Живопись для Президента
Литературная гостиная
Тем, кто себя узнал, просьба не беспокоиться – этo не вы. Персонажи, имена и фамилии, названия, ситуации, место действия – не более чем плод авторского воображения. Поэтому за все имеющие место быть немногочисленные совпадения автор ответственности не несет.
Boston, 2004
– Тихо, - внушительно произнес голос, в котором мне почудилось что-то знакомое. - Ну-ка, поверни его.
Меня подняли с колен и повернули лицом к балкону. Найдя слетевшие очки, я нацепил их на нос. Они, к счастью, не разбились. Велюровые портьеры, которые так нравились Лене, были плотно задернуты. На журнальном столике рядом с диваном восседал кто-то массивный в расстегнутом кожаном полушубке, и, вглядевшись в него, я узнал Виктора. Глаза наши встретились, и лицо его тотчас побагровело.
– Ты кто? – хрипло спросил он, как-то странно дернув плечом.
– Сосед, - выдавил я, словно по наитию.
– Он ни при чем, - глухо произнес из угла Сигач. – Не знает ничего.
– Тебя не спрашивают, – повысил голос Виктор. – Имя!
– Леонид.
– Ты зачем сюда пришел, Леонид?
– В гости, - прошептал я растерянно.
– Не вовремя ты в гости зашел, Леонид.
– Вижу, - пробормотал я.
Где-то сзади прорезался короткий смешок.
– Что же мне с тобой делать? – спросил себя Виктор.
Из-за моей спины вышел невысокий коротко стриженый парень в длинном сером тулупе и, наклонившись к Виктору, принялся в чем-то его убеждать. Я попытался взглянуть на Сигачевых и тут же получил мощный удар в почку. Чуть не потерял сознание от боли и понял, что позади меня стоит кто-то еще.
– Ну-ка, не трогай его, – сделал отмашку Виктор. – А ты не вертись, понял, Леня? Тогда дольше проживешь.
Я кивнул. Парень в тулупе покосился на меня, продолжая шептать в викторово ухо.
– Какая, на хрен, птица? - развеселился вдруг Виктор. – Это же так, рыбешка... мелкая. Хотя, кто знает, может, она золотая?
– Точно! Сегодня же среда. Рыбный день, - выпрямился «тулуп».
– Да замочить его, шеф, и все дела. Свидетель же... – с какой-то дурацкой насмешкой произнес высокий голос у меня за спиной.
– Я тебя самого замочу, - хлестко сказал Виктор. – Ну-ка, заткни хлебало.
После этого заявления наступила такая тишина, что стало слышно гудение холодильника на кухне.
– С тобой мы решим так – посидишь здесь, на диване, – Виктор похлопал рукой по кожаной обивке, – и будешь вести себя тихо. Дернешься – пеняй на себя, Леня... Леня, мальчик мой...
Стоявший у меня за спиной зашелся от смеха и на радостях снова меня пнул, правда, уже не так сильно. Я поднялся и сел на диван.
– Ну что, Володя? – спросил Виктор. – Надумал чего-нибудь? Будем долги отдавать или как?
– Я никому ничего не должен, - проговорил Сигач еле слышно.
– Это ты так считаешь. А тот человек, который попросил меня с тобой разобраться, считает, что ты ему должен. И учти, с каждой минутой набегает новый процент. Ты не подумай, что я к тебе плохо отношусь. Я тебя вообще не знаю. Хотя жена твоя мне симпатична. Но... Как говорят американцы – насинг персонал, онли бизнес.
Виктор сделал знак своим опричникам, и тот, что в сером тулупе, отодвинул кресло с Сигачевым, а второй, постриженный наголо «бык» с толстой шеей и шрамом, пересекающим затылок, снял с себя короткую коричневую шубу и аккуратно сложил ее на спинке кресла. Плавным движением он перенес торшер так, чтобы свет падал слева. Лампочка отразилась в синих Лениных глазах, и в глубине их зажглись два огонька.
– Я сейчас закричу, - спокойно произнесла она, с тихой ненавистью глядя на Виктора.
В руке «тулупа» блеснул выкидной нож. Ловко выхватив откуда-то толстую катушку с коричневым скотчем, быстрым движением он отрезал кусок склеивающей ленты. Лена попыталась встать, и тут я заметил, что руки у нее то ли связаны, то ли склеены за спиной. Залепив ей рот, «тулуп» толкнул ее назад в кресло, после чего повернулся к виновнику, так сказать, торжества. Сигач сидел, не двигаясь и уставясь в пол. Лена застонала и вновь попыталась подняться. В глазах у нее стояли слезы. «Тулуп» переглянулся с Виктором и ударил ее в живот. Я вскочил на ноги, но, получив в челюсть от «быка» со шрамом, опять свалился на диван. Очки мои, непонятно почему, с носа не слетели. А «бык», заломив мне руку, перевернул меня на живот и обшарил карманы.
– Ну, ты смотри, - торжествующе воскликнул он, доставая викторов газовый баллончик. – Надо было этого козла сразу обыскать.
– Дай сюда, - рявкнул Виктор и, отобрав баллончик, положил его себе в карман.
– Ладно, - сказал Сигачев. – Хрен с вами. Пятьдесят шесть семнадцать эс.
-Сразу бы так. Пятьдесят шесть семнадцать эс, - повторил Виктор и, подняв с пола большую зеленую спортивную сумку, скрылся в Сигачевском кабинете.
«Быки» расслабились. Тот, который меня бил, достал сигарету и, закурив, приземлился на диван рядом со мной. Вытащил еще одну и протянул мне:
– Кури, очкарик.
Я затянулся.
– Вообще-то у меня не курят, - сказал Сигач.
«Шрам», проигнорировав его замечание, обратился к Лене:
– Девушка, пепельница в доме есть?
Лена кивнула.
«Шрам» встал и подошел к ней. Лена сжалась в комок.
– Кричать не будешь?
Лена отрицательно помотала головой. «Бык» наклонился и аккуратно отделил скотч от ее лица. Отдышавшись, Лена выдохнула:
– На кухне, в буфете.
Бандит исчез на кухне и вскоре вернулся с хрустальной пепельницей.
– А тебя все равно мочить придется, - сказал он мне, ставя пепельницу на столик.
– Эй, кудрявый, заткни фонтан, - прорычал «тулуп», тяжело на него поглядев.
Молчание продлилось минуты три, пока из кабинета не вышел Виктор, неся располневшую сумку.
– Сейф я оставил открытым, - объявил он, - закроешь потом сам. Но там не хватает. Клиенту моему долг ты, считай, вернул, а вот моим ребятам за работу не достаточно. Где у тебя бумажник, в штанах?
«Шрам» приподнял Сигачева, и «тулуп» вытащил из заднего кармана его брюк толстый бумажник из крокодиловой кожи. Виктор достал оттуда деньги, пересчитал и покачал головой:
– Все равно не достаточно. Хозяйка, у тебя есть чего-нибудь?
После того как ей освободили руки, Лена в сопровождении «тулупа» ушла в спальню, откуда вынесла тонкую пачку купюр.
– Спасибо, - поблагодарил Виктор. – Осталось совсем немного для ровного счета. В пределах тысячи долларов, и мы квиты.
– Больше в доме ничего нет, - ответила Лена. – Вы все выгребли.
– Мне-то все равно, - лениво протянул Виктор. – Вот пацаны недовольны останутся.
Лена отстегнула золотые сережки и передала ему:
– Они как минимум триста долларов стоят.
– Ленка, - крикнул Сигачев из кресла. – Да перестань ты перед ними унижаться! Ты не видишь, что ли, им все мало будет, хоть себя отдай!
– Мысль интересная, - равнодушно улыбнулся Виктор и положил сережки на столик.
Дальнейший ход событий нарушила милицейская сирена. Пронзительный звук приблизился и затем оборвался как будто прямо под окном. «Бык» со шрамом бросился к окну, отодвинул портьеру, и мы увидели голубые всполохи, ярко освещавшие двор.
– Убью, падла! - выкрикнул «шрам», бросаясь к Сигачу. – Сигнализацию врубил, козел!
– Нету у меня никакой сигнализации! – в панике заорал тот.
Виктор выхватил из подплечной кобуры пистолет, и я узнал «парабеллум», который он мне показывал несколько дней назад.
– Откуда же они тогда узнали? – закричал «шрам».
