Рубеж (продолжение)

Продолжение. Начало см. “РБ” №12 (308)

Секунды. Что такое три секунды? Я сижу с секундомером и пытаюсь за три секунды досчитать до пяти.
На разбеге самолет не поднял ногу.
Это может быть или при смещении центровки – груз смещен вперед.
Или перегруз. Или и то и другое.
Но вел себя самолет так, что у меня не было никаких оснований чувствовать перегруз. У меня есть четверть секунды для принятия решения. Торможу! Нужно сразу останавливаться.[!]
Взлёт немедленно прекращается. До этого такая ситуация была со мной в 81 году на ЯК-40 в Перми. В условиях обледенения. Чтобы это вспомнить, мне понадобится ещё четверть секунды.
Штурвал не двигался.
Как будто вставили лом. Аналогичная ситуация была, когда разбился Боровик. Я предполагаю, что при взлете на руле высоты у них отложилась тоненькая кромочка льда. И пока скорость нарастала, эта корочка быстро росла, и, разумеется, самолет свалился на одно крыло. Скорость меньше валютивной – и всё, крышка, ты свалился.
Тогда в Перми я не оторвался. Я смог затормозить.
А если бы тогда на посадочной полосе в Перми был продуктовый рынок?
Вот и вся моя история, о которой московские эксперты глубокомысленно напишут в приказе, что они очень удивляются, что КВС не принял своевременно решения о прекращении взлета. На какой секунде из этих трех? На первой? Или на второй? КВС – это я. 200 метров КВС тормозил, а потом еще полторы секунды торможения КВС был без сознания, и это заняло еще 180 метров за забором.
МИСТЕР РОБИНСОН. Нет, там никакого забора иникогда не было. Это точно.
Может быть, за забор они приняли первые ряды палаток, которые были натянуты на металлических шестах.
ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
На момент удара я выключился, потом, когда очнулся, я лежал на штурвале, а на мне лежал бортмеханик.
Фонарь полностью запорошило, и я даже не сразу понял, где я нахожусь.
Вы хотите спросить, что я вспомнил за эти три секунды? Может быть, я вспоминал маму, любимых, семью, родную деревню, учительницу Марию Васильевну? Но я никого не вспоминал. И я ни с кем не прощался. Я ни о чем не думал. Я только тормозил. По инструкции я должен был только тормозить и именно это я делал. Я находился на своей территории. Это моя законная территория: посадочная полоса и еще километр – зона отчуждения. Это только моё! Я не мог никуда сворачивать, я не успевал ничего. Только нажимать на тормоз. Вы слышали истории про героических летчиков, которые в последнюю секунду стараются отвернуть самолет от населенного жилого квартала. Это сказки и детские выдумки. Никто никуда не успевает отвернуть. Когда я через мгновение очнулся и пришел в себя, прежний мир перестал существовать. Гарь, кровь, вой. Фонарь не был смят, и стёкла вроде бы целы, но смрад стоял ужасный. Я взглянул в левую форточку: кругом был огонь и беснующееся кровавое месиво. Так должен выглядеть ад, если он существует.

