ДоЧки-матери

Ася Р., 15-летняя ученица одной из нью-йоркских «паблик-скулз», сообщила своей матери Нелли сенсационную новость: ее одноклассница Катя Т. закрутила роман со взрослым мужчиной. Ему 35 лет, он тоже «русский», у него есть свой бизнес, но пока нет жены. Вернее, с одной женой он развелся и пока не собирается жениться во второй раз. Он обещал Кате, что женится только на ней и будет ждать, когда она достигнет совершеннолетия. Он очень красив, у него такая роскошная машина. И он так красиво ухаживает! Цветы, подарки (которые Катя прячет от родителей), красноречивые письма по Интернету. Пока что его роман с Катей – платонический, но скоро они должны встретиться у него на квартире – пообедать в романтической обстановке, а потом, очень может быть, роман станет более земным... «Tonight’s the Night»...
Сенсационное сообщение сопровождалось оговоркой: роман Кати – тайна для всех и вся, кроме Аси. Да и Асе о нем было сказано под большим секретом. Так что говорить об этом никому нельзя...
Как могла Нелли отреагировать на такое шокирующее известие? Всю ночь она ворочалась в постели, не могла унять волнение, думала о том, как ей следует поступить. В любом другом случае она и не подумала бы разглашать доверенную ей тайну, подвергать риску свои дружеские отношения с дочерью – результат нелегкого и упорного родительского труда. Но ведь здесь речь шла о благополучии, будущем, а возможно, и жизни юной девушки, ровесницы Аси! Что делать? Последовать совету дочери и оставить все как есть? Побежать на следующий же день в школу и сообщить об этом администрации, учителям? Узнать номер телефона Кати и позвонить ее родителям? Встретиться с самой Катей и посоветовать ей прервать отношения со своим галантным кавалером, пока не поздно? Возможно, она потому и доверилась Асе, что боялась сделать решительный шаг и хотела в последний момент услышать совет – пусть от такой же юной и неопытной девушки, как она сама? Кто он, этот великовозрастный поклонник молодой девчонки – хищник-педофил или действительно новоявленный Ромео, который готов терпеливо ждать, пока его Джульетте не исполнится 18 лет? Может быть, он – вполне приличный человек? А в результате вмешательства Нелли его могут арестовать за совращение малолетних и получится, что она исковеркала ему жизнь! Может быть, с ним-то и следует поговорить? А вдруг это какой-нибудь «русский мафиози», вербующий девочек для «массажного кабинета» или «эскорт-сервиса» и вполне способный подослать к непрошеной «советнице» своих головорезов?
«Я сама – очень либеральная мама, - говорит Нелли. – Потому Ася со мной и делится всеми своими секретами. Доверие завоевывается с трудом, а потерять его очень легко... Но я не знаю, как бы я сама восприняла, если бы Ася сказала мне, что встречается не с парнем своего возраста, а с каким-то зрелым, да еще разведенным мужиком. Тем более я не знала, как на роман Кати отреагируют ее родители, которых Ася считает «старомодными». Может быть, ее мать закатит истерику, а отец начнет избивать Катю, та вызовет полицию, его арестуют и так далее. А может быть, что еще хуже, с отцом или с матерью что-то случится – инсульт, инфаркт? Словом, я была в полной растерянности...»
В конце концов, через несколько дней Нелли решила для начала встретиться и потолковать с самой Катей. «Нынешние 15-летние девчонки – вполне взрослые женщины, и с ними можно говорить на равных». Реакция Кати была для Нелли очередным шоком: девушка сообщила ей, что она порвала со своим кавалером, не дожидаясь «брачной ночи». Почему? Потому, что узнала – он встречается с другой девушкой, студенткой колледжа. Как узнала? Очень просто – застукала его с ней, притаившись возле его подъезда. Почему она стала подозревать его в неверности? Потому, что однажды, в беседе по Интернету, он назвал ее не Катей, а Леной... Выяснилось, что и с Асей Катя поделилась своей «великой тайной» не потому, что боялась сделать решительный шаг, а потому, что спешила похвастаться своим взрослым, богатым кавалером.
«Признаться, я шла домой совсем удрученная, - говорит Нелли. - Думала о том, что мы, «русские» мамы, вряд ли можем исполнять свою материнскую роль в отношениях с нашими американизированными дочками. Мы росли в совсем других условиях, у нас были совсем другие ценности ...»
И действительно, мы, «русские» (вернее, советские) женщины, росли в совсем иной атмосфере, и у нас были совсем иные представления о любви и браке, верности и изменах, женском достоинстве и мужской честности. Правда, многие девушки бунтовали против пуританских советских порядков и завидовали своим американским сверстницам, которым сексуальная революция и контркультура предоставили несравненно большую свободу.
