ЖИВИ И ПОМНИ - И ПИШИ МЕМУАРЫ

Что общего
у генерала Гранта
с девушкой по вызову?
В 1884 году генерал Улисс Грант, в полном безденежье и на последней стадии рака, сел за стол и стал, как заведенный, писать свои мемуары. Как писали до него легионы государственных деятелей и военачальников. В отличие от многих мемуаристов, жизнь Гранта висела на волоске, время подпирало, он страшно торопился, но успел-таки произвести два внушительных тома – о своей ранней жизни и об участии в двух войнах: одна – в Мексике, другая – у себя дома, в родимых Штатах.
Гранту, безусловно, было что сказать и о чем писать. Он сочинил классический мемуар – как этот жанр тогда понимался: великие события, рассказанные великим человеком, который одновременно был их творцом.
Но это было давно.
Нынче мемуары Улисса Гранта попадают в ту же жанровую категорию, что и «Девушка по вызову: исповедь знатной кокотки», «Жизнь в бейсболе: как я рос и набирался ума с “Нью-йоркскими Янками”, «Во мраке: агония с наркотой “Экстази”, - беру наугад три титула из мемуарных обвалов, скопившихся за последние два месяца.
Скорее, правда, это не горный обвал, а ровная игровая площадка, откуда доносится слитный хор абсолютно ничем – ни тоном, ни звуком – не отличимых авторов. И каждый отстаивает свое демократическое право на внимание читателя. У каждого – своя жизнь, и поэтому его/её «story» должна быть рассказана и, по возможности, опубликована.
Мемуарный жанр вошел в моду с десяток лет тому назад, а в настоящее время это жанр – обиходный, массовый, утилитарный. Читатели уже давно усвоили нехитрый, но каверзный факт: чтобы стать мемуаристом, вовсе не обязательно быть знаменитостью, крупным политиком или славным генералом, или – подобно Сен-Симону или Шатобриану – свидетелем великих событий. Но сам жанр стал настолько общедоступен, что уже невозможно отследить – чей жизненный опыт годится, а чей – не подходит в мемуары.
Мемуары с головной болью
Просматривая издательские каталоги, я наскочила – среди завалов мемуарного китча – на интересное название, в котором, как мне казалось, сквозила интеллектуальная нотка – «Всё в моей голове». Выяснилось, что автор Пола Камен делится с читателем головной болью, которой страдает десяток с лишком лет. Вне сомнения, этот мемуар с мигренью вступит на полке книжного магазина в яростную конкуренцию с «Тучной девушкой» - мемуаром Джудит Мур о том, каково быть толстушкой. «Тучная девушка», в свою очередь, будет сражаться за читателя с однотипным мемуаром «Почему я не худышка» - горестное повествование Уэнди Макклуэр о тщетности тучной гёрлы стать стройной и худой. А вот Саманта Дун, напротив, обновила жизнь и воспарила телом и духом, когда записалась на уроки танцев, о чем поведала читателю в книжке «Вера в Карлоса Гомеза: мемуары о салсе, сексе и спасении души». Не обойдем вниманием и мемуары Майкла Рулмана под названием «Дом». О чем они? О доме. В самом деле, осталась ли хоть одна тема, не охваченная современными мемуаристами?
Америку трясет от мемуарной лихорадки, как автора наркомемуаров от «Экстази». Чтобы хоть как-то обуздать это мемуарное половодье, надо выбрать в нем несколько основных течений. Иначе говоря, разложить этот модный жанр по полочкам. Каковы главные в нем категории?
Воспоминания отставного политика, а еще точнее – бюрократа. Вызванные из тьмы подсознания рассказы о детских травмах. Исповеди наркоманов. Спасительно душевные, с уклоном в мистику, сюжеты. Мемуары популярных шоуменов. Пассеистские, а ля Пруст, рассказы об ушедших эпохах. Крик души о перенесенных болезнях либо о сексуальной эксплуатации.
Всего не перечислить. И в какой, к примеру, тематический угол втиснуть мемуары Джона Фалька «Привет всему и всем!» с таким загадочным подзаголовком – «Воспоминания о войне, золофте и мире»? Автор, страдающий хронической депрессией, отправляется корреспондентом в Сараево, прихватив годичный запас антидепрессанта «золофт». В этой книге – всего понемногу: военные действия, духовное пробуждение и целая аптечка рецептурных лекарств.
Вернемся к генералу Улиссу Гранту. Родись он столетием позже и заимей хваткого литагента, его многособытийной и знаковой жизни хватило бы на тройку мемуарных книжек: одна – об алкоголизме, другая – о схватке с раковой опухолью, а в третьей книжке заговорила бы в полный голос тоскливая Грантова память о детстве в родном городке из штата Огайо. Кстати, эта третья мемуарная книжка, если бы Грант удосужился ее написать, идеально влилась бы в поток современных мемуаров на тему: «Ностальгия по утраченной одноэтажной Америке».
МеЧта девоЧки:
Чтобы русские разбомбили ее город первым
Однако ни злободневность, ни содержательная емкость, ни броское название – не влияют на судьбу мемуаров на книжном рынке. Что их ждет – успех или провал? Все зависит, как в любом словесном искусстве, - от мастерства. Очень важно для мемуариста иметь собственную манеру писать и вспоминать.