Я был весь в крови. И если бы только в ней. Бортмеханику снесло полчерепа, и всё, что от него оставалось, лежало у меня на плечах и на лице. Откуда-то я услышал свой мёртвый голос: «открыть люк и покинуть самолет!». Потом я увидел, как команда судорожно выскакивает через верхний аварийный люк. Могли выпрыгивать через проломленный блистер, было бы быстрее. Андрюша, Андрюша, мне одному тебя не вытащить... прости меня, что я тебя тут бросаю... мне совсем не хотелось выбираться из самолета, но тянуть было уже невозможно. Из груди его торчал шест, которым его пригвоздило к креслу. Хотел бы я быть на месте бортмеханика? Черт его знает! Я ни о чем тогда не думал, просто был в шоке.
МИСТЕР РОБИНСОН.
Школа моя ближе к Зандо. Когда я вышел с уроков, всё уже произошло. Я пришел домой, и мужчина моей сестры Роберт сказал, что он был утром на Симбазикида. Купил несколько ящиков воды для своей библейской школы. Но Роберт успел с рынка вовремя уйти. А потом прибежал Буксон и сказал, что его продавцу-соседу оторвало голову винтами и вся семья катается по полу и рыдает.
ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Самолет начинал гореть, и я вытер лицо какой-то тряпкой и полез наружу. Вокруг самолета бесновалась толпа, и мне что-то кричал штурман. Пламя подбиралось к кабине. Рядом с экипажем уже стояли полицейские с ружьями. Я прыгнул к ним сверху: ноги мне придавило во время удара, но переломов, кажется, не было. «Наставление по производству полетов в гражданской авиации СССР от 1987 года. Глава 9 параграф 4 пункт 4. Для КВС, выполняющих международные полеты. Командир покидает воздушное судно последним».
Журнал “ОГОНЕК” 27 авг. 96 года: «...Пилотов арестовали немедленно... скорее для их же безопасности, для избежания расправы на месте...».
Мистер Робинсон.
Нет. Есть отдельные горные районы, где толпа может разорвать на части шофера, который по своей вине, по беспечности или пьяный наехал на людей. Но в Заире считают, что это сумасшедшие районы. Авиакатастрофа- это настоящая беда. Ведь никто не понимал, что произошло, это могло быть терактом.
МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Могли, могли разорвать. Ведь это толпа, она живёт по своим законам!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Со слов наших посольских, я знаю, что толпа растащила все и от самолета не осталось живого места. Один хвост и двигатель. Их было не унести.
МИСТЕР РОБИНСОН.
«Толпа» ничего «растащить» не могла. Мы не племя, мы не пляшем вокруг костров. Вы думаете, что кругом лежат люди с отрубленными головами, а остальные тащат фасоль и макароны? Сейчас уже не пятнадцатый век!
Наши люди стояли целый час, окружив самолет на далеком расстоянии, и плакали. Самолёт горел, но не взрывался. А они просто стояли и плакали.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Даже если это был городской базар, там не могло быть такого количества жертв! Я точно знаю, что трупы стаскивали на это пепелище со всей Киншасы. Надеялись получить большую страховку. Хотя чего с нас получишь!
МИСТЕР РОБИНСОН
Какие трупы? В Киншасе не было никаких трупов! Это был спокойный южный город. Люди всегда ходили по улицам и друг другу улыбались. В Петербурге же нет никаких трупов, которые можно «стаскивать»?! И в Туле нет трупов! А в Киншасе их было еще меньше. Я думаю, что и 300 мертвых человек- это еще не много. Это был фарш из мертвых и неживых. Хорошо, что не были задеты каменные здания, а только выбиты стекла и задеты какие-то двери. Но там тоже было много-много людей.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Это не просто каменные здания, это – настоящие жилые дома, в которых живут люди. Жилые дома стоят почти на полосе взлёта самолёта, и все это прекрасно знали.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Горел самолет Б 222622 – это один из моих питерских самолетов.
Я помню номер этой машины лучше, чем номер своего паспорта.
Вот вам мои три секунды.
За три секунды три раза можно прокричать Советский Союз. «Советский Союз, Советский Союз, Советский Союз». Еще можно пропеть: «Хорошо, хорошо, что мы пилоты. Небо наш...».
Но вот произнести «небо наш родимый дом» я уже не успеваю.
Да я и не успел взлететь: в небе меня не было.

