Евгений Евтушенко: Пенсионером себЯ не представлЯю

О моем собеседнике написано не меньше, чем написал он сам: десятка полтора томов. Лучше и точнее всех сказал о нем Булат Окуджава: «Евтушенко – это целая эпоха».
– Евгений Александрович, недавно вы вернулись из Италии, где получили престижную литературную премию. Не могли бы вы рассказать нашим читателям о ней подробнее?
– Премия «Гринцане Коур» - одна из самых почетных национальных премий Италии. Она названа по имени старинного замка Гринцане под Турином - первой итальянской столицей, а граф Бенсо Коур был первым премьер-министром Италии, впервые ставшей единым государством.
В жюри премии входят крупнейшие европейские писатели, ее получили многие их коллеги перед Нобелевской премией.
В последние годы одна из самых читаемых итальянских газет «Република» несколько раз публиковала мои стихи, а перед самой премией в ней увидел свет мой триптих на вечно современную тему: Ромео и Джульетта. Речь идет о моей давней любви во время холодной войны к американской девушке, что не поощрялось ни в СССР, ни в США. Эти страны были тогда похожи на атомных Монтекки и Капулетти...
Стихи тронули сердца многих итальянцев. Собственно, и премию я получил за духовный универсализм стихов, объединяющий многих читателей в разных странах, особенно молодых. Я эти стихи прочитал по-итальянски в переполненном зале Туринской академии искусств. На этом торжестве можно было заметить немало школьников старших классов. Кстати, то же самое происходит и на моих выступлениях в России. Вспоминаю свое выступление перед шахтерами Кузбасса минувшим летом. Они приходили семьями, с детьми, случалось, лет девяти–десяти, и дети прекрасно слушали, а иногда даже подсказывали мне строки. Вообще, по–моему, дети шахтеров самые нежные на свете по отношению к своим отцам - ведь каждый день их отцы могут не возвратиться из-под земли.
– В российских и русскоязычных американских газетах прошли большие подборки ваших новых стихотворений. Можно ли говорить о своеобразной Болдинской осени поэта Евгения Евтушенко? Где и когда выйдет ваша новая книга стихов?
– Скорее это Болдинская зима...
Вот-вот в московском издательстве «ЭКСМО» выйдет моя в своем роде уникальная книга «Памятники не эмигрируют». С моей точки зрения, эмиграция явление не географическое, а психологическое. Многие люди, родившиеся в СССР и позднее по тем или иным причинам уехавшие за границу, но и там болеющие за свою родину всей душой, вовсе не эмигранты, хотя их так называют. Среди таких людей бывших соотечественников не бывает. А вот те депутаты Госдумы, кто написал позорное обращение в прокуратуру с требованием запретить еврейские организации и не понял, что отмена льгот на проезд может оскорбить людей, еле-еле сводящих концы с концами из-за нищенских пенсий, - эти люди настолько оторвались от своего народа и его нужд, что давным-давно стали внутренними эмигрантами.
Но вернемся к новой книге. Она уникальна еще и тем, что, несмотря на большой объем, представляет собой книгу стихов двадцать первого века. В ней и большой любовный цикл, который - не боюсь этого предсказания - будет звучать как откровение для читателей. И, как всегда, резкие, нелицеприятные гражданские стихи.
Я задумался о том, почему в наш язык так намыленно пролезло паразитическое выражение « как бы», и написал метафорическую сатиру: «Я живу в стране по имени Как Бы». Но когда я переводил его на английский язык с помощью сына Жени и моего друга, американского пилота-акробата Джо Вулслейера, и даже моих талсанских соседей, тоже вовлеченных мной в это дело, то вдруг оказалось, что у американцев есть полностью соответствующее русскому «как бы» выражение « sort of».
Мне кажется, поэтому стихотворение, читаемое мной по-английски, имеет, не побоюсь громкого слова, сногсшибательный успех в американских студенческих аудиториях. Оно, неожиданно для меня самого, оказалось не менее универсальным, чем «Между городом Да и городом Нет».