– Может, они не сюда приехали, - вдруг сказал я, сам себе удивляясь.
Все пятеро посмотрели на меня.
– Лен, можешь быстро накрыть на стол? – спросил я. – У тебя где-то был стол-книжка.
Виктор спрятал пистолет под мышку и помог мне этот стол раздвинуть. Началась суета. В течение минуты на белую кружевную скатерть были выставлены уже початая бутылка коньяка, запечатанная - водки, шесть хрустальных рюмок, хлеб, сервелат, сыр, соленые огурцы и коробка конфет. Из комнат были принесены стулья.
– Я тебя сейчас развяжу, - сказал Виктор Сигачу, - но сидеть буду рядом с тобой. Если пикнешь, ляжешь первым, понял?
– За дурака держишь? - ответил Сигач.
Вместе с «тулупом» мы отнесли верхнюю одежду в коридор и повесили ее на вешалку. Мельком бросив взгляд на входную дверь, я увидел, что телефонный провод над ней оборван. Ногой я отпихнул свою сумку к обувной полочке, туда, где она стала почти не заметна.
– Ну, кто за что пьет? – спросил Виктор, налив Лене коньяк, а всем остальным водку.
– Чтобы вы убрались поскорее, - сказала Лена.
– На грубость нарываешься, хозяйка, - Виктор осушил свою рюмку и, подцепив на вилку огурец, отправил его вслед за водкой.
– Знаешь такую старинную поговорку? - задала вопрос Лена, обращаясь к Виктору на ты. – Незваный гость хуже татарина.
– Ну, я татарин, - сказал «тулуп». – И что ты против нас имеешь?
– У меня у самой отец татарин, - ответила Лена. – Все мы в Татарстане живем.
– Телевизор включи, - скомандовал я «шраму», и тот неожиданно послушался. – А звук убавь.
– Правильно, - одобрил Виктор. – Ну-ка, Леня, посмотри, «луноход» еще во дворе?
Я подошел к окну и отодвинул штору. Милицейский «козлик» стоял у подъезда прямо под сигачевскими окнами.
– Здесь еще.
–А теперь вы вдвоем пойдете и послушаете, что там происходит, - сказал Виктор мне и «тулупу». – Внутреннюю дверь откройте...
– Свет сперва выключи, - посоветовал я «тулупу», когда он начал отпирать замки. Он щелкнул выключателем и распахнул обитую утеплителем дверь. Теперь от подъезда нас отделяло лишь железо наружной двери. В щели понесло холодом.
До нас донеслись громкие вопли, мат и топот. Казалось, что шумит целый взвод.
– Глянь-ка, чего там? – приказал мне «тулуп».
Я прильнул к глазку. Видимость была нулевая, но шумели не на сигачевском этаже, а, скорее всего, этажом ниже. Закрыв дверь, мы присоединились к остальным, доложив им обстановку. По телевизору шел фильм «Здравствуйте, я ваша тетя!». Артист Калягин беззвучно открывал рот, изображая томную перезрелую барышню. Но я и так знал, что он сейчас поет: «Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети...»
– Не знаю, как тебя зовут, - сказала Лена Виктору, - но у нас в доме, правда, ничего больше не осталось. Можешь подождать до завтра? Я тебе завтра сама привезу.
Виктор отрицательно помотал головой.
– Ленка, не будь дурой, - вмешался Сигач. – Ты же видишь, ему не деньги нужны, а мое унижение.
– Ты закусывай, - повернулся к нему Виктор. – А то спьянеешь еще от волнения-то. Сейчас менты отвалят, и нам с тобой серьезный разговор предстоит. Но если ты сам не желаешь, мы можем с твоей супругой побеседовать.
– Ты меня не запугивай, - буркнул Сигачов, наливая себе водку. – За меня есть кому заступиться. И на этом дело не кончится, сам понимаешь.
– Ну, ты и нахал, – заметно повеселел Виктор. – Ты что, думаешь, мы бы пришли, если бы с твоей «крышей» не было разговора? Мы ведь не беспредельщики, мы ребята правильные, понятия знаем.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Виктор схватился за пистолет, но, быстро что-то просчитав, положил руку Лене на колено:
– Иди, открывай. Если чего-нибудь не так пойдет, уж извини...
Затем он взглянул на меня и добавил:
– Проводи ее, Лень. Заодно и проследишь, чтобы без глупостей.
Правила игры
– Алешка где? – беззвучно зашелестел я губами, когда Лена открыла первую дверь. Лена показала глазами на потолок. У Тани и Коли на четвертом этаже, понял я.
– Мои тоже?
Она отрицательно покачала головой и громко спросила:
– Кто там?
– Лена, открывай, - произнес уверенный веселый голос.
Лязгнул замок, и в прихожую ввалился высокий румяный майор милиции при полном параде. Не дав сказать Лене ни слова, он чмокнул ее в щеку, пожал мне руку, представившись Алексеем, и, сняв фуражку, повесил ее на оленьи рога над зеркалом:
– Ну, у вас и дом! Шваль сплошная, алкаши да наркоманы. Как можно жить в таком гадюшнике, не понимаю. Вовка где?
И прямиком прошел в гостиную.
– Хозяину пламенный привет, - услышали мы его голос и переглянулись. – Ба, и ты здесь... Вот уж никогда бы не подумал, что вы знакомы.
– А мы только сегодня познакомились, - сообщил голос Сигачева.
– Да собрались вот, кое-что обсудить, - пояснил Виктор и показал на входящего меня. – Помочь надо художнику одному. Артисту, как говорят американцы. Вот, кстати, и он.
– А, ну мы тоже уже познакомились, - сказал майор, присаживаясь к столу.
Лена вынула из «стенки» еще одну рюмку и поставила на стол.
– А это, надо полагать, соратники твои? – невинно заметил милиционер, бросив быстрый взгляд на «тулупа» со «шрамом». – Так сказать, прошедшие крещение огнем и мечом...
– Так это ты на «луноходе» приехал? – сменил тему Виктор.
– Я, - сказал майор, с удовольствием проглотив прозрачное содержимое своей рюмки. – Сосед тут у вас есть один бешеный. Все за женой с топором гоняется. А она, дура, уже второй раз заявление забирает. Дождется, убьет он ее когда-нибудь...
– Тебя что, разжаловали в патрульные? – перебил его Сигачев.
– Да нет, - засмеялся майор. – Я сегодня в проверяющих хожу. Точнее, езжу. Новая инициатива большого начальства. Чтобы руководящие милицейские работники были ближе к простым трудящимся милицейским массам. Чтобы не отрывались от земли и не забывали, откуда сами вышли... Ну все, побежал.
– На посошок, - сказала Лена и налила еще рюмку.
– Спасибо, - ответствовал майор и, в один глоток прикончив водку, встал из-за стола. – Если есть проблемы, господа, обращайтесь... Поможем.
Он пожал руки всем присутствующим и быстро прошел в коридор.
– Леш, соседа-то вы забрали? - крикнул ему вслед Виктор.
– Забрали, забрали, можете продолжать ваше культурное мероприятие! Лена, дверь за мной закрой!
Лена побежала в коридор. «Тулуп» бросился за ней. Они вернулись через мгновение. «Тулуп» вел Лену под локоть. Вырвав свою руку, она с размаху плюхнулась в кресло и отвернулась к стене.
– Можно с тобой наедине поговорить? – обратился я к Виктору.
– Говори здесь. У меня от ребят секретов нет...
– От них, может быть, и нет...
– Хорошо, пойдем на кухню, - согласился Виктор и дал наказ своим подручным. – Внимательно тут. Но чтоб без рукоприкладства, по возможности...
На кухне, прикрыв дверь, я сразу взял быка за рога:
– Сколько тебе не хватает? В рублях.
– Ну, около трех миллионов. А что?
– Если я сейчас тебе их дам, ты от них отцепишься?
– Ты что, ох##л? Ты что, хочешь со мной моими же деньгами расплатиться, что ли?
– Твоих из них только два с половиной.
– А как ты мне их возвращать будешь, ты подумал?
– Возвращу. Это пусть тебя не волнует. Ты меня знаешь, если я чего пообещал, то делаю.
– Знаю, - задумался Виктор и хмыкнул. – Это мою задачу даже облегчает. О`кей. Как говорят американцы, дил. Где у тебя деньги, дома?
– Здесь.