3

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
- Где я сейчас?
- Ты на свободе, ты живешь на 4 этаже на набережной вонючего Обводного канала.
- Это не река Конго?
- Нет, это не река Конго.
- Много комаров, поэтому я подумал, что всё-таки может быть Конго.
МИСТЕР РОБИНСОН.
В настоящий момент и я живу на берегу «вонючего» Обводного канала среди друзей. Это город Санкт-Петербург. Это не река Конго: Конго – большая река, намного больше Невы, её трудно переплыть. Имя своё мистер Робинсон я придумал себе сам. Оно не очень заирское, но теперь все так зовут меня, даже моя мама.
У моей мамы есть небольшая плантация арахиса, прямо внутри Киншасы, там работает несколько рабочих из деревни. Я уже несколько лет живу среди белокожих, и мне это не очень нравится.
Я не могу сказать, что я живу в слишком обеспеченной семье, но моя мама зарабатывает больше среднего уровня. Поэтому, например, у нас дома не говорят на «лингала». На «лингала» говорят только необразованные люди. На улице если ты услышишь, что говорят на «лингала», значит это необразованный человек. В основном в школе моей говорят по-французски, а на нашем родном языке там даже не открывают рта. И вообще не учат никаких других языков, кроме французского. Наша страна раньше называлась Бельгийским Конго. И хозяевами её всегда были бельгийцы. Поэтому наши люди не очень любят бельгийцев. Молодые нормально относятся к бельгийцам. А старые говорят, «вы просто не знаете этих белокожих, подождите, юноши, они вам еще покажут, на что они способны!» Уже несколько лет я часто вспоминаю эти слова, а иногда даже произношу их сам.
МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Я говорю на лингала. Я люблю говорить на лингала, хотя вся моя семья говорит дома на суахили, потому что мы приехали в Киншасу с востока.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Жизнь не то что полностью бесправна, но если ты хочешь летать, то есть два варианта. Или, как знаменитый теннисист, имей свой самолет, или летай на чужих, на дядиных! Третьего не дано. Теоретически, может быть, и можно, хорошо поработать и накопить себе на шведский грузовик, но вот на свой собственный горбатый грузовой самолет накопить сложно. Нужно очень долго копить, приблизительно 600 лет. А летчик вообще-то должен летать. Вот сейчас я представляю собой пример нелетающего летчика: при моей подготовке это стоит государству примерно 300 тысяч долларов! Это примерная стоимость игрока средней линии ярославской команды «Шинник». Предлагаю себя даром, даже еще дешевле, но почему-то нет спроса! Слушайте, между прочим, я хороший летчик, скажем даже – очень хороший. Но это, видимо, не «редкая птица»: в Красную книгу не записывают и отстрелу подлежит. Сейчас я вспоминаю, что кончил лётное училище с отличием. Немедленно стирать из памяти, эта информация больше никогда никому не пригодится!
Все-таки и мне самому иногда непонятно, о чем же я разговаривал сам с собой в заключении?
Когда пару месяцев назад украинская ракета сбила наш самолет, то их президент К. сказал, что «не нужно делать из этого трагедии, бывают вещи и пострашнее!» Или что-то в этом роде, и я даже думал взять его слова эпиграфом к своему рассказу. Потому что это серьезные слова в устах президента большой страны, и хорошо все-таки, что карьера моя и жизнь не проходят на Украине. Жить под властью такого президента мне бы не хотелось. Даже надутый диктатор Мобуту выдавил из себя слова сожаления. Он сказал, что гибель 300 человек- это большая трагедия. Он не добавил только, что погубил их он сам, а не я.
Где я сейчас? Ты уже вернулся и позвонил ей из аэропорта. И она сказала, что она не одна. Раньше я видел такое только в мелодрамах. Женская верность – это швейцарский банк.
МИСТЕР РОБИНСОН
На Симбазикида вообще не продают вещи. Там можно купить много бутылок с водой, в Африке много пьют, и ещё в палатках продаются французские вина. Но это рынок для бедных, и вино там для бедных. Мама тоже отдает наш арахис, чтобы его продавали на рынках, но только не на Симбазикида! Сейчас люди заходят на этот рынок редко, но я знаю его как пальцы своей руки. Там прямо к прилавкам идет шоссе, которое, как крест, пересекает взлетную полосу. Я очень верующий человек, и мне всюду мерещатся кресты. Вот здесь был такой крест. И сколько я себя помню, шел разговор, чтобы закрыть или рынок Симбазикида, или аэропорт Ндол’о. Ударение на последней букве, а то не так красиво звучит. Или одно, или другое. Это не очень известный аэропорт. Тоже не знаю, что означает это слово Ндоло. Очень много слов на лингала, которые непонятного значения. И это не очень известный рынок. Это оптовый рынок. Такие рынки есть в Петербурге. Вокруг несколько двухэтажных зданий, а внутри ряд палаток. Это старый рынок. Он там был всегда. И аэропорт был всегда. Они там были еще при бельгийцах, когда летали маленькие моторные самолёты, и сколько я себя помню, торговцы всегда боялись, что их закроют. Потому что хоть всем людям и интересно, что над ними взлетает самолет, но все-таки это еще и очень опасно. На Симбазикида продают ящиками или мешками. Конечно, тебе могут продать и бутылку, но за одной бутылкой на другой конец города никто не поедет. И вот там в то утро были в основном небогатые люди, которые хотели купить подешевле и которые говорят на лингала. Если вы хотите купить сразу 10 бутылок кукурузного масла, то вы едете на Симбазикида.
МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Моя мама покупает на Симбазикида. Она покупает там большие мешки фу-фу, из которой делают очень вкусную кашу!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ.
Холодно. Аэродром в Анголе, на который мы садились, страшно удобный. Садишься на него в одну сторону, а взлетаешь только в противоположную. И лучше эти стороны не путать! Потому что тебя при взлёте могут сбить правительственные войска, а молдован и украинцев, которые летают на правительство, наши клиенты - партизаны Униты, прекрасно сбивают при посадке. Всё это называется «русской рулеткой»: дуло к виску и верти барабан!
Полосы отчуждения там тоже нет. Правительственные войска – это коммунистический режим, и хоть в этом смысле я чист перед историей. Унита контролирует запасы алмазов. В этом они правы: коммунистам алмазы ни к чему. Где я сейчас? Ты сидишь. Всё небо в ангольских алмазах. Много еще сидеть? Много.