– Вы продолжаете работу над «Антологией русской поэзии»? Дело это, видимо, очень трудоемкое. Кто-нибудь вам помогает?
– В работе над антологией «Десять веков русской поэзии», в которой будут три тома примерно по тысяче страниц в каждом, бесценную помощь мне оказывает литературовед Владимир Радзишевский, который предостерегает меня от фактических ошибок и находит в истории то, до чего я сам, быть может, и не докопался бы.
– Вы по-прежнему преподаете в университете Талсы? Как называется курс, который вы читаете?
– Я сам себе придумываю курсы. Большим успехом пользовался курс «Рецепты доктора Живаго» - о жизни и поэзии Пастернака. Но самый большой успех, пожалуй, выпал на долю сдвоенного курса Ахматова -Цветаева. Несмотря на то, что их стихи в переводе звучат значительно хуже, чем в оригинале, тем не менее американцев покоряет сила их духа и страсть в любви - более сдержанная у Ахматовой и безудержная - у Цветаевой.
Читал я курсы по Пушкину и Ильфу и Петрову, по Булату Окуджаве и XIX и XX векам русской поэзии, по поэзии эмиграции. Огромное впечатление на молодых американцев производит «Облако в штанах» Маяковского, «Двенадцать» Блока.
Текущий весенний литературный семестр я полностью посвятил обожаемому мной французскому писателю русского происхождения Ромену Гари, чья жизнь достойна по крайней мере художественного фильма.
Преподаю я и европейское и русское кино. «Ставлю» вкус к настоящему кино такими фильмами, как «Похитители велосипедов», «Летят журавли», «Ночи Кабирии». Кстати, недавно был потрясен фильмом «Отель «Руанда» и обязал своих студентов его посмотреть. Самому еще хочется поставить хотя бы два–три фильма...
Литературных и киношных замыслов у меня лет на двадцать - дал бы Господь эти годы, только, конечно, вместе со здоровьем, я бы его не подвел, многое бы еще сделал...
– Вы профессорствуете в Америке больше 15 лет, правильно? То есть американскую пенсию заработали?
- Вы ошибаетесь на два года -13-й год пошел. Хотите - верьте, хотите - нет, но я сам не знаю, заработал ли американскую пенсию. А если заработал, то не знаю - сколько. Я как-то не представляю себя на пенсии. В России я получаю две тысячи восемьсот рублей в месяц. Это меньше ста долларов.
– Евгений Александрович, ваша жена Маша – врач по профессии. Она здесь работает?
– Жена работает... учителем русского языка в талсанской школе, хотя по образованию она действительно врач, притом - высокой квалификации. Но для того, чтобы работать по первой профессии, необходимо было пересдать давным-давно сданные экзамены, заново пройти ординатуру - лет десять на это ушло бы... А учитель она замечательный и стала жертвой своих способностей: у нее сто с лишним учеников! На Машу навешали всякие нагрузки, сделали к тому же руководителем отдела иностранных языков. Дома я ее почти не вижу. Она встает в 5.30 утра, домой иногда приходит в девять вечера, да еще груженная тетрадями, которые нужно проверять и ставить отметки. А школа Машина - государственная, платят за изматывающую работу довольно мало. Учителя почему-то на всем белом свете живут внатяг. На нашем с женой иждивении двое наших детей: Митя, 15 лет, и Женя, 16.
– Они ходят в американскую школу? Им это нравится? Не забудут ли они русский язык?
– Да, они учатся в той же школе, где преподает Маша. Старший, Женя, даже ассистирует ей на уроках русского языка. Конечно, оба они говорят по-русски без акцента, а вот читать ленятся.
– Евгений Александрович, не приходилось ли вам слышать упреки в том, что вы, знаменитый русский поэт, живете вне Родины? Эти упреки обидны для вас?
– Повторяю: вне родины живут те, у кого она не живет в душе. Я к ним не отношусь. В России нет ни одного поэта, который, как я, откликнулся бы гражданскими стихами на все болевые события в ней в течение последнего полувека...Я выступал плечом к плечу с академиком Сахаровым во время перестройки, находился на баррикадах около нашего Белого дома, читал стихи двухсоттысячной аудитории с его балкона.
