Виталий ЯковлевиЧ Вульф: «МенЯ или оЧень любЯт или сильно ненавидЯт»

По популярности ему равны разве что два Владимира: Познер и Соловьев. Потому что «Времена», «К барьеру!», и «Мой серебряный шар» – самые рейтинговые передачи российского телевидения.

- Виталий Яковлевич, сколько передач «Моего серебряного шара» вы сделали за 11 лет его существования?
- Нельзя начинать счет с «Моего серебряного шара», потому что я пришел на телевидение за четыре года до его возникновения. Всего я сделал 146 программ.
- Это, по-моему, очень много! Вы тексты рассказов о своих героях предварительно записываете?
- Конечно, нет. Каждый раз – это импровизация. Устный и письменный жанры – совершенно разные вещи. Если я пишу, то пишу совершенно не то, что рассказываю. И никогда тексты, произносимые мною с экрана, я не печатаю.
- Еще о ваших книгах. Одна из них называется «Сталин и театр».
- Книги с названием «Сталин и театр» у меня нет. Вы, видимо, взяли эту информацию из Интернета, а он часто врет. «Чехов и театр», «Сталин и театр» – название курсов моих лекций, прочитанных в девяностых годах в Нью-йоркском университете.
- Вы смотрели пьесу о Сталине Иона Друцэ в постановке Сергея Юрского?
- Нет, пьесу эту я не смотрел и смотреть не пойду. Потому что не хочу видеть замечательного актера Юрского в роли Сталина. Более того, я считаю, что любая пьеса о Сталине сегодня волей или неволей приводит это имя на авансцену времени. Ничего положительного в этом я не вижу.
- Название вашей докторской диссертации: «Американский театр 70-х годов и общественно-политическая реальность». А что вы можете сказать о российском театре начала ХХI века и общественно-политической реальности этой страны?
- Сегодняшний российский театр к общественно-политической реальности не имеет никакого отношения. Потому что сегодня он, к сожалению, склоняется в сторону шоу-бизнеса. Коммерциализация очень задела театр...
Я не знаю драматургов, которые писали бы пьесы по поводу сегодняшнего дня. Есть мрачная чернуха с опозданием на несколько лет. А современной хорошей пьесы о сегодняшнем дне, повторяю, я не могу назвать ни одной. После распада Советского Союза произошло колоссальное расслоение общества. При Путине достигнута определенная стабилизация жизни, она стала более прочной, чем когда-либо. Но люди живут очень по-разному. У нас есть безумно богатые, очень богатые (не менее богатые, чем в Соединенных Штатах) и просто богатые люди. У нас есть люди обеспеченные, среднеобеспеченные и необеспеченные. И есть бедные люди. Как и в любом крупном городе западного мира. Точно так дело обстоит и в Нью-Йорке, который я знаю, как Москву. Если после Бродвея или Пятой авеню я пойду на 12-ю авеню, увижу там нищих, бомжей, которые спят на улицах.
А в Москве, между прочим, на улицах не спят! Москва сегодня – это роскошный город, насыщенный спектаклями, развлечениями в театрах, клубах, казино. Забитые людьми рестораны, роскошные машины. Сегодня воскресенье, на художественную выставку “Бубновый валет» надо стоять в очереди часа два, чтобы попасть на нее.
- Извините за банальный вопрос: в Москве есть антисемитизм?
- Судите сами. Я, еврей, работаю на главном национальном телевидении России. Кто-нибудь посмеет что-нибудь мне по этому поводу сказать или посмеет меня тронуть? И разве можно после этого подумать, что - Добродеев и Шумаков (руководители Первого канала) – антисемиты? А кто директор Российского канала? Еврей Златопольский! Смешно сегодня говорить об антисемитизме...
- Виталий Яковлевич, несколько слов о Екатерине Фурцевой. Мне кажется, это была трагическая фигура советской истории и культуры...
- Не надо преувеличивать трагизм этой фигуры. Это была очень умная, волевая, красивая женщина, сделавшая фантастическую карьеру. Она была лучшим министром культуры из всех, что прошли при советской власти. Она сделала очень много добра и зла – одновременно. Потому что если она вас любила, она делала для вас все. А если не любила – не дай Господь.