МИСТЕР РОБИНСОН
Прямо за посадочной полосой была грязь, а потом уже дорога и начинался рынок. Я говорю об этом, потому что сам, погуляв по рынку, много раз ходил пешком в технический университет авиации, в котором готовят электромехаников и механиков самолетов. Он называется И.С.Т.А.
Т.А.- это как раз и значит – «техник авиасьён”. В него идешь наискосок, а тогда пересекаешь и рынок и саму взлетную полосу, конечно, когда на ней не взлетают самолеты. Охраны там не было: и так было понятно, что люди не сумасшедшие, чтобы идти по этой дороге прямо навстречу самолету!

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Я учился в университете авиации, и в тот день, а это был понедельник, я должен был идти на занятия. Но у меня было страшное предчувствие. Я расскажу об этом позже, сейчас мне очень тяжело говорить.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Я не падал на базар Киншасы. Я раздавил его очень большим тяжелым грузовиком, который отказался взлетать. Как в сказке, проехался на печи. Я должен сосредоточиться и понять, почему самолет не взлетел. Нужно целеустремленно думать и можно догадаться: это в человеческих силах. Должна существовать причина, помешавшая мне взлететь! Кому-то это было выгодно. «Очень тепло». Где я сейчас? Ты чего-то говорил про честь летчика. «Честью печки не натопишь!»

МИСТЕР РОБИНСОН
Про нас не очень точно говорить «эбонитовый». Камерунцы и суданцы- про них можно сказать – эбонитовый. Они ровного черного цвета, даже нигерийцы чернее, чем мы. Моя невеста из Нигерии. В Нигерии очень красивые девушки. Мы говорим с ней пока по-английски, но она учит французский, и моя мама знает, что скоро мы с Эди вернемся в Заир. Эди уже сама звонит в Киншасу и говорит с моей семьей. Моя невеста – инженер-электроник, в Заире для неё полно работы.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Мне нужно устроиться на работу пилотом. Это в известной степени вызов моей жизни – неужели я больше никогда никуда не смогу устроиться?! Пора мне уже полетать. Я не могу так долго сидеть на земле.
OK.Rolling. Поехали. Начинаем разбег.
- Где я сейчас? - Ты сидишь в тюрьме, пока работать не надо.
Посольские принесли марлечку от комаров, и я прилепил ее к окну жеваным хлебом.
Думай, думай. Не спать.
Ты проиграл всё: жену, работу, дом, друзей. Теперь ты просто не очень благополучный летчик. Такое клеймо на лоб. И у тебя осталась только честь летчика, которой тебя пытаются лишить. И от момента полного благополучия до полного неблагополучия прошло всего три секунды. 2,9 , отмерьте их себе на секундомере.