– Здесь? – удивился Виктор. – Ну ты, действительно, артист. Тащи давай.
Я принес из коридора сумку. Виктор заглянул в нее и вместе со мной вошел в гостиную. Все сидели в тех же позах. На экране телевизора беззвучно кривлялись актеры.
– Собираемся, пацаны, - Виктор расстегнул молнию на своей зеленой сумке и пересыпал в нее то, что лежало в моей. – Хозяйка, скажи спасибо Леониду. Он тебя и твоего козла мужа выкупил.
У самой двери, пропустив своих бандитов вперед, он обернулся и попрощался:
– Бывайте! Вован, больше в такие игры не играй. Или правила наизусть выучи, понял? Тебя сегодня чудо спасло. В следующий раз может и не повезти...
Когда, заперев за ними дверь, Лена вернулась в гостиную, Сигач поднялся и, выключив телевизор, сказал:
– Ты все-таки дурак, Ленька. Кто тебя просил встревать? А отдать тебе эти деньги я все равно не смогу... Так что теперь и у тебя проблема.
Меня затрясло. Лену, по-моему, тоже. Подойдя к Сигачу и неотрывно глядя на него снизу вверх, она спросила:
– Значит, ты так бы и сидел? Так бы и смотрел, как насилуют твою жену?
– Да брось ты, - отмахнулся Сигачов. – Никто бы не стал тебя насиловать!
И тогда Лена влепила ему такую затрещину, что эхо от нее летало по комнате еще секунды три. На щеке у Сигача мгновенно проявился красный след, но он, ничего не сказав, подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел вниз. Затем скрылся в коридоре. Было слышно, как он одевается. Через некоторое время стукнула дверь. Лена сидела рядом со мной. Я взял ее ладонь в свои. По щеке у нее скатилась слеза. Она обняла меня и, прижавшись ко мне всем телом, зарыдала в голос. Я погладил ее по волосам, по плечу и продолжал это делать до тех пор, пока она не успокоилась. Отодвинувшись от меня, она сказала:
– Спасибо тебе, Лень. Я этого никогда не забуду.
Я взял конфету из коробки и отправил ее в рот. Другую протянул Лене.
– Когда тебе их нужно отдавать? – спросила она. – Ведь это не твои, правда?
– Завтра в десять, - сказал я.
– Подойдешь ко мне в девять. Съездим в банк. Когда-то эта дрянь мне семьдесят миллионов от широты душевной отвалила, на Алешкино будущее. Так что не бери в голову.
– Спасибо.
– Тебе спасибо.
Помолчав, Лена спросила:
– Ты с ним знаком?
– Как ты догадалась?
– Откуда еще он мог знать, что ты художник?
Утро выдалось опять солнечное и очень морозное. На снег невозможно было смотреть, глаза слезились, и слезы тут же замерзали на щеках, превращая лицо в маску. Зато я сразу перестал чувстовать болевшую челюсть. Десна под шатающимся слева зубом продолжала немного кровить, но никаких внешних изменений на моей физиономии не наблюдалось – это я внимательно проверил перед зеркалом, когда умывался. Я поправил на плече сумку и короткими перебежками покрыл расстояние до сигачевского подъезда. Лена была уже одета и намакияжена.
– Кофе хочешь? – спросила она.
– Хочу, канэшно, хачу, - с грузинским акцентом заверил я, и она засмеялась.
Смех у нее был замечательный - негромкий, но заливистый. А кофе вкусный. И не хотелось никуда уходить с этой чистой комфортабельной кухни, до краев залитой солнцем.
– Ты хоть спала немного? – отхлебнув горячий напиток, поинтересовался я.
– Как убитая. А ты?
– Почти нет.
– Со Светой ругались?
– Да нет. Она-то как-раз, по-моему, выспалась...
– Но ты не уверен...
– Она со мной не разговаривает. Обидку выписала.
– Все из-за Петьки, что ли?
– Ну да.
– Это не надолго, не бери в голову. В душе-то она знает, какое сокровище ей досталось.
И Лена, грустно улыбнувшись, взъерошила мне остатки волос на макушке.
– Хотелось бы верить... – выдавил я с некоторым смущением.
Такси подъехало минут через пятнадцать. Вначале, когда Лена набрала диспетчерский номер, я попытался возражать, но она замахала на меня рукой, попросив не мешать, а вслед за тем объяснила:
– Ты что, думаешь, я на свои, что ли, кататься собираюсь? Или на твои? Больно жирно ему будет еще. У него кредит в таксопарке, по безналичному расчету... Вот пускай и платит теперь.
– Ночевать-то приходил?
– Вот еще! Ты что, его не знаешь? Нет, конечно.
– И что дальше?
– Дальше? Через неделю заявится. С цветами, с подарками, со шмотками новыми. Прощения будет просить на коленях, чтобы все красиво было, как у людей... Обязательно при свидетелях. Фрукт тот еще.
– Все равно, не понимаю тебя, Лен. Если ты так все хорошо про него знаешь, как ты можешь с ним... оставаться?
– А без него куда мне? На фабрику идти? Алешку из музыкалки забрать, перевести из лицея в обычную школу, репетиторов уволить?
Я пожал плечами.
– Что это мы все о грустном, - сказала Лена. – Куда тебя потом подбросить?
– Потом за картиной. Но до этого надо за Женькой Сафроновым заехать.
– Вот здорово, - обрадовалась Лена. – Я его, наверно, года два не видела.
Деньги,
которые пахнут
В коммерческом банке «Акбарс» посетителей было немного, но Лену пропустили вперед и выдали деньги без разговоров. Вся сумма уместилась в трех пачках. Свеженькие десятитысячные купюры пахли типографской краской точно так же, как вчера викторовы миллионы.
– А говорят, что в городе денег нет еще, - сказал я на выходе из банка.
– Кто это тебе такую лапшу на уши навешал?
– Начальница РКЦ.
– Ну, нельзя же быть таким наивным, Ленечка, - улыбнулась Лена, щурясь на солнце. – Это у нее в РКЦ денег нет. И не еще, а уже! Потому что сама же она, как только они поступили из Казани, тут же их по частным банкам на спецсчета и раскидала. В тот же день, не сомневайся.
– Вот сволочь, - сказал я.
– Она тут не причем. Она-то как-раз женщина неплохая, - сказала Лена. – Просто что ей велят, то она и делает.
– А смысл-то какой? – спросил я.
– Догадайся, - посмотрела на меня Лена с печальной улыбкой. – Когда много денег из разных источников аккумулируется на одном счету под хороший процент, то за короткий срок эта сумма может даже удвоиться. За очень короткий срок, за три-четыре месяца, если этот счет валютный. Некоторые банки после этого вообще банкротами себя объявляют, а денежки – тю-тю.
– И поэтому, значит, людям зарплату задерживают... Так кто этим занимается, сама администрация, что ли?
– Наконец дошло, - сказала Лена. – Занимаются этим те, кто имеет отношение к распределению денежных потоков. Те, кто у кормушки сидит. А их там немало. Всем кушать хочется. У всех семьи. Если не у всех, то у многих.
– А как же обслуживающий персонал? – спросил я глупо.
– Ты всяких бухгалтеров, экономистов, кассиров имеешь в виду? Программистов, охранников? Ну, конечно, кто-то из них принимает в этом участие. Тем, кто знает, но не участвует, тоже кое-что за молчание перепадает. А кто не знает... тот может лишь догадываться. Как я, например.
– Но ведь бюджетники получают каждый раз даже не всю зарплату, а только часть. И та за три месяца успевает обесцениться! - с вдохновением Архимеда, вскричавшего «эврика», вслух сообразил я. – Так им, наверно, вообще зарплату из тех процентов, которые набегают, платят? А сами бюджетные средства, которые сначала Москва перечисляет, а потом Казань, так на этих счетах и оседают...
– Умный ты, - с иронией произнесла Лена. – Почти как они. А теперь представь, что произошло с деньгами сначала по дороге из Москвы в областные и республиканские центры, а потом оттуда - в районные и городские...
– Ты сама поняла, или тебе рассказали? – спросил я у Лены, когда мы садились в такси, слегка помятую серую «Волгу».
– Не забывай, что у меня экономическое образование, Ленечка, - ответила Лена, захлопывая дверцу. – Во-первых. А во-вторых, много всякого народу вокруг Сигачева крутится... специфического...