Казалось бы, воспоминания о жизни типовой семьи в Вашингтоне в 40-50-е годы прошлого века не много обещают читателю. Хотя название поэтично, но тоже – не ново: «Когда весь мир был молодым». Более того, тема не только не возбудительна, но вроде бы исчерпана. Об этой наивной, прямодушной и зажиточной американской эпохе уже сложились шаблоны воспоминаний. Но Барбара Голланд – автор независимый и остроглазый. В ее мемуарах, которые насквозь автобиографичны, нет ни сентиментального туманчика, ни патины времени. Резко, четко и слегка иронично Голланд видит и изображает Америку середины прошлого века - когда отец держал семью в кулаке, школьники знали наизусть тьму стихов, и девочка испытывала патриотическую гордость от того, что ее родной город может быть уничтожен первым, когда русские нанесут по Америке ядерный удар.
Много, очень много – целый отдельный подвид мемуаров – о низкопробном, унизительном труде, который доводит до отчаяния человека и вызывает в писателе – фрейдовский «поворот винта» - прилив мстительного вдохновения. Такое замещение «подлой работы» творческим импульсом случилось у Джорджа Оруэлла, когда он писал свою первую книгу «Собачья жизнь в Париже и Лондоне».
Любопытный факт. Нынешние мемуаристы, несмотря на массовость их сочинений, весьма аристократично обзаводятся длиннющими родословными. Даже модные сейчас мемуары разномастных наркоманов происходят по прямой жанровой линии от «Исповеди англичанина, курильщика опиума» Томаса Де Квинси, опубликованной в 1822 году.
Мемуары второклассников
Вот два – блестящих! – примера мемуаров, проклинающих тяжкий, выморочный - без награды и радости – труд.
Аюн Галлидей в книжке «С работы на работу» надрывно воскрешает все ужасы и ущемления, испытанные ею на разных случайных работах – от телефонного рекламатора до официантки в пабе, до набивщика белых мишек в Детском музее.
Другая «антиишачная» книга «Манифест трудяги» написана Яном Левисоном и снабжена красноречивым подзаголовком: «Тридцать работ, откуда я сам ушел, девять – откуда меня «ушли», и три – которых не помню». После кошмаров, пережитых Левисоном на многих из этих рабочих мест, Оруэллова «собачья жизнь» в Париже выглядит вполне комфортно. Оруэлл был унижен и уязвлен, вкалывая на кухне в захудалом бистро. Но ему никогда не приходилось опасаться за свою жизнь – как многократно довелось Левисону, выдержавшему все трудовые напасти с развеселой бравадой. Однажды на Аляске, где Левисон работал на рыболовном траулере, его завалило по шею мерзлой рыбой – с прямой угрозой удушения и гибели всерьез.
Естественно, что оба этих мемуара, взывающих ко всем униженным и оскорбленным трудоустройством, немедленно взошли, хотя и мимолетно, на бестселлерную лестницу.
Мемуары пишут все, кому не лень. Кому лень – тоже: к их услугам гострайтеры, пишущие с их слов и от их имени. В недавнем комментарии журнала «Форбс» Даниэл Селигман отследил растущую тенденцию среди финансовых бугров нанимать литературных негров, чтобы выпустить в свет свои честолюбивые лжемемуары.
Если мемуаристу не нужен талант, то тем более нет для него возрастных ограничений. В самом деле – наш мемуарист на глазах молодеет. Мисс Зейлкас, автору нашумевших мемуаров «Всмятку!», едва за двадцать. А Мелисса П., легко узнаваемый, несмотря на псевдоним, автор, сочинила свои эротические воспоминания «Сотня взмахов гребешком перед сном» - еще в подростковом возрасте.
А одна ретивая учительница, прослышав про мемуарное половодье, надумала обучать второклашек искусству писать мемуары. Когда они станут чуть старше, то, возможно, захотят присоединиться к армии графоманов-мемуаристов, которые растут, как грибы после дождя, а пока что ходят в свой литкружок, делятся прожитой жизнью и читают друг дружке отрывки из воспоминаний о ней.
Непрерывное
творЧество памЯти
Шутки шутками, но вспоминательный импульс так же безотчетен и жизнетворен, как дыхание. Человеческая жизнь – непрерывный процесс воспоминания о том, что было. И только так, сцепленная невидимыми нитями с отжившим, она идет вперед. Каждый день мы создаем новые воспоминания с подпиткой старыми. Так создается связное, с хронологией жизни, воспоминание. Так работает память – избирательно, причудливо, импульсивно сопрягая нынешнее с былым.
В журнале «Нэрратив» приводится случай пациента д-ра Оливера Сакса – с диагнозом тяжелой амнезии. Всякое утро он пытался заново изобрести себя, вызывая из забвения эпизоды из своей жизни, силясь их связно расположить в памяти и вновь теряя. И тогда этот несчастный, лишенный подсказки памяти о себе человек незамедлительно впадал в экзистенциальную панику. Нет воспоминаний – нет личности. Каждый из нас пишет воспоминания – непрерывно.
Десять лет назад Джеймс Атлас в «Нью-Йорк Таймс» объявил, что настал век мемуаров. И поставил вопрос ребром: как долго он продержится? Не окажется ли мемуарное поветрие таким же эфемерным, как другие феномены культуры?
Отнюдь. Мемуарный жанр стал всеобъемлющ и вездесущ в американской словесности. Потому хотя бы, что Джеймс Атлас сам не удержался и только что выпустил собственный мемуар «Моя жизнь в Средние века», имея в виду не историческую эпоху человечества, но возрастной рубеж в жизни человека. У автора достаточно жизненного пространства впереди, чтобы сочинить его продолжение.