В знак протеста против развязанной войны в Чечне я отказался принять из рук Ельцина орден, написал реквием по красному флагу, воспел безымянного опального священника, пристреленного в 1993 году с двух сторон, когда он пытался иконой и белым рушником остановить русских, стреляющих в русских... А совсем недавно написал стихи о подлодке «Курск» и о Беслане...Как же это я живу вне Родины?
– Вашу формулировку «Поэт в России больше, чем поэт» переиначивают на все лады, вкладывая в эти «римейки» разные смыслы. Но суть одна: поэзия в России, мол, кончилась. Как вы оцениваете состояние современной российской поэзии, культуры вообще?
– Народ тоскует по новой молодой поэзии, необходима новая плеяда - такого же калибра, как поэты-шестидесятники.
В прозе мне больше нравятся писатели–женщины: Улицкая, Славникова, Щербакова.
– Приближается 60-летие Победы. Судя по заявлениям президента Путина и спикера Госдумы Бориса Грызлова, не исключена реабилитация «вдохновителя и организатора Победы Генералиссимуса Сталина». Если это произойдет, вправе ли мы ждать от вас, от других представителей русской интеллигенции решительного протеста?
– Надеюсь, у наших сегодняшних руководителей хватит политического благоразумия не делать этого.
–Что вообще происходит с Россией? Властям кажется, что народ стерпит все, в том числе и издевку под названием «монетизация льгот». ..
– Я думаю, злого умысла в этой реформе, конечно, не было. Но у некоторых людей произошла психологическая фетишизация денег как таковых. Что такое бесплатный проезд? Это же символ почета, уважения! А тем, кто принимал это решение, казалось, что деньги для всех остальных, как для них самих, важней уважения. Ан нет, все оказалось не так. Такое незнание собственного народа и есть внутренняя эмиграция.
– Как живут сегодня писатели России? В одной Москве насчитывается три или четыре союза писателей...
– Все нынешние союзы изжили сами себя, потому что предельно политизированы и пишут бесконечные кляузы «наверх» друг на друга, пытаясь приватизировать патриотизм и объявить антипатриотами соперников. Занятая своими проблемами власть пользуется этим и брезгливо от них дистанцируется, маскируя равнодушие к делам литературы нейтральностью, объективностью. В то же время затрачивается огромное количество денег на искусственное создание положительного «имиджа» России. А ведь все лучшее в имидже России создано благодаря ее великой литературе! А у нас сейчас практически не существует развернутой федеральной поддержки отечественной литературы. До сих пор, несмотря на мои неоднократные обращения через газеты и письма в высокие инстанции о необходимости восстановить всероссийское лекционное писательское агентство, которое бы занималось встречами писателей с читателями, на это - ноль внимания.
Я обращался с предложением установить и в нашей стране государственную должность при каждом крупном высшем учебном заведении писателя при университете, объединить писательское дело с образовательным, как это сделано во всех развитых цивилизованных странах. Ноль внимания.
Созрела необходимость создания общего Союза писателей России, который бы защищал наши профессиональные права и интересы, проводил обсуждения книг в творческой среде, раскручивал бы талантливые произведения, устраивал всероссийские и международные симпозиумы и фестивали литературы, имел бы свое издательство и свою газету, свое зарезервированное время на главных каналах телевидения.
В устав этой организации должно быть внесено жесткое безоговорочное условие, что любой писатель, занимающийся политическими интригами внутри организации, подлежит немедленному удалению из ее состава.
– Какое самое большое разочарование вы испытали в последнее время?
– Когда в стране великой поэзии утвердили гимн, наспех перелицованные пустые слова которого невозможно запомнить и петь с истинным вдохновением. Я предчувствовал, что с этого момента наша жизнь повернется куда-то не туда...
– А что принесло самую большую радость поэту Евгению Евтушенко?
– Выступление перед шахтерами Кемерова, Новокузнецка, Прокопьевска. Это была одна из лучших аудиторий всей моей жизни.