– Как он сам-то нынче? - решил поучаствовать в беседе таксист, по виду если не «афганец», то уж, во всяком случае, из бывших военных. – Чего-то он в последнее время перестал нашими услугами пользоваться. Видать, дела в гору пошли, сам теперь ездит?
– Сам-то он - хорошо, - сказала Лена, глядя в боковое окошко.
– А вы – жена его, как я понял?
– Правильно понял, - ответила Лена. – Дальше едем на улицу Космонавтов. Дом номер какой, Лень?
– Сорок два, и там направо.
Всю нашу дорогу к бывшему приятелю Константина Валерьева Лена с Женькой Сафроновым не могли наговориться. Они вспоминали каких-то людей, о которых я не имел представления, обсуждали дела давно минувших дней, и под конец условились встретится и посидеть «за бутылочкой вина».
На прощание я поцеловал Лену в щеку, и мы с Женькой вылезли из такси. В своей черной пушистой шубе Женька был похож на колобка.
– Зря ты меня пригласила, - с веселой угрозой произнес он, придерживая одной рукой толстую кожаную папку, а другой держась за меня. – Я ведь приду!
– Конечно, приходи, - удивленно подняла брови Лена.
– Лен, вылези-ка на секунду, - попросил я, открывая дверцу и подавая ей руку.
Лена, недоумевая, вышла из такси. Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мы с Женькой придем вдвоем. Напьемся и набьем Сигачу морду.
– Да ну тебя, Ленька, - засмеялась она и, забравшись в такси, помахала нам рукой. Машина развернулась и уехала.
Дмитрий Колесов заметно нервничал. Большие его руки со вздувшимися венами дрожали, а на меня и Женьку он смотрел глазами побитой собаки.
– Расслабься, Дим, - похлопал его по плечу Женька. – Здесь все свои. Никто никого обманывать не собирается.
Я выложил деньги на стол, где все тот же томик Платона служил прикрытием для порножурнала. Глаза Дмитрия стали и вовсе больными.
– Сумку я оставлю у вас, - предупредил я. – Вечером заберу.
– И здесь три миллиона? – спросил Дмитрий, не отрывая глаз от стола.
– Можете пересчитать, если хотите.
– Да нет, я вам верю, ребята.
– Тогда сложите их обратно в сумку, - попросил я. – И задвиньте ее куда-нибудь, с глаз долой.
– И как вы себе все это мыслите? – задал вопрос Дмитрий. – Ну, каков будет порядок действий?
– У меня три варианта, - сев на кровать и с удобством упершись головой в стену, начал я. – Первый, самый оптимистический: картину берут, дают за нее наличку, тогда все эти деньги – ваши. А за сумкой я заеду как-нибудь потом. Второй: картину берут, но платят безналом, я привожу картину обратно, забираю деньги, после этого начинается всякая тряхомудия, типа подписания договора о купле-продаже, указания сроков, нотариуса... На все это уйдет дня два-три. Но этот вариант - не самый плохой. Хотя самый вероятный. Зато последний вариант самый простой: картина не продается, вечером я вам ее приношу, забираю свои денежки и мы втроем с горя напиваемся.... Шучу, конечно.
– А расписку какую-нибудь вы мне дадите? – спросил Дмитрий.
– Какую?
– Ну, что взяли картину сроком на один день...
– Само собой... Даже две. Одну расписку напишу вам я. Другую напишете мне вы. Женя пойдет свидетелем. По делу.
– Смотри, дошутишься, - упрекнул меня Женька. – Бога-то не гневи.
– Бумага у вас есть? – поинтересовался я у Дмитрия.
– У меня есть, - сказал Женька.
Он вынул из папки два листа формата «А-4» и красивую черную ручку с золотым пером.
– Может, у тебя там еще и печать завалялась? – спросил я.
– Какая?
– Нотариальная.
– Ты все-таки несерьезный человек, Леня, - буркнул Женька.
– А что, шариковой ручкой уже запретили расписки писать? – спросил я.
– Принято чернилами, - ответил Женька.
Я пододвинул к себе лист, подложил под него порножурнал и обратился к Дмитрию:
– Отчество у вас какое?
– Олегович.
После чего расписка стала выгляделеть так: «Расписка. Я, Рубинштейн Леонид Израилевич, взял у Колесова Дмитрия Олеговича принадлежащую ему картину Константина Валерьева (копия работы Гейнсборо «Амур, соблазняющий Психею», масло, холст, размер 70х90 см) на предварительный просмотр сроком на 24 (двадцать четыре) часа с целью возможной последующей ее продажи. Обязуюсь вернуть вышеуказанную картину владельцу не позднее 24 (двадцать четыре) часов с момента подписания этой расписки. Взамен я оставил Колесову Дмитрию Олеговичу залог в размере 3 000 000 (три миллиона) рублей, которые он обязуется мне вернуть в момент возвращения ему картины. В случае невозврата картины в указанный срок залог остается у ее бывшего владельца, а право собственности на картину переходит к Рубинштейну Леониду Израилевичу. Подпись. 19 декабря 1995 года, четверг, 10 часов 30 минут. Свидетель: Сафронов Евгений Александрович. Вышенаписаное подтверждаю».
Женька старательно расписался и тоже поставил число рядом с подписью.
– А почему на сутки? – спросил Дмитрий. – Мы же договаривались до вечера.
– А вдруг машина сломается? Или еще какие-нибудь непредвиденные обстоятельства? Девяносто девять процентов, что до двенадцати ночи я вам ее верну, но один процент все же существует... Я просто хочу подстраховаться.
– Хорошо, пусть будут сутки. Жень, как ты думаешь? Может, еще номера паспортов проставить?
– Зачем? – поразился я.
– Я думал, может, так принято... – покраснел Дмитрий.
– Теперь пишите вы, - сказал я. – Я продиктую.
Дмитрий взял ручку и приготовился писать.
– Расписка, - произнес я. – Я, запятая, Колесов Дмитрий Олегович, запятая, взял у Рубинштейна Леонида Израилевича сумму в размере три миллиона, в скобках прописью - три миллиона, рублей в качестве залога под принадлежащую мне картину Константина Валерьева, скобки открываются - копия работы Гейнсборо, кавычки, Амур, запятая, соблазняющий Психею, кавычки закрываются, запятая, масло, запятая, холст, запятая, размер семьдесят на девяносто сантиметров – скобки закрываются, запятая, которую я передал Рубинштейну Леониду Израилевичу на срок двадцать четыре, в скобках прописью - двадцать четыре, часа с момента подписания этой расписки для ее предварительного просмотра с целью возможной последующей продажи, точка. Обязуюсь вернуть вышеуказанную сумму в момент возвращения мне картины, точка. В случае невозврата картины по истечении вышеуказанного срока право на ее владение переходит к Рубинштейну Леониду Израилевичу, запятая, тогда как денежный залог переходит к ее бывшему владельцу Колесову Дмитрию Олеговичу, точка. Подпись. Дата, Время. Свидетель: Сафронов Евгений Александрович. Вышенаписаное подтверждаю. Подпись, дата. Все!
– Да-а... Взаимообразно, - туманно выразился Женька, подведя итог всей этой бухгалтерии.
Мы обменялись бумажками. Глянув на часы, я схватил завернутую в два слоя мешковины картину, стоявшую в углу на стуле, и двинулся к выходу.
– А еще раз смотреть картину вы разве не будете?
– Там посмотрю, - ответил я не менее туманно, чем Женька. – Опаздываем уже.
– Я думал, может, мы посидим, чайку попьем...
– Спасибо, Дим. Потом, когда все будет ясно, обязательно посидим.
Мы попрощались с Дмитрием и покинули гостеприимный приют.
– Дим, я вернусь через час, - обернувшись, сказал Женька. – Ты пока приготовь чего-нибудь закусить.
Дождавшись «общественного транспорта», в этот раз мы честно купили билеты. Салон был полупустым, сидеть было удобно. Автобус не отапливался, изо рта шел пар, но солнце, проходя сквозь стекла, нагревало все внутренние поверхности, и мы не мерзли.
– А он не пропьет эти три миллиона? – осторожно спросил я.
– Не должен, - выразил сомнение Женька.
– Жень, - сказал я. – Это ведь не те деньги, которые не пахнут. Я ведь их у бандитов взял. Ежели чего, мало нам всем не покажется...