ШТУРМАН
Теперь, как это было, попробую рассказать я. Я – штурман, и еще я – лидировщик. Это как лоцман на море. Летит, например, иностранный самолет над Сибирью, и они предпочитают не рисковать и брать с собой наших штурманов. Такие штурманы называются «лидировщиками». Летаю я уже двадцать лет. Прежде всего свидетельствую, базара я тоже не видел. И забора не видел. Хоть я дважды поднимался с того аэродрома, когда меня брали с собой украинцы. Но я возвращаюсь на короткую взлетную полосу, к моменту, который называется «конец карты». То есть все уже сказали «к взлету готов», и я прошу разрешение на взлет. Это функция штурмана. You are cleared for take off.
Taking off. Поехали. Начинаем разбег. С этого момента я слежу за скоростью. Визуально скорость проконтролировать нельзя, её можно определить только по приборам. Но как быстро самолет набирает скорость – вот это может заметить только один штурман.
Обратил ли я на это внимание? Это очень важно. Вы не представляете себе, как это важно. Все жизни зависели от того, с какой скоростью движется чёрная стрелка. И я должен это предельно ясно помнить. Но я не помню. Я не могу сейчас вспомнить. Есть масса действий, которые ты производишь автоматически, потом их в памяти не восстановить. Если какие-то отклонения были, то они были, наверное, несущественными. Во всяком случае, для большого аэродрома. Но аэродром оказался небольшим.
Со 110 я называю скорость вслух. Вот я называю 165 – РУБЕЖ, в этот момент летчик принимает решение: он взлетает или, если что-то не так, он прекращает взлет. А что если бы мы начали тормозить на «рубеже»? Для торможения на «рубеже» у нас просто не было повода, но мы все равно бы выскочили на этот злосчастный базар. Это была не ошибка, это была судьба.

4

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ

Я оторвался от земли в ярославском аэроклубе, на самолете ЯК-18, и было это в холодном снежном марте. Первый полет я помню плохо. Взлетал я как спортсмен. Один. Вторая кабина была пустой. Летчик должен летать один. Ничего романтического в этом, я вас уверяю, нет, одни заученные движения. У меня вся жизнь – заученные движения. Поэтому я не всегда готов к тому, что что-то идет не по стандарту. 12 часов я летал с инструктором.
Взлет-посадка, этому можно научиться за две недели и дальше летать по кругу. Взлет, 4 разворота – посадка, прямоугольный маршрут. Забыть нельзя, но волнения в крови нет.
Родители мои мотались по всему свету. Жил и в Красноярске, и в Куйбышеве, и в Двинске, и в Кирове, и в Вологде. Дети кочующих провинциальных актеров – самая незащищенная часть населения. Их нужно отправлять на пенсию лет в тридцать пять. Или запретить провинциальным актрисам рожать. Я не встречал ещё ни одного актерского ребенка с благополучной судьбой.

МИСТЕР РОБИНСОН
Я шел со своим другом по улице в городе Вологда. Мы приехали навестить этого друга. Была зима. Но очень ярко светило солнце. Точно как в Заире, но оно совсем не грело. Возле нас остановилась машина джип, и из нее вышло двое мужчин. Они были очень вежливыми. Они извинились и сказали: «Никогда не видели ничего такого, подобного вам. Только по телевизору! - они с трудом подыскивали слова. - Как может быть, что вы говорите по-русски? Пожалуйста, не обижайтесь. Можно с вами сфотографироваться?» Они нам обещали, что фотография будет висеть на стене и что к ним будет приходить смотреть вся большая деревня. В заирских деревнях так сбегаются смотреть на белокожих. Но там их никто не бьёт. То, что хулиганы называют нас «негритосами», - это не так важно. Важно, что у вас в Петербурге и в Москве рискованно ходить по улицам.
ПЕРВЫЙ ПИЛОТ

