Туманный Альбион Клода Моне

Этюды о прекрасном
№25 (478)

Бывали ли вы в Лондоне? Еще совсем недавно большинству из вас вопрос показался бы чисто риторическим, а то и был бы воспринят как насмешка. Сейчас такой бросок через Атлантику, слава тебе Господи, доступен многим, и многие строгую и величественную красоту британской столицы оценили и приняли в сердце. А для кого-то явилась она откровением. Как для великого Клода Моне.
«Я – импрессионист и намерен всегда им оставаться» - таково было его кредо. Земля, природа, человек и все, что человек этот сотворил, воспринималось им как откровение. И откровением стал для художника Лондон.
Моне, истинный француз, прознал о великом городе нечто такое, что оказалось недоступным десяткам больших художников, здесь родившихся и все уголки его обегавших и видевших с детства. Но, наверное, именно Моне внутренним взором удалось увидеть душу города, по-шекспировски «гонясь за тем, что улетает прочь», поймать, уловить, ухватить и отобразить на полотне то самое впечатление, первое и сильное, которое открыло ему, что есть Лондон.
Вероятно, поэтому интереснейшая, оригинально выстроенная новая богатейшая выставка лондонских пейзажей лучших живописцев, графиков и фотохудожников XIX и начала XX века в Бруклинском музее названа не «Город на Темзе в творчестве замечательных пейзажистов», а именно «Лондон Клода Моне: размышления художника на берегах Темзы». Хотя, может быть, вернее было бы сказать: «Лондон и Темза у Клода Моне и его современников». Но концепция выставки – Лондон, его красота, его сущность, отраженные, отображенные плеядой великих, но Клодом Моне глубже, душевней, прозрачней, поэтичней. И более мастерски тоже.
Полотна, литографии, рисунки, фотопейзажи лондонских берегов Темзы художников английских, французских, американских из многочисленных европейских и американских музеев, галерей, библиотек и частных собраний, 140 произведений поистине замечательных, представлены сейчас в залах Бруклинского музея и дают нам волшебную возможность перенестись в английскую столицу – такую, какой была она 150, 125, 100 лет тому назад и какой, по сути, видится и сейчас. Как же это здорово, не правда ли? Выставка только началась, а продлится она до начала сентября, так что время у нас есть. Но ведь вы давно убедились – то, что откладывается, слишком часто не состоится, а поэтому поспешите. Музей работает все дни недели, кроме понедельника и вторника, с 10 до 5, по субботам и воскресеньям - с 11 до 6, каждую первую субботу месяца - с 11 утра до 11 вечера. Посещение выставки дополнительной платы не требует. Так что вперед!
Итак, мы с вами бредем по набережной Темзы, восхищенно оглядываясь, останавливаясь, замирая, сраженные красотой открывающихся видов и познавая отлетевшую жизнь Лондона, а заодно и его географию, даже лучше, наверное, чем изучая карту города.
Грозную сущность столицы Британии, покорительницы морей и дальних стран, отобразил шотландец Дэвид Робертс: вот он, парламент, цитадель британской силы и несгибаемости, гордости и целеустремленности, нерушимо стоит на берегу полноводной Темзы. Да любой британец возмутится, если вы скажете, что видали реки прекрасней, шире и мощнее.
Но здание парламента, символ в ту пору, казалось бы, несокрушимой, над миром нависающей империи, было для разнонациональных художников притягательно невероятно, и писали его не только англичане – Кэмерон, Фентон, Страдуик, Томас, Дэвисон, Фрис, Чэмберс, Томсон с его рабочим людом, но и многие-многие другие, а уж французы и американцы, - в особенности.
Но прежде чем обратиться к их, всякий раз другому Лондону, мы задержимся у поразительного полотна англичанина Джона Гримшоу «Темза в лунном свете». Будто легенды доброй старой Англии, колдовские кельтские предания роились в мозгу живописца, когда писал он свою, особенную, выстраданную Темзу. Таинственный зеленоватый лунный свет отражается в тяжелой плотной речной воде, будто готовой смыть и порт, и знаменитый Южный мост, так часто присутствующий на холстах самых разных художников.