Продолжение. Начало в №№8(461), 9(462)
Тем, кто себя узнал, просьба не беспокоиться – этo не вы. Персонажи, имена и фамилии, названия, ситуации, место действия – не более чем плод авторского воображения. Поэтому за все имеющие место быть немногочисленные совпадения автор ответственности не несет.
Boston, 2004
– Тихо, - внушительно произнес голос, в котором мне почудилось что-то знакомое. - Ну-ка, поверни его.
Меня подняли с колен и повернули лицом к балкону. Найдя слетевшие очки, я нацепил их на нос. Они, к счастью, не разбились. Велюровые портьеры, которые так нравились Лене, были плотно задернуты. На журнальном столике рядом с диваном восседал кто-то массивный в расстегнутом кожаном полушубке, и, вглядевшись в него, я узнал Виктора. Глаза наши встретились, и лицо его тотчас побагровело.
– Ты кто? – хрипло спросил он, как-то странно дернув плечом.
– Сосед, - выдавил я, словно по наитию.
– Он ни при чем, - глухо произнес из угла Сигач. – Не знает ничего.
– Тебя не спрашивают, – повысил голос Виктор. – Имя!
– Леонид.
– Ты зачем сюда пришел, Леонид?
– В гости, - прошептал я растерянно.
– Не вовремя ты в гости зашел, Леонид.
– Вижу, - пробормотал я.
Где-то сзади прорезался короткий смешок.
– Что же мне с тобой делать? – спросил себя Виктор.
Из-за моей спины вышел невысокий коротко стриженый парень в длинном сером тулупе и, наклонившись к Виктору, принялся в чем-то его убеждать. Я попытался взглянуть на Сигачевых и тут же получил мощный удар в почку. Чуть не потерял сознание от боли и понял, что позади меня стоит кто-то еще.
– Ну-ка, не трогай его, – сделал отмашку Виктор. – А ты не вертись, понял, Леня? Тогда дольше проживешь.
Я кивнул. Парень в тулупе покосился на меня, продолжая шептать в викторово ухо.
– Какая, на хрен, птица? - развеселился вдруг Виктор. – Это же так, рыбешка... мелкая. Хотя, кто знает, может, она золотая?
– Точно! Сегодня же среда. Рыбный день, - выпрямился «тулуп».
– Да замочить его, шеф, и все дела. Свидетель же... – с какой-то дурацкой насмешкой произнес высокий голос у меня за спиной.
– Я тебя самого замочу, - хлестко сказал Виктор. – Ну-ка, заткни хлебало.
После этого заявления наступила такая тишина, что стало слышно гудение холодильника на кухне.
– С тобой мы решим так – посидишь здесь, на диване, – Виктор похлопал рукой по кожаной обивке, – и будешь вести себя тихо. Дернешься – пеняй на себя, Леня... Леня, мальчик мой...
Стоявший у меня за спиной зашелся от смеха и на радостях снова меня пнул, правда, уже не так сильно. Я поднялся и сел на диван.
– Ну что, Володя? – спросил Виктор. – Надумал чего-нибудь? Будем долги отдавать или как?
– Я никому ничего не должен, - проговорил Сигач еле слышно.
– Это ты так считаешь. А тот человек, который попросил меня с тобой разобраться, считает, что ты ему должен. И учти, с каждой минутой набегает новый процент. Ты не подумай, что я к тебе плохо отношусь. Я тебя вообще не знаю. Хотя жена твоя мне симпатична. Но... Как говорят американцы – насинг персонал, онли бизнес.
Виктор сделал знак своим опричникам, и тот, что в сером тулупе, отодвинул кресло с Сигачевым, а второй, постриженный наголо «бык» с толстой шеей и шрамом, пересекающим затылок, снял с себя короткую коричневую шубу и аккуратно сложил ее на спинке кресла. Плавным движением он перенес торшер так, чтобы свет падал слева. Лампочка отразилась в синих Лениных глазах, и в глубине их зажглись два огонька.
– Я сейчас закричу, - спокойно произнесла она, с тихой ненавистью глядя на Виктора.
В руке «тулупа» блеснул выкидной нож. Ловко выхватив откуда-то толстую катушку с коричневым скотчем, быстрым движением он отрезал кусок склеивающей ленты. Лена попыталась встать, и тут я заметил, что руки у нее то ли связаны, то ли склеены за спиной. Залепив ей рот, «тулуп» толкнул ее назад в кресло, после чего повернулся к виновнику, так сказать, торжества. Сигач сидел, не двигаясь и уставясь в пол. Лена застонала и вновь попыталась подняться. В глазах у нее стояли слезы. «Тулуп» переглянулся с Виктором и ударил ее в живот. Я вскочил на ноги, но, получив в челюсть от «быка» со шрамом, опять свалился на диван. Очки мои, непонятно почему, с носа не слетели. А «бык», заломив мне руку, перевернул меня на живот и обшарил карманы.
– Ну, ты смотри, - торжествующе воскликнул он, доставая викторов газовый баллончик. – Надо было этого козла сразу обыскать.
– Дай сюда, - рявкнул Виктор и, отобрав баллончик, положил его себе в карман.
– Ладно, - сказал Сигачев. – Хрен с вами. Пятьдесят шесть семнадцать эс.
-Сразу бы так. Пятьдесят шесть семнадцать эс, - повторил Виктор и, подняв с пола большую зеленую спортивную сумку, скрылся в Сигачевском кабинете.
«Быки» расслабились. Тот, который меня бил, достал сигарету и, закурив, приземлился на диван рядом со мной. Вытащил еще одну и протянул мне:
– Кури, очкарик.
Я затянулся.
– Вообще-то у меня не курят, - сказал Сигач.
«Шрам», проигнорировав его замечание, обратился к Лене:
– Девушка, пепельница в доме есть?
Лена кивнула.
«Шрам» встал и подошел к ней. Лена сжалась в комок.
– Кричать не будешь?
Лена отрицательно помотала головой. «Бык» наклонился и аккуратно отделил скотч от ее лица. Отдышавшись, Лена выдохнула:
– На кухне, в буфете.
Бандит исчез на кухне и вскоре вернулся с хрустальной пепельницей.
– А тебя все равно мочить придется, - сказал он мне, ставя пепельницу на столик.
– Эй, кудрявый, заткни фонтан, - прорычал «тулуп», тяжело на него поглядев.
Молчание продлилось минуты три, пока из кабинета не вышел Виктор, неся располневшую сумку.
– Сейф я оставил открытым, - объявил он, - закроешь потом сам. Но там не хватает. Клиенту моему долг ты, считай, вернул, а вот моим ребятам за работу не достаточно. Где у тебя бумажник, в штанах?
«Шрам» приподнял Сигачева, и «тулуп» вытащил из заднего кармана его брюк толстый бумажник из крокодиловой кожи. Виктор достал оттуда деньги, пересчитал и покачал головой:
– Все равно не достаточно. Хозяйка, у тебя есть чего-нибудь?
После того как ей освободили руки, Лена в сопровождении «тулупа» ушла в спальню, откуда вынесла тонкую пачку купюр.
– Спасибо, - поблагодарил Виктор. – Осталось совсем немного для ровного счета. В пределах тысячи долларов, и мы квиты.
– Больше в доме ничего нет, - ответила Лена. – Вы все выгребли.
– Мне-то все равно, - лениво протянул Виктор. – Вот пацаны недовольны останутся.
Лена отстегнула золотые сережки и передала ему:
– Они как минимум триста долларов стоят.
– Ленка, - крикнул Сигачев из кресла. – Да перестань ты перед ними унижаться! Ты не видишь, что ли, им все мало будет, хоть себя отдай!
– Мысль интересная, - равнодушно улыбнулся Виктор и положил сережки на столик.
Дальнейший ход событий нарушила милицейская сирена. Пронзительный звук приблизился и затем оборвался как будто прямо под окном. «Бык» со шрамом бросился к окну, отодвинул портьеру, и мы увидели голубые всполохи, ярко освещавшие двор.
– Убью, падла! - выкрикнул «шрам», бросаясь к Сигачу. – Сигнализацию врубил, козел!
– Нету у меня никакой сигнализации! – в панике заорал тот.
Виктор выхватил из подплечной кобуры пистолет, и я узнал «парабеллум», который он мне показывал несколько дней назад.
– Откуда же они тогда узнали? – закричал «шрам».
