывают у Татьяны неоднозначную реакцию. Иногда она их начисто игнорирует, не посылая даже внештатного корреспондента, иногда, напротив, высаживает целый десант, возглавляемый ею самой, как бы показывая «Рубеж» во всей красе. «Я бы вообще никогда не стала соваться в их осиное гнездо, но ведь эти люди не доросли до того, чтобы понимать, что ими пренебрегают, - как-то призналась мне Татьяна. – Если ты не ходишь на их дурацкие сборища, им начинает казаться, что это они тебя туда не пускают, и тебя записывают в аутсайдеры. Поэтому время от времени необходимо идти в психологическую атаку».
Во время таких «психологических атак» Татьяну обычно сопровождаем мы с Мэри Эшвилл или иным штатным журналистом «Рубежа». Но если кому-то из нас надо идти на другое важное задание, босс подыскивает «дублеров» из нашей же команды (энергичного юнца из рекламного отдела, симпатичную наборщицу или секретаршу), временно возлагая на них функции репортеров, фотографов или пиарщиков. Анне подобная честь оказывалась не впервые (она делает удачные снимки, и у нее броская внешность), но Татьяна каждый раз считала нужным ввести ее в новый образ.
«Она думает, что я круглая идиотка, или ей нравится выставлять меня перед тобой в дурном свете?» - раздраженно осведомилась Анна, когда мы вошли в банкетный зал и направились к столу для прессы на галерке (г-жу Иоффе, как и других щедрых доноров, купивших билеты на обед, усадили за одним из столов в центре зала).
«Наверное, она тебе завидует, - отшутился я. – У нее муж всего лишь состоятельный финансовый консультант, а у тебя любовник – знаменитый, хоть и нищий журналист. В придачу, ты такая красотка...» (На самом деле Анна по сравнению с нашим боссом кажется большой фарфоровой куклой: у Татьяны не такие правильные черты лица и пышные формы, но у нее есть то, что американцы называют “presence”- ее внешность носит отпечаток яркой личности, сильного характера, и даже в строгом брючном костюме она способна затмить большинство разряженных женщин в любой компании.)
«Со своими «теориями заговора» ты, однако, знакомишь ее, а не меня», - язвительно заметила Анна.
«Могу и тебя познакомить, только сначала давай немного поработаем...»
«Что ж, к вашим услугам, мистер «ас», только сначала позволь мне выпить бокал вина. И заодно дай мне указания – кого фотографировать и в какой позе...»
«Всех, кто покажется тебе интересным и подозрительным. И, кстати, забудь наставления шефа, постарайся разузнать, кто с кем спит. В частности, кто спал с Юджином Шехтером или с бедняжкой Элиной...»
Анна начала маневрировать между столами и группами людей, щелкая фотоаппаратом и ослепительно улыбаясь (многие мужчины смотрели ей вслед), я же, вооружившись ручкой и блокнотом, стал осматривать зал...
Среди гостей действительно были «подозреваемые» из моего списка, то есть люди, которых связывали с Шехтерами дружеские или деловые отношения. За одним столом с Татьяной Иоффе сидел партнер Юджина, адвокат Игорь Гринберг. За соседним столом – Анастасия Смирнова, владевшая вместе с Элиной магазином русской книги «Онегин». У входа в зал красовался президент RAMA, бизнесмен Леонид Меламед, а поближе к сцене - две ее вице-президентши, беседовавшие с близким другом Юджина, доктором Нодаром Джозефом (деверем Мэри Эшвилл). Самих Шехтеров в «Снегурочке» не было – Элину похоронили лишь в минувший понедельник, и срок траура еще не истек. Но в полутемном уголке напротив сцены сидела Мила Хазина, ближайшая подруга Элины. Та самая, к которой покойная ехала в Монтиселло в тот роковой день... Красивое, умное лицо Милы выглядело даже более хищным, чем обычно, а ее глаза, немного раскосые и, казалось, скрывавшие какие-то темные тайны, как бы подтверждали мою теорию, которую Татьяна величала «теорией заговора»...
Теория эта была достаточно проста: я считал, что наша община (ее респектабельная, а не криминальная прослойка) уже созрела для преступлений с финансово-политической подоплекой. Многие из русскоязычных иммигрантов успели нажить крупные состояния, многие наши организации ворочали достаточно большими деньгами, а борьба между «русскими» кандидатами во время выборов в местные органы власти приобретала весьма жесткий характер. Мы продвигались вперед и выше очень быстрыми темпами, а по мере этого продвижения гнездившееся в общине зло должно было неминуемо перейти из комического в трагический жанр. Мелкие склоки и судебные разбирательства между бизнесами и организациями должны были уступить место загадочным преступлениям, а насмешливое отношение «простого народа» к своим лидерам должно было смениться страхом перед сильными мира сего.
Убийство Элины, на мой взгляд, было первым злодеянием нового типа. Или “пограничным” злодеянием. Вехой между двумя периодами в истории нашей иммиграции. Страшная трагедия, тяжкое преступление... Но в его «исполнении» был почти комический элемент – инсценировка аварии, которую Марк Кесслер назвал «бездарной», а я, в придачу, считал дилетантской и наспех состряпанной...
Тем временем предшествующая официальной части суматоха в «Снегурочке» подходила к концу, почетные гости и простые смертные занимали свои места, а поднявшиеся на сцену ведущие - сын Нодара Джозефа Майкл и дочь Милы Хазиной Николь - шутливо призывали собравшихся к тишине и порядку.
Мои коллеги тоже стали возвращаться к столу для прессы: «слезливая» Нина Мельник, не упускавшая случая покрутиться вокруг дам из «РАМки»; любимец пожилых иммигрантов Яков (Джек) Сигал, непревзойденный эксперт по всем социальным проблемам; язвительный политический обозреватель Дмитрий Горин; пожилой, склочный графоман Геннадий Бекман, всегда и везде искавший «врагов народа»...
К столу, наконец, вернулась и Анна, которой ее задание, по-видимому, доставляло большое удовольствие. «У меня есть для тебя пикантные новости”, - сообщила она, наливая себе красного вина и накладывая на тарелку овощной салат. Она уже придвинулась ко мне, чтобы что-то прошептать на ухо, как вдруг раздался какой-то грохот и звон, а потом – восклицания, охи и ахи. Мы все, как по команде, посмотрели в сторону, откуда доносилась эта какофония... Молоденькая официантка, недавно разносившая блюда с блинчиками, лежала на полу, окруженная осколками посуды и остатками еды, – лежала на спине, почти касаясь головой ножки стола, за которым минуту назад сидела Татьяна Иоффе (та, уже вскочившая с места, наклонялась, чтобы помочь девушке встать).
«Господи, как же она умудрилась так упасть! - воскликнула Анна, тоже вскакивая с места. – Или, может быть, ей стало плохо – у нее, кажется, глаза закрыты?..»
Через минуту доктор Нодар Джозеф уже стоял на коленях возле упавшей официантки, а еще через несколько минут ее окружила целая толпа. Мы с Анной, одними из первых бросившиеся на помощь, оказались в переднем ряду. Девушка – тоненькая, хорошенькая, совсем молодая - казалась спящей (или мертвой). Ее глаза действительно были закрыты, одна рука безвольно лежала на тарелке с остатками «оливье» и лососины, другую держал Нодар Джозеф, видимо, проверявший ее пульс.
«Надо вызывать «скорую», - сказал он, поднимаясь с пола...

Продолжение следует