Француз Жаме Тиссо совсем иначе написал свою «Темзу», рассекающую Лондон трудовой, с дымящимися заводскими трубами и натужно пыхтящими кораблями, мачты которых украшает бессменный Юнион Джек, британский флаг. И вдруг, в противовес суровости бытия, катерок, а в нем две очаровательные юные леди и их самоуверенный спутник – никаких проблем, обычная прогулка.
Почему Жюля Лепажа называют натуралистом? Да потому, что он более чем «натурально», как говорится, фотографически, один к одному, показал нам Лондон, его дворцы, его мосты, его сырость. Андрэ Дерэн, напротив, несколько «офранцузил» Лондон, придав ему излишнюю фривольность и декоративность. Ну а Шарль Добиньи одел город туманом.
Съездить в соседку-Англию и писать, рисовать, а позже и фотографировать стало для французских пейзажистов едва ли не обязательным. В одной из парижских газет появилась такая злая эпиграмма:
Туманный Лондон, что сердит,
Сквозь Темзу чопорно глядит.
Но уж Биг Бена час пробит,
А правит Монпарнас!
Камиль Писарро, которого называют и который в действительности был патриархом нового движения («Без этого еврея не было бы импрессионизма», - говорил Поль Сезанн), Лондон писал по-своему, но, конечно же, в импрессионистическом ключе. Глубочайшее постижение природы, внимательнейшее наблюдение, полное – духовное и душевное - с ней слияние и стали основой его и его соратников и последователей творчества.
Всего лишь одна картина Писарро в экспозиции, но как же она ее украшает! Выраженная цветовая гамма, резкая строчка моста, живые краски – синее с красным – под сияющими легкими облаками и солнце, заставившее туман отступить. Мы не видим лиц написанных как бы суммарно пассажиров ярких корабликов, но знаем, что там много радости, смеха, оптимизма.
Именно папаша Писарро, по-отцовски опекавший совершенно не приспособленного к жизни Моне, сам нищий, к тому же обремененный большой семьей, но постоянно Клоду помогавший, увез его с больной женой и ребенком из охваченной пожаром франко-прусской войны Франции в Лондон, где и создал Моне знаменитую свою серию лондонских высоко оцененных англичанами пейзажей, 14 из которых представлены сейчас в Бруклинском музее. По сути эту серию живописных шедевров Моне можно было бы назвать «Другой Лондон», настолько отличаются они и стилистически, и духовно от всех других. Удивительный, призрачный, летящий, сказочный, он, Лондон, будто плывет, растворяясь в тумане, и зовет за собой.
«Душа Лондона», «Эффект тумана» - таково было заглавие статей, посвященных живописи Моне, в английских газетах. Изображение мгновенных, как бы случайных движений и ситуаций, кажущаяся неуравновешенность, незавершенность, неожиданные ракурсы, трепетная вибрация воздуха и света – все это живопись Клода Моне. И все это импрессионизм, списавший у природы изощреннейшие ее эффекты.
Дивная, проникновенная поэтика намека в кружеве почти невесомых лондонских мостов и налет трагизма в тех полотнах, когда пишет Моне мост Ватерлоо, мост самоубийц. К каждой картине - множество эскизов, а каждый эскиз – самостоятельное, законченное произведение. Мост то синий, то розоватый, то золотой, и подбитой птицей проплывает под ним лодка с косыми парусами. И столько здесь настроения, чувств, едва ли не чувственности, такая динамика души, предвидение, предчувствие трагедии – сердце сжимается.