– Может, они не сюда приехали, - вдруг сказал я, сам себе удивляясь.
Все пятеро посмотрели на меня.
– Лен, можешь быстро накрыть на стол? – спросил я. – У тебя где-то был стол-книжка.
Виктор спрятал пистолет под мышку и помог мне этот стол раздвинуть. Началась суета. В течение минуты на белую кружевную скатерть были выставлены уже початая бутылка коньяка, запечатанная - водки, шесть хрустальных рюмок, хлеб, сервелат, сыр, соленые огурцы и коробка конфет. Из комнат были принесены стулья.
– Я тебя сейчас развяжу, - сказал Виктор Сигачу, - но сидеть буду рядом с тобой. Если пикнешь, ляжешь первым, понял?
– За дурака держишь? - ответил Сигач.
Вместе с «тулупом» мы отнесли верхнюю одежду в коридор и повесили ее на вешалку. Мельком бросив взгляд на входную дверь, я увидел, что телефонный провод над ней оборван. Ногой я отпихнул свою сумку к обувной полочке, туда, где она стала почти не заметна.
– Ну, кто за что пьет? – спросил Виктор, налив Лене коньяк, а всем остальным водку.
– Чтобы вы убрались поскорее, - сказала Лена.
– На грубость нарываешься, хозяйка, - Виктор осушил свою рюмку и, подцепив на вилку огурец, отправил его вслед за водкой.
– Знаешь такую старинную поговорку? - задала вопрос Лена, обращаясь к Виктору на ты. – Незваный гость хуже татарина.
– Ну, я татарин, - сказал «тулуп». – И что ты против нас имеешь?
– У меня у самой отец татарин, - ответила Лена. – Все мы в Татарстане живем.
– Телевизор включи, - скомандовал я «шраму», и тот неожиданно послушался. – А звук убавь.
– Правильно, - одобрил Виктор. – Ну-ка, Леня, посмотри, «луноход» еще во дворе?
Я подошел к окну и отодвинул штору. Милицейский «козлик» стоял у подъезда прямо под сигачевскими окнами.
– Здесь еще.
–А теперь вы вдвоем пойдете и послушаете, что там происходит, - сказал Виктор мне и «тулупу». – Внутреннюю дверь откройте...
– Свет сперва выключи, - посоветовал я «тулупу», когда он начал отпирать замки. Он щелкнул выключателем и распахнул обитую утеплителем дверь. Теперь от подъезда нас отделяло лишь железо наружной двери. В щели понесло холодом.
До нас донеслись громкие вопли, мат и топот. Казалось, что шумит целый взвод.
– Глянь-ка, чего там? – приказал мне «тулуп».
Я прильнул к глазку. Видимость была нулевая, но шумели не на сигачевском этаже, а, скорее всего, этажом ниже. Закрыв дверь, мы присоединились к остальным, доложив им обстановку. По телевизору шел фильм «Здравствуйте, я ваша тетя!». Артист Калягин беззвучно открывал рот, изображая томную перезрелую барышню. Но я и так знал, что он сейчас поет: «Любовь и бедность навсегда меня поймали в сети...»
– Не знаю, как тебя зовут, - сказала Лена Виктору, - но у нас в доме, правда, ничего больше не осталось. Можешь подождать до завтра? Я тебе завтра сама привезу.
Виктор отрицательно помотал головой.
– Ленка, не будь дурой, - вмешался Сигач. – Ты же видишь, ему не деньги нужны, а мое унижение.
– Ты закусывай, - повернулся к нему Виктор. – А то спьянеешь еще от волнения-то. Сейчас менты отвалят, и нам с тобой серьезный разговор предстоит. Но если ты сам не желаешь, мы можем с твоей супругой побеседовать.
– Ты меня не запугивай, - буркнул Сигачов, наливая себе водку. – За меня есть кому заступиться. И на этом дело не кончится, сам понимаешь.
– Ну, ты и нахал, – заметно повеселел Виктор. – Ты что, думаешь, мы бы пришли, если бы с твоей «крышей» не было разговора? Мы ведь не беспредельщики, мы ребята правильные, понятия знаем.
Звонок в дверь раздался неожиданно. Виктор схватился за пистолет, но, быстро что-то просчитав, положил руку Лене на колено:
– Иди, открывай. Если чего-нибудь не так пойдет, уж извини...
Затем он взглянул на меня и добавил:
– Проводи ее, Лень. Заодно и проследишь, чтобы без глупостей.
Правила игры
– Алешка где? – беззвучно зашелестел я губами, когда Лена открыла первую дверь. Лена показала глазами на потолок. У Тани и Коли на четвертом этаже, понял я.
– Мои тоже?
Она отрицательно покачала головой и громко спросила:
– Кто там?
– Лена, открывай, - произнес уверенный веселый голос.
Лязгнул замок, и в прихожую ввалился высокий румяный майор милиции при полном параде. Не дав сказать Лене ни слова, он чмокнул ее в щеку, пожал мне руку, представившись Алексеем, и, сняв фуражку, повесил ее на оленьи рога над зеркалом:
– Ну, у вас и дом! Шваль сплошная, алкаши да наркоманы. Как можно жить в таком гадюшнике, не понимаю. Вовка где?
И прямиком прошел в гостиную.
– Хозяину пламенный привет, - услышали мы его голос и переглянулись. – Ба, и ты здесь... Вот уж никогда бы не подумал, что вы знакомы.
– А мы только сегодня познакомились, - сообщил голос Сигачева.
– Да собрались вот, кое-что обсудить, - пояснил Виктор и показал на входящего меня. – Помочь надо художнику одному. Артисту, как говорят американцы. Вот, кстати, и он.
– А, ну мы тоже уже познакомились, - сказал майор, присаживаясь к столу.
Лена вынула из «стенки» еще одну рюмку и поставила на стол.
– А это, надо полагать, соратники твои? – невинно заметил милиционер, бросив быстрый взгляд на «тулупа» со «шрамом». – Так сказать, прошедшие крещение огнем и мечом...
– Так это ты на «луноходе» приехал? – сменил тему Виктор.
– Я, - сказал майор, с удовольствием проглотив прозрачное содержимое своей рюмки. – Сосед тут у вас есть один бешеный. Все за женой с топором гоняется. А она, дура, уже второй раз заявление забирает. Дождется, убьет он ее когда-нибудь...
– Тебя что, разжаловали в патрульные? – перебил его Сигачев.
– Да нет, - засмеялся майор. – Я сегодня в проверяющих хожу. Точнее, езжу. Новая инициатива большого начальства. Чтобы руководящие милицейские работники были ближе к простым трудящимся милицейским массам. Чтобы не отрывались от земли и не забывали, откуда сами вышли... Ну все, побежал.
– На посошок, - сказала Лена и налила еще рюмку.
– Спасибо, - ответствовал майор и, в один глоток прикончив водку, встал из-за стола. – Если есть проблемы, господа, обращайтесь... Поможем.
Он пожал руки всем присутствующим и быстро прошел в коридор.
– Леш, соседа-то вы забрали? - крикнул ему вслед Виктор.
– Забрали, забрали, можете продолжать ваше культурное мероприятие! Лена, дверь за мной закрой!
Лена побежала в коридор. «Тулуп» бросился за ней. Они вернулись через мгновение. «Тулуп» вел Лену под локоть. Вырвав свою руку, она с размаху плюхнулась в кресло и отвернулась к стене.
– Можно с тобой наедине поговорить? – обратился я к Виктору.
– Говори здесь. У меня от ребят секретов нет...
– От них, может быть, и нет...
– Хорошо, пойдем на кухню, - согласился Виктор и дал наказ своим подручным. – Внимательно тут. Но чтоб без рукоприкладства, по возможности...
На кухне, прикрыв дверь, я сразу взял быка за рога:
– Сколько тебе не хватает? В рублях.
– Ну, около трех миллионов. А что?
– Если я сейчас тебе их дам, ты от них отцепишься?
– Ты что, ох##л? Ты что, хочешь со мной моими же деньгами расплатиться, что ли?
– Твоих из них только два с половиной.
– А как ты мне их возвращать будешь, ты подумал?
– Возвращу. Это пусть тебя не волнует. Ты меня знаешь, если я чего пообещал, то делаю.
– Знаю, - задумался Виктор и хмыкнул. – Это мою задачу даже облегчает. О`кей. Как говорят американцы, дил. Где у тебя деньги, дома?
