И снова - «Щелкунчик»
Культура
Понимая философскую многосложность музыки Чайковского, удивительное в ней сочетание лиризма с непреходящей мощной трагедийностью, психологию с романтикой и эмоциональностью, Ратманский сделал именно музыкальную драматургию гениального композитора первоосновой своего спектакля. При этом Ратманский не растерял, а тонко обозначил философскую гофмановскую иронию и причудливую его фантазию.
Напомню, если вы подзабыли, сюжет «Щелкунчика». Сочельник. Богато украшеная ёлка. В доме готовятся встретить гостей, но более всех волнуются Клара и её брат (вам наверняка так же, как и мне, хочется называть маленькую героиню Машей, но приходится смириться с давнишней ошибкой кого-то из либретистов, не слишком внимательно прочитавших сказку Гофмана). Вот и гости – взрослые и ватага ребятишек.
Но вернёмся к пересказу сюжета, в который врывается Дроссельмейер. Это, пожалуй самая важная, основополагающая даже, стержневая фигура балета-сказки. Он не просто мастерит игрушки, он ещё и, как оказывается, колдун, самый страшный из магов. В балете он, заставляя поверить, дарит мечту, а потом так же хладнокровно её отбирает. Кларе-Маше подарил он куклу утилитарного вроде назначения – колоть орехи. Это и есть тот самый Щелкунчик, которого Дроссельмейер в балете Ратманского превращает сначала в мальчика, затем в прекрасного Принца.
Хореографические находки Ратманского полностью отражают точную связь музыки и танца, его выразительность и эмоциональность – тут хореограф доказал, что он по-настоящему талантлив, а видение его самобытно. Юные Клара и Щелкунчик (Микаэла Келли и Теодор Эллиман, учащиеся школы АБТ, за которыми наверняка большое будущее) наивны и трогательны в трепетном своём отношении друг к другу, хотя это пока лишь намёк на влюблённость. А та буря чувств, шквал эмоций, та страсть, о которой языком танца рассказали Вероника Парт (Клара-принцесса) и неподражаемый Марсело Гомес (Щелкунчик-принц), были неописуемы. Их дуэт превосходен, захватывающе прекрасен.
Во втором акте Ратманский вслед за композитором переносит действие в страну сладостей. Каждый танец (а гостей было множество) поставлен Ратманским изобретательно, с бьющей через край фантазией – и китайский, и арабский, и испанский, и танец маленьких фей. Танец, названный русским, исполнен зажигательно, хотя и напоминает скорее казацкий.
Сцены с мышами мне кажутся страшноватыми для детей (а ведь спектакль рассчитан на них). И явная, на мой взгляд, неудача театрального дизайнера Ричарда Хадсона – это то, каким он увидел многоголового мышиного короля.
И совсем не гофмановский Дроссельмейер. Где полная таинственности запредельная мистика? Где острый ум, энергия? Такое смысловое решение по меньшей мере удивляет и как-то не смыкается с несказочным, едва ли не трагическим, музыкой продиктованным финалом, когда Дроссельмейер выступает в балете как зловещий пожиратель мечты и вершитель судеб. Клара просыпается в своей кроватке с разбитым сердцем: всё было только сном, отлетевшим, как многие, слишком многие иллюзии...
И все же “Щелкунчик” - лучшая из рождественских сказок. И сейчас в Бруклинской академии – аншлаг! Потому, что поставлен и исполнен балет в АБТ мастерски. Потому, что он нов, оригинален и талантлив.
Американский Балетный Театр (АБТ ) показывает балет «Щелкунчик» на сцене Бруклинской Академии музыки.
«Щелкунчик» - балет, который не отделим от Рождества и новогодних детских каникул, поставлен штатным хореографом АБТ Алексеем Ратманским на музыку П.И.Чайковского. В основе балета лежит известная сказка Гофмана «Щелкунчик и мышиный король». Больше века назад состоялась премьера этого балета на сцене Мариинского театра в постановке Льва Иванова. С тех пор многие хореографы мира создавали свой вариант этой волшебной музыки.
Понимая философскую многосложность музыки Чайковского, удивительное в ней сочетание лиризма с непреходящей мощной трагедийностью, психологию с романтикой и эмоциональностью, Ратманский сделал именно музыкальную драматургию гениального композитора первоосновой своего спектакля. При этом Ратманский не растерял, а тонко обозначил философскую гофмановскую иронию и причудливую его фантазию.
Напомню, если вы подзабыли, сюжет «Щелкунчика». Сочельник. Богато украшеная ёлка. В доме готовятся встретить гостей, но более всех волнуются Клара и её брат (вам наверняка так же, как и мне, хочется называть маленькую героиню Машей, но приходится смириться с давнишней ошибкой кого-то из либретистов, не слишком внимательно прочитавших сказку Гофмана). Вот и гости – взрослые и ватага ребятишек.
Но вернёмся к пересказу сюжета, в который врывается Дроссельмейер. Это, пожалуй самая важная, основополагающая даже, стержневая фигура балета-сказки. Он не просто мастерит игрушки, он ещё и, как оказывается, колдун, самый страшный из магов. В балете он, заставляя поверить, дарит мечту, а потом так же хладнокровно её отбирает. Кларе-Маше подарил он куклу утилитарного вроде назначения – колоть орехи. Это и есть тот самый Щелкунчик, которого Дроссельмейер в балете Ратманского превращает сначала в мальчика, затем в прекрасного Принца.
Хореографические находки Ратманского полностью отражают точную связь музыки и танца, его выразительность и эмоциональность – тут хореограф доказал, что он по-настоящему талантлив, а видение его самобытно. Юные Клара и Щелкунчик (Микаэла Келли и Теодор Эллиман, учащиеся школы АБТ, за которыми наверняка большое будущее) наивны и трогательны в трепетном своём отношении друг к другу, хотя это пока лишь намёк на влюблённость. А та буря чувств, шквал эмоций, та страсть, о которой языком танца рассказали Вероника Парт (Клара-принцесса) и неподражаемый Марсело Гомес (Щелкунчик-принц), были неописуемы. Их дуэт превосходен, захватывающе прекрасен.
Во втором акте Ратманский вслед за композитором переносит действие в страну сладостей. Каждый танец (а гостей было множество) поставлен Ратманским изобретательно, с бьющей через край фантазией – и китайский, и арабский, и испанский, и танец маленьких фей. Танец, названный русским, исполнен зажигательно, хотя и напоминает скорее казацкий.
Сцены с мышами мне кажутся страшноватыми для детей (а ведь спектакль рассчитан на них). И явная, на мой взгляд, неудача театрального дизайнера Ричарда Хадсона – это то, каким он увидел многоголового мышиного короля.
И совсем не гофмановский Дроссельмейер. Где полная таинственности запредельная мистика? Где острый ум, энергия? Такое смысловое решение по меньшей мере удивляет и как-то не смыкается с несказочным, едва ли не трагическим, музыкой продиктованным финалом, когда Дроссельмейер выступает в балете как зловещий пожиратель мечты и вершитель судеб. Клара просыпается в своей кроватке с разбитым сердцем: всё было только сном, отлетевшим, как многие, слишком многие иллюзии...
И все же “Щелкунчик” - лучшая из рождественских сказок. И сейчас в Бруклинской академии – аншлаг! Потому, что поставлен и исполнен балет в АБТ мастерски. Потому, что он нов, оригинален и талантлив.