В конце ее жизни у нее сложились тяжелые отношения с руководством страны, и последние года два она пребывала в мрачном душевном состоянии, что и привело к ее кончине.
- Самоубийству? Во всяком случае, попытка самоубийства (вскрытие вен) была.
- Точно об этом никто сказать не может. Это из области слухов. Она вскрыла себе вены, когда ее вывели из Политбюро, но после этого она 14 лет проработала министром культуры, ездила по всему миру и была абсолютной хозяйкой культурной жизни Москвы. Для многих она была добрым, хорошим человеком. Я помню, как ее любил Олег Ефремов, и она его очень любила. Ее ценили Товстоногов и Григорович, Святослав Рихтер и Эмиль Гилельс. Но, повторяю, это была неоднозначная фигура.
- В мае вам исполнится 75. Будете отмечать юбилей?
- Нет, я никогда юбилеи не отмечаю. Возраст ничего не означает.
- Вы человек успешный. У вас есть недоброжелатели, враги?
- Конечно, есть.
- Как вы к ним относитесь?
- Никак. Я занимаюсь делом, которым я занимаюсь, и не имею возможности реагировать на все негативные и недоброжелательные по отношению к себе поступки. Они меня не задевают, ничего в моей жизни не меняют. Я принадлежу к породе тех людей, которых или очень любят, или сильно ненавидят.
- За свою программу «Мой серебряный шар» вы получили престижную телевизионную премию «Тэфи». А критика на «Серебряный шар» имеет место быть?
- В печати критики пока не было. Я знаю критиков, которые мою передачу не любят, но писать об этом считают опасным.
- Простите, Виталий Яковлевич, почему - опасным?
- Да потому, что публика их снесет! Рейтинг моей передачи очень высок, публика ее любит.
- Вы два года прожили в США, преподавали в Нью-йоркском университете. Как вам американские студенты, Виталий Яковлевич, американская система высшего образования? Такая уж она плохая, как принято считать?
- Она намного хуже прежней советской. Американские студенты – милые, симпатичные, приятные люди. Очень наивные, да просто – хорошие люди. Но знают они очень мало! Потому что если они кончали частные школы, то что-то еще знают, а с выпускниками «public schools» - просто беда.
Обучение в американских университетах платное, университеты заинтересованы в деньгах, поэтому двойки (по-нашему) ставить не полагалось, следовало поставить С (по-нашему хотя бы тройку).
Сегодня то же самое происходит в Москве. Капитализация образования - это одна из негативных сторон сегодняшней системы.
- Вы переводили пьесы Юджина О’Нила, Теннесси Уильямса, Эдварда Олби. А четвертый классик американской драматургии – Артур Миллер – в зону вашего внимания не попал. Почему?
- Я не любил его как драматурга.
- А переводы его пьес на русский язык вам нравятся?
- После «Грехопадения» переводы были хорошие: и «Смерти коммивояжера», и «Это случилось в Виши». Сегодня, кстати, я иду в театр Маяковского на премьеру одной из последних пьес Миллера - «Спуск с горы Моргана».
- Сейчас есть в России хорошие молодые переводчики американских пьес?
- Очень хорошо переводит Александр Чеботарь. Он перевел пьесу американского драматурга Блумстейна «Нижинский», имевшую на родине большой успех.
- Вы встречались с сотнями прекрасных людей. С кем хотели, но не смогли или не успели встретиться, познакомиться, поговорить?
- Я приехал в Америку когда, к сожалению, уже не было в живых Теннесси Уильямса. Поговорить с ним мне было бы очень интересно. Но он умер в 1983 году, а я впервые приехал в США в 1989-м.
- Можно ли американскую литературу, драматургию назвать великими, Виталий Яковлевич?
- Я бы так их не назвал. В Америке есть великие писатели и великие драматурги – такие же, как в России. Но Толстого, Пушкина, Достоевского, Чехова нигде в мире нет.
К слову сказать, к русско-американскому писателю Набокову я отношусь холодно, он для меня слишком рационален.
- Что бы вы пожелали нашим соотечественникам в Америке?
- Чтобы они умели выживать в этой непростой жизни. Я с удовольствием снова побывал бы в Америке, которую не видел уже пять лет.