– Здесь.
– Здесь? – удивился Виктор. – Ну ты, действительно, артист. Тащи давай.
Я принес из коридора сумку. Виктор заглянул в нее и вместе со мной вошел в гостиную. Все сидели в тех же позах. На экране телевизора беззвучно кривлялись актеры.
– Собираемся, пацаны, - Виктор расстегнул молнию на своей зеленой сумке и пересыпал в нее то, что лежало в моей. – Хозяйка, скажи спасибо Леониду. Он тебя и твоего козла мужа выкупил.
У самой двери, пропустив своих бандитов вперед, он обернулся и попрощался:
– Бывайте! Вован, больше в такие игры не играй. Или правила наизусть выучи, понял? Тебя сегодня чудо спасло. В следующий раз может и не повезти...
Когда, заперев за ними дверь, Лена вернулась в гостиную, Сигач поднялся и, выключив телевизор, сказал:
– Ты все-таки дурак, Ленька. Кто тебя просил встревать? А отдать тебе эти деньги я все равно не смогу... Так что теперь и у тебя проблема.
Меня затрясло. Лену, по-моему, тоже. Подойдя к Сигачу и неотрывно глядя на него снизу вверх, она спросила:
– Значит, ты так бы и сидел? Так бы и смотрел, как насилуют твою жену?
– Да брось ты, - отмахнулся Сигачов. – Никто бы не стал тебя насиловать!
И тогда Лена влепила ему такую затрещину, что эхо от нее летало по комнате еще секунды три. На щеке у Сигача мгновенно проявился красный след, но он, ничего не сказав, подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел вниз. Затем скрылся в коридоре. Было слышно, как он одевается. Через некоторое время стукнула дверь. Лена сидела рядом со мной. Я взял ее ладонь в свои. По щеке у нее скатилась слеза. Она обняла меня и, прижавшись ко мне всем телом, зарыдала в голос. Я погладил ее по волосам, по плечу и продолжал это делать до тех пор, пока она не успокоилась. Отодвинувшись от меня, она сказала:
– Спасибо тебе, Лень. Я этого никогда не забуду.
Я взял конфету из коробки и отправил ее в рот. Другую протянул Лене.
– Когда тебе их нужно отдавать? – спросила она. – Ведь это не твои, правда?
– Завтра в десять, - сказал я.
– Подойдешь ко мне в девять. Съездим в банк. Когда-то эта дрянь мне семьдесят миллионов от широты душевной отвалила, на Алешкино будущее. Так что не бери в голову.
– Спасибо.
– Тебе спасибо.
Помолчав, Лена спросила:
– Ты с ним знаком?
– Как ты догадалась?
– Откуда еще он мог знать, что ты художник?
Утро выдалось опять солнечное и очень морозное. На снег невозможно было смотреть, глаза слезились, и слезы тут же замерзали на щеках, превращая лицо в маску. Зато я сразу перестал чувстовать болевшую челюсть. Десна под шатающимся слева зубом продолжала немного кровить, но никаких внешних изменений на моей физиономии не наблюдалось – это я внимательно проверил перед зеркалом, когда умывался. Я поправил на плече сумку и короткими перебежками покрыл расстояние до сигачевского подъезда. Лена была уже одета и намакияжена.
– Кофе хочешь? – спросила она.
– Хочу, канэшно, хачу, - с грузинским акцентом заверил я, и она засмеялась.
Смех у нее был замечательный - негромкий, но заливистый. А кофе вкусный. И не хотелось никуда уходить с этой чистой комфортабельной кухни, до краев залитой солнцем.
– Ты хоть спала немного? – отхлебнув горячий напиток, поинтересовался я.
– Как убитая. А ты?
– Почти нет.
– Со Светой ругались?
– Да нет. Она-то как-раз, по-моему, выспалась...
– Но ты не уверен...
– Она со мной не разговаривает. Обидку выписала.
– Все из-за Петьки, что ли?
– Ну да.
– Это не надолго, не бери в голову. В душе-то она знает, какое сокровище ей досталось.
И Лена, грустно улыбнувшись, взъерошила мне остатки волос на макушке.
– Хотелось бы верить... – выдавил я с некоторым смущением.
Такси подъехало минут через пятнадцать. Вначале, когда Лена набрала диспетчерский номер, я попытался возражать, но она замахала на меня рукой, попросив не мешать, а вслед за тем объяснила:
– Ты что, думаешь, я на свои, что ли, кататься собираюсь? Или на твои? Больно жирно ему будет еще. У него кредит в таксопарке, по безналичному расчету... Вот пускай и платит теперь.
– Ночевать-то приходил?
– Вот еще! Ты что, его не знаешь? Нет, конечно.
– И что дальше?
– Дальше? Через неделю заявится. С цветами, с подарками, со шмотками новыми. Прощения будет просить на коленях, чтобы все красиво было, как у людей... Обязательно при свидетелях. Фрукт тот еще.
– Все равно, не понимаю тебя, Лен. Если ты так все хорошо про него знаешь, как ты можешь с ним... оставаться?
– А без него куда мне? На фабрику идти? Алешку из музыкалки забрать, перевести из лицея в обычную школу, репетиторов уволить?
Я пожал плечами.
– Что это мы все о грустном, - сказала Лена. – Куда тебя потом подбросить?
– Потом за картиной. Но до этого надо за Женькой Сафроновым заехать.
– Вот здорово, - обрадовалась Лена. – Я его, наверно, года два не видела.
Деньги,
которые пахнут
В коммерческом банке «Акбарс» посетителей было немного, но Лену пропустили вперед и выдали деньги без разговоров. Вся сумма уместилась в трех пачках. Свеженькие десятитысячные купюры пахли типографской краской точно так же, как вчера викторовы миллионы.
– А говорят, что в городе денег нет еще, - сказал я на выходе из банка.
– Кто это тебе такую лапшу на уши навешал?
– Начальница РКЦ.
– Ну, нельзя же быть таким наивным, Ленечка, - улыбнулась Лена, щурясь на солнце. – Это у нее в РКЦ денег нет. И не еще, а уже! Потому что сама же она, как только они поступили из Казани, тут же их по частным банкам на спецсчета и раскидала. В тот же день, не сомневайся.
– Вот сволочь, - сказал я.
– Она тут не причем. Она-то как-раз женщина неплохая, - сказала Лена. – Просто что ей велят, то она и делает.
– А смысл-то какой? – спросил я.
– Догадайся, - посмотрела на меня Лена с печальной улыбкой. – Когда много денег из разных источников аккумулируется на одном счету под хороший процент, то за короткий срок эта сумма может даже удвоиться. За очень короткий срок, за три-четыре месяца, если этот счет валютный. Некоторые банки после этого вообще банкротами себя объявляют, а денежки – тю-тю.
– И поэтому, значит, людям зарплату задерживают... Так кто этим занимается, сама администрация, что ли?
– Наконец дошло, - сказала Лена. – Занимаются этим те, кто имеет отношение к распределению денежных потоков. Те, кто у кормушки сидит. А их там немало. Всем кушать хочется. У всех семьи. Если не у всех, то у многих.
– А как же обслуживающий персонал? – спросил я глупо.
– Ты всяких бухгалтеров, экономистов, кассиров имеешь в виду? Программистов, охранников? Ну, конечно, кто-то из них принимает в этом участие. Тем, кто знает, но не участвует, тоже кое-что за молчание перепадает. А кто не знает... тот может лишь догадываться. Как я, например.
– Но ведь бюджетники получают каждый раз даже не всю зарплату, а только часть. И та за три месяца успевает обесцениться! - с вдохновением Архимеда, вскричавшего «эврика», вслух сообразил я. – Так им, наверно, вообще зарплату из тех процентов, которые набегают, платят? А сами бюджетные средства, которые сначала Москва перечисляет, а потом Казань, так на этих счетах и оседают...
– Умный ты, - с иронией произнесла Лена. – Почти как они. А теперь представь, что произошло с деньгами сначала по дороге из Москвы в областные и республиканские центры, а потом оттуда - в районные и городские...
– Ты сама поняла, или тебе рассказали? – спросил я у Лены, когда мы садились в такси, слегка помятую серую «Волгу».
– Не забывай, что у меня экономическое образование, Ленечка, - ответила Лена, захлопывая дверцу. – Во-первых. А во-вторых, много всякого народу вокруг Сигачева крутится... специфического...