Шум страшный в наушниках, я плохо вас слышу. Набрали эшелон – включили автопилот, сейчас я могу разговаривать. Только контролирую ситуацию.
В 73 году я был уже в Краснокутском летном училище. Это был среднеспециальное. Высших тогда почти не было. Одно высшее, в Питере.
Но в летные училища всегда попасть было тяжело. Слишком придираются к здоровью. Потом уже тебя, например, не станут списывать по «давлению», а принять тебя с «давлением» никогда не примут. Про что еще рассказать? В советское время чтобы стать командиром, нужно было стать членом партии или кандидатом. Мой случай был вопиющим. Я стал командиром в 28 лет. Сыграло роль, что закончил училище с красным дипломом и похвальной грамотой, нас таких фанатов было 20 на 600 из выпуска. И был специальный указ Верховного совета отправить нас на переучивание на ЯК-40. Это было уже серьезной работой. За первый год я налетал 600 часов, считайте, что я жил в воздухе.
Сейчас от Аэрофлота осталось одно Шереметьево, компаний расплодилось – видимо-невидимо, сотен пять! А тогда была единая империя Аэрофлот, она отгораживала нас от мира Великой китайской стеной. В той жизни было очень много гарантий! И было полно работы. После летного училища летал в Якутии, в Алдане, потом под Уфой, в Темиртау. Всюду летал. 15 лет транспортной работы.В авиации ведь рядовые летчики летают на одном типе самолетов. И такого, чтобы сегодня ты на «Мерседесе», а послезавтра садишься на «Москвич», - у нас этого нет.
С самолета на самолет надо переучиваться. Я однажды пересел с ЯК-40 на Ан-32, но до сих пор больше люблю турбореактивные. Винты слишком сильно гудят, и в основном моя летная жизнь происходила на ЯК- 40: 5 тысяч часов, у меня громадный командирский налет. Но так уж получилось, что пришлось пересаживаться. Называется это - «по личным мотивам»! Рассказывать об этом противно. Прошел снова ввод в строй и пошел трубить на АНах. Не слышу вас, говорите громче! ВС- это воздушное судно. А КВС соответственно его командир. Не путайте с КВ, с КВД и КВНом!
Жил я в Калуге, и в Калуге я развелся. А вы где развелись? Можно не отвечать. Я не верю в брак. Вернее, не верю, что может быть такая идеальная пара людей, что они не испортят жизнь друг другу, так что любая любовь в конце концов превращается в ненависть и в домашний ад. И приходится пересаживаться на АН-32.
МИСТЕР РОБИНСОН
Когда я приехал в Россию, то смотрел на себя или на вас просто как на человека. Но белокожие постепенно приучили меня так не думать. В России ты должен сначала думать о себе как о черном, а потом уже как о человеке. Сейчас становится хуже. Мы сидим в своих общежитиях и стараемся вообще лишний раз не выходить на улицу, а наше правительство решило вообще в Россию больше студентов не посылать. Каждую неделю нас очень сильно грабят или выбивают зубы. Тут есть такие группы скинхедов. Зимой, например, они даже не бреют голову, но вы все равно видите, что это скинхед.
У нас в институте, конечно, никто тебя не бьет и не выбивает зубы, но преподаватели сразу дают понять тебе, что ты из Африки и ты не можешь понимать ничего ни в науке, ни в математике, ни в компьютере.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
Обратите внимание на шрам у меня на лбу, и вот здесь кость перед ухом, там был перелом, который неправильно сросся.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Мои мать с отцом живут в Сибири. Я их много лет не видел. Да они и друг друга давно не помнят. Но когда все случилось, они услышали об этом по центральному телевидению. С отцом у меня отношения прохладные, а к матери в Хабаровск мне теперь просто не слетать, не по деньгам. 14 «тыщ» на билет туда-обратно. Раньше летчик имел раз в год право на бесплатный билет, но это было много тысяч лет назад, точнее в прошлом тысячелетии. Ехать семь дней из Питера через всю страну на поезде мне как-то не решиться. А из Киншасы вообще поезда никуда не идут.

МИСТЕР РОБИНСОН
И в Киншасу поезда не идут. Я не видел свою мать уже пять лет. И своих двух братьев и сестер я давно уже не видел. У меня 15 племянников. Я знаю всех по именам.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Я вообще организатор. Мне нравится, и я хорошо это делаю. И меня пригласили в качестве командира эскадрильи.
Если летят пассажиры – кабина на запор. Даже если с тобой летит один-единственный сопровождающий груз. «Все стволы – в кабину». Никаких «Аллах акбар!» мне не нужно. Командир может даже сделать личный досмотр и применить оружие. Правда, оружия у нас нет. Но чаще всего мы летаем одни. Раньше вообще на всех самолетах было строго: стюардесса стучится – бортмеханик смотрит в глазок. Один выходит – хоп, дверь закрыли. Но на грузовых самолетах стюардессы, к счастью, не летают. Про женщин я бы в этом рассказе вообще писать не хотел. В особенности про белых.
Это поразительное умение – не доверять ни одной женщине.
Особенно тем, которых любишь. Мне понадобилась вся жизнь, чтобы этому научиться.