И вот теперь, когда наши дочери стали такими же раскованными американскими девушками, бывшие «бунтарки», дивясь на самих себя, обнаружили, что тоскуют по старым-добрым временам. По тем временам, когда с дочкой можно было шушукаться о достоинствах того или иного ее одноклассника (Коля добрый, но плохо учится, и у него нос вздернутый, а Петя – круглый отличник, красавчик, но такой вредный!), а не о шикарных машинах взрослых, незнакомых мужчин и полученных от них дорогих подарках. По тем временам, когда, отправляя дочку на молодежную вечеринку, можно было посоветовать ей, чтобы она не курила и не пила (ну кто влюбится в такую девушку!), и не бояться, что она попробует марихуану или «экстази» за компанию с каким-то «кульным» идиотом, который вполне может оказаться членом уличной юношеской банды. По тем временам, когда мамы были старше, опытнее, и дочки плакались им в жилетку, а не смеялись над их наивностью и отжившими свой век предрассудками...
Именно наивной и напичканной предрассудками назвала свою мать Веру 14-летняя Маша С., когда та пыталась отвадить ее от дурной, на ее взгляд, компании. Компания эта состояла почти сплошь из мальчишек, к тому же сомнительного вида – брюки «шириною с Черное море», майки навыпуск, повязки на лбу, татуировки на ногах и руках, кольца в ушах, бровях, ноздрях... «Они меня просто ужасали, - говорит Вера. - На мой взгляд, девушки в обществе таких парней могли быть только общими подстилками, над которыми они (парни) смеются за спиной (а может быть, и в лицо), а в случае чего могут и прирезать. Но Маша надо мной смеялась. Рассказывала мне, что все ее друзья – и парни, и девушки - очень забавные, умные, веселые. Интересуются музыкой, любят спорт. Да, они все курят, а иногда балуются наркотиками, но ведь марихуана не так вредна для здоровья, как алкоголь. И добавляла: «Ведь когда ты встречаешься со своими подругами, вы пьете вино? А папа даже дома иногда пьет водку...»
Когда Вера выдвигала последний аргумент – о внешнем виде Машиных дружков, та в ответ просто заливалась хохотом. А как-то достала из старого семейного альбома фотографию родителей в юности: Вера в мини-юбке и кофточке без рукавов, ее будущий муж Виктор – в джинсах с бахромой, в темных очках, с копной вьющихся волос, падающих на плечи. «А бабушку с дедушкой не шокировал папин вид?»
16-летняя Ирина П. не смеялась над своей мамой Евгенией и не считала ее старомодной. Напротив, она попросила у нее совета. Евгения охотно выслушала дочку и... пришла в ужас. Выяснилось, что та влюбилась в своего преподавателя истории, человека женатого и имеющего двоих детей. Евгения, женщина темпераментная и «взрывная», собралась было уже бежать в школу и устраивать учителю-ловеласу скандал, но Ирина ее осадила. «Ловелас», как оказалось, даже не подозревал о том, что одна из его самых блестящих учениц увлеченно штудирует учебники по истории не из-за повышенного интереса к жизни древних римлян или завоеваниям конкистадоров, а из любви к нему самому. Совет же от мамы Ирина хотела получить вот по какому вопросу: как привлечь к себе внимание мистера Н., как добиться взаимности, не подвергая риску ни его карьеру, ни свое собственное будущее?
Евгения, как и следовало ожидать, разразилась гневной речью, полной примитивного морализаторства и восклицаний типа: «Разве мы с папой так тебя воспитывали?!» Ирина молчала, спокойно и терпеливо выслушивала мамины нравоучения. Потом так же спокойно напомнила ей об эпизоде трехлетней давности, который Евгения почти загнала в глубины подсознания. Ее супруг Алексей завел любовницу – молодую девушку, нелегалку, годившуюся ему в дочери. Познакомился с ней, когда она убирала их офис. И не на шутку ею увлекся. А потом были выяснения отношений, истерики Евгении, ее слезы, ее угрозы хлопнуть дверью и уйти, забрав с собой Ирину... Саму Ирину, которой тогда было 13 лет, родители в тот тяжелый для них период почти игнорировали. Но девочка, при всем ее старании, не смогла бы игнорировать шумные скандалы, от которых не спасали даже наушники с плейером или включенный на полную мощность телевизор...
Итак, можем ли мы быть понимающими, сочувствующими матерями для наших дочек? Или наши отношения с ними – всего лишь новый, американский вариант игры в дочки-матери, где дочь часто выступает в роли многоопытной женщины, а мать – в роли наивной девчонки? А если так, то имеем ли мы право вмешиваться в дела (особенно в сердечные) наших дочерей, учить их уму-разуму? Я бы хотела услышать ваши ответы на эти вопросы, дорогие читатели.