– Как он сам-то нынче? - решил поучаствовать в беседе таксист, по виду если не «афганец», то уж, во всяком случае, из бывших военных. – Чего-то он в последнее время перестал нашими услугами пользоваться. Видать, дела в гору пошли, сам теперь ездит?
– Сам-то он - хорошо, - сказала Лена, глядя в боковое окошко.
– А вы – жена его, как я понял?
– Правильно понял, - ответила Лена. – Дальше едем на улицу Космонавтов. Дом номер какой, Лень?
– Сорок два, и там направо.
Всю нашу дорогу к бывшему приятелю Константина Валерьева Лена с Женькой Сафроновым не могли наговориться. Они вспоминали каких-то людей, о которых я не имел представления, обсуждали дела давно минувших дней, и под конец условились встретится и посидеть «за бутылочкой вина».
На прощание я поцеловал Лену в щеку, и мы с Женькой вылезли из такси. В своей черной пушистой шубе Женька был похож на колобка.
– Зря ты меня пригласила, - с веселой угрозой произнес он, придерживая одной рукой толстую кожаную папку, а другой держась за меня. – Я ведь приду!
– Конечно, приходи, - удивленно подняла брови Лена.
– Лен, вылези-ка на секунду, - попросил я, открывая дверцу и подавая ей руку.
Лена, недоумевая, вышла из такси. Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мы с Женькой придем вдвоем. Напьемся и набьем Сигачу морду.
– Да ну тебя, Ленька, - засмеялась она и, забравшись в такси, помахала нам рукой. Машина развернулась и уехала.
Дмитрий Колесов заметно нервничал. Большие его руки со вздувшимися венами дрожали, а на меня и Женьку он смотрел глазами побитой собаки.
– Расслабься, Дим, - похлопал его по плечу Женька. – Здесь все свои. Никто никого обманывать не собирается.
Я выложил деньги на стол, где все тот же томик Платона служил прикрытием для порножурнала. Глаза Дмитрия стали и вовсе больными.
– Сумку я оставлю у вас, - предупредил я. – Вечером заберу.
– И здесь три миллиона? – спросил Дмитрий, не отрывая глаз от стола.
– Можете пересчитать, если хотите.
– Да нет, я вам верю, ребята.
– Тогда сложите их обратно в сумку, - попросил я. – И задвиньте ее куда-нибудь, с глаз долой.
– И как вы себе все это мыслите? – задал вопрос Дмитрий. – Ну, каков будет порядок действий?
– У меня три варианта, - сев на кровать и с удобством упершись головой в стену, начал я. – Первый, самый оптимистический: картину берут, дают за нее наличку, тогда все эти деньги – ваши. А за сумкой я заеду как-нибудь потом. Второй: картину берут, но платят безналом, я привожу картину обратно, забираю деньги, после этого начинается всякая тряхомудия, типа подписания договора о купле-продаже, указания сроков, нотариуса... На все это уйдет дня два-три. Но этот вариант - не самый плохой. Хотя самый вероятный. Зато последний вариант самый простой: картина не продается, вечером я вам ее приношу, забираю свои денежки и мы втроем с горя напиваемся.... Шучу, конечно.
– А расписку какую-нибудь вы мне дадите? – спросил Дмитрий.
– Какую?
– Ну, что взяли картину сроком на один день...
– Само собой... Даже две. Одну расписку напишу вам я. Другую напишете мне вы. Женя пойдет свидетелем. По делу.
– Смотри, дошутишься, - упрекнул меня Женька. – Бога-то не гневи.
– Бумага у вас есть? – поинтересовался я у Дмитрия.
– У меня есть, - сказал Женька.
Он вынул из папки два листа формата «А-4» и красивую черную ручку с золотым пером.
– Может, у тебя там еще и печать завалялась? – спросил я.
– Какая?
– Нотариальная.
– Ты все-таки несерьезный человек, Леня, - буркнул Женька.
– А что, шариковой ручкой уже запретили расписки писать? – спросил я.
– Принято чернилами, - ответил Женька.
Я пододвинул к себе лист, подложил под него порножурнал и обратился к Дмитрию:
– Отчество у вас какое?
– Олегович.
После чего расписка стала выгляделеть так: «Расписка. Я, Рубинштейн Леонид Израилевич, взял у Колесова Дмитрия Олеговича принадлежащую ему картину Константина Валерьева (копия работы Гейнсборо «Амур, соблазняющий Психею», масло, холст, размер 70х90 см) на предварительный просмотр сроком на 24 (двадцать четыре) часа с целью возможной последующей ее продажи. Обязуюсь вернуть вышеуказанную картину владельцу не позднее 24 (двадцать четыре) часов с момента подписания этой расписки. Взамен я оставил Колесову Дмитрию Олеговичу залог в размере 3 000 000 (три миллиона) рублей, которые он обязуется мне вернуть в момент возвращения ему картины. В случае невозврата картины в указанный срок залог остается у ее бывшего владельца, а право собственности на картину переходит к Рубинштейну Леониду Израилевичу. Подпись. 19 декабря 1995 года, четверг, 10 часов 30 минут. Свидетель: Сафронов Евгений Александрович. Вышенаписаное подтверждаю».
Женька старательно расписался и тоже поставил число рядом с подписью.
– А почему на сутки? – спросил Дмитрий. – Мы же договаривались до вечера.
– А вдруг машина сломается? Или еще какие-нибудь непредвиденные обстоятельства? Девяносто девять процентов, что до двенадцати ночи я вам ее верну, но один процент все же существует... Я просто хочу подстраховаться.
– Хорошо, пусть будут сутки. Жень, как ты думаешь? Может, еще номера паспортов проставить?
– Зачем? – поразился я.
– Я думал, может, так принято... – покраснел Дмитрий.
– Теперь пишите вы, - сказал я. – Я продиктую.
Дмитрий взял ручку и приготовился писать.
– Расписка, - произнес я. – Я, запятая, Колесов Дмитрий Олегович, запятая, взял у Рубинштейна Леонида Израилевича сумму в размере три миллиона, в скобках прописью - три миллиона, рублей в качестве залога под принадлежащую мне картину Константина Валерьева, скобки открываются - копия работы Гейнсборо, кавычки, Амур, запятая, соблазняющий Психею, кавычки закрываются, запятая, масло, запятая, холст, запятая, размер семьдесят на девяносто сантиметров – скобки закрываются, запятая, которую я передал Рубинштейну Леониду Израилевичу на срок двадцать четыре, в скобках прописью - двадцать четыре, часа с момента подписания этой расписки для ее предварительного просмотра с целью возможной последующей продажи, точка. Обязуюсь вернуть вышеуказанную сумму в момент возвращения мне картины, точка. В случае невозврата картины по истечении вышеуказанного срока право на ее владение переходит к Рубинштейну Леониду Израилевичу, запятая, тогда как денежный залог переходит к ее бывшему владельцу Колесову Дмитрию Олеговичу, точка. Подпись. Дата, Время. Свидетель: Сафронов Евгений Александрович. Вышенаписаное подтверждаю. Подпись, дата. Все!
– Да-а... Взаимообразно, - туманно выразился Женька, подведя итог всей этой бухгалтерии.
Мы обменялись бумажками. Глянув на часы, я схватил завернутую в два слоя мешковины картину, стоявшую в углу на стуле, и двинулся к выходу.
– А еще раз смотреть картину вы разве не будете?
– Там посмотрю, - ответил я не менее туманно, чем Женька. – Опаздываем уже.
– Я думал, может, мы посидим, чайку попьем...
– Спасибо, Дим. Потом, когда все будет ясно, обязательно посидим.
Мы попрощались с Дмитрием и покинули гостеприимный приют.
– Дим, я вернусь через час, - обернувшись, сказал Женька. – Ты пока приготовь чего-нибудь закусить.
Дождавшись «общественного транспорта», в этот раз мы честно купили билеты. Салон был полупустым, сидеть было удобно. Автобус не отапливался, изо рта шел пар, но солнце, проходя сквозь стекла, нагревало все внутренние поверхности, и мы не мерзли.
– А он не пропьет эти три миллиона? – осторожно спросил я.
– Не должен, - выразил сомнение Женька.
– Жень, - сказал я. – Это ведь не те деньги, которые не пахнут. Я ведь их у бандитов взял. Ежели чего, мало нам всем не покажется...