И снова, как игла в сердце, знаменитая «Игла Клеопатры». Обелиск – близнец лондонского с набережной Виктории нам хорошо знаком. Он еще в 1881 году был установлен в нью-йоркском Центральном парке. Обелискам пришлось немало попутешествовать. Сначала, за полторы тысячи лет до новой эры, от Асванских каменоломен в Египте к храму Солнца, потом в Александрию, где охраняли они вход в храм, воздвигнутый в честь Юлия Цезаря, а еще две тысячи лет спустя правительство Египта, разлучив их, подарило один Нью-Йорку, другой – английской королеве.
Моне сразу и безоговорочно понял чужеродность привыкшей к жаркому дыханию пустыни каменной иглы и серой равнодушной Темзы. И он написал боль и тоску того, кто обречен навечно остаться на чужой земле и чье сердце летит сквозь розовую дымку на родину, вот как этот могучий испещренный древними письменами камень, прорезая тяжелый туман, рвется вдаль. Но не оторваться ему от ненужного постамента, и, отсвечивая, будто кровь, красноватой матовостью, бросает он черную тень на чужие камни и бредущих мимо чужих людей. Эта картина художника – подлинный шедевр.
Интересен такой факт: отданные экспозиции музейные залы, их конфигурация, плавный изгиб стен как-то зрительно совпадают с пластикой Моне.
Моне в Лондоне был еще дважды. В 1903 году, уже после смерти бесконечно любимой своей Камиллы, он снова писал Лондон. Но исчезла воздушность, полетность и тайна, на полотне тяжелая давящая громада. Тогда помог Моне приехать в Англию его друг великий американский импрессионист Джон Сингер Сарджент, долгие годы живший и работавший в Лондоне. И вот тут мы сталкиваемся с таким феноменом: в ту пору многие американские художники учились и подолгу жили и творили в Европе, а уж особенно в Париже и Лондоне, что и подтверждает нынешняя выставка, где увидите вы и живопись Чайлда Хэссема, и дивные акварели Уинслоу Хомера.
Из немалочисленных фотопейзажей британской столицы (заметьте, даже примитивнейшая фототехника XIХ - начала ХХ веков настоящих умельцев не подводит) меня буквально поразили этюды осевшего в Англии американца Элвина Кобурна. Чего стоит его “Мост Ватерлоо”, снятый снизу, из лодки, мощные быки-опоры, нависающий над мутно поблескивающей, почти масляной водой, угрожающе подрагивающие пролеты. Эмоциональность, динамика потрясающие. А рисунки Джозефа Пеннела! Вообще графика представлена щедро и “качественно”, и американцы здесь задают тон, а уж особенно великий Джеймс Макнил Уистлер.
О каждом из перечисленных несколькими строчками выше американских художников надо бы не сказать пару слов вскользь, а написать отдельную подробную статью. Впрочем, иногда одной статьей не обойдешься. Об Уистлере мы рассказывали вам дважды как об удивительном живописце и колористе, певце гармонии, таящейся в каждой женщине, и авторе философских пейзажей, чью потрясающую картину “Наедине с усталостью” можно назвать одним из шедевров мирового искусства. Но еще и как об одном из первых носителей бренда в дизайне моды. Париж, Лондон, Петербург шли на поводу у этого американца. Но вот и новая ипостась Уистлера –графика. Его лондонскую “Серию реки Темзы” представленную в Бруклинском музее почти полностью (23 графических этюда и литографии), не зря называют альбомом шедевров – выразительность, одухотворенность, особые видение и пластика, высочайшее мастерство. Эти работы достойны соседствовать со сверхживописью Моне.
Словом, такую выставку посетить необходимо. Напоминаем адрес Бруклинского музея, второго по старшинству музея Америки, чьи богатейшие коллекции американского, древнеегипетского, африканского, полинезийского искусства славятся во всем мире: 200 Eastern Parkway. Поезда метро 2,3, автобусы В71, 41, 69, 48 до остановки Brooklyn Museum. А для тех, кто приедет на машине, паркинг обеспечен.


Наверх
Elan Yerləşdir Pulsuz Elan Yerləşdir Pulsuz Elanlar Saytı Pulsuz Elan Yerləşdir