МИСТЕР РОБИНСОН
Когда я уезжал в Россию, то родные говорили мне, что продолжай, Робинсон, относиться серьезно к сексу. Не так, как относятся белокожие. С таким менталитетом нам нельзя возвращаться в Африку. Для нас это очень серьезно. До своей девушки я даже ни разу ни с одной не целовался. В нашей школе нельзя было, например, увидеть, что парень с девушкой целуются. За это могли сразу исключить из школы. Так что если у вас есть мнение, что африканцы все время занимаются сексом, то это мнение неправильное. Это совсем наоборот. Белые считают, что секс- это ничего, что его можно сделать как угодно. А для нас это всегда важный ритуал. И если показывают девушек с голой грудью в каких-нибудь далеких деревнях, то до этой груди ни в коем случае нельзя дотрагиваться. Поверьте мне, ни в коем случае!

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
У нас не бывает такое, что девушка беременна до свадьбы. Это очень большой позор!
И абортов у нас почти не бывает, если ловят девушку, которой сделали аборт, то в тюрьму сажают всех троих: и девушку, и врача, и ещё её парня!

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Я летал только вводящим. Это как пилот-инструктор.
Минимум у меня очень высокий. Минимум – это, грубо говоря, высота видимости, при которой я имею право взлетать. Вторым пилотом я, конечно, тоже летал, но уже давно. Хоть вторым летать спокойнее. Голова ни за что не болит. Но если слева от тебя пилот менее опытный и менее профессиональный, то не то чтобы чувствуешь ревность, но, разумеется, противно.
Традиции, уважение к специалистам – у нас, как всюду в постсоветском пространстве, они есть, и их нет. В нашей стране человеческая жизнь вообще не имеет никакой ценности, а твоя профессиональная ценность лишь производное от этого. Да мы и сами свою жизнь не ценим. И за неё не слишком цепляемся.

ШТУРМАН
Вводящий штурман стоял рядом со мной.
Я сижу за командиром – оттуда я вообще ничего не вижу, взлетную полосу не вижу, никаких базаров не вижу, я вижу приборную доску, считайте, что с меня взятки гладки. Слева у меня выступ – блистер, но мне нужно сильно перегнуться и выставить голову, чтобы впереди что-нибудь заметить. Я понял, что дело неладно, только когда Николай заорал: «Помогай мне!», и почти сразу начало грохотать. Мелькнуло, что вот оно как, а говорили, что раньше смерти не умрешь.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
На ЯКе я ввелся в командиры. Это было серьезным событием. Даже не знаю с чем его сравнить.
В Калуге я развелся. Это тоже было серьёзным событием. И с чем сравнить это событие, я, к сожалению, знаю.
После этого несколько лет я не летал.
Год вообще не работал. Был слесарем-сантехником год при учебном центре, далеко, в Приморье. Ждал очереди: без “лапы” чужих в Приморский отряд не брали. Если бы знать будущее, то так бы я техником-сантехником и остался.
Но, по условиям игры, люди не знают будущего.
Я решил плюнуть и вернуться в Калугу. Но потом в Питере, при заводе Климова, образовалось летное подразделение, и меня туда пригласили. В Левашово сделали площадку: оттяпали у военных гектар леса и очень предметно стали верить в перестройку. К счастью, недолго. Самолетов было пять штук, и все новенькие! Но с молодыми банкирами были некоторые сложности. Если не знать точно, что они банкиры, то можно было принять их за бандитов. Но самое страшное, что банкиры были очень подозрительны. Нужно было создавать авиакомпанию, без этого было невозможно работать, а они боялись, что у летчиков появится лишняя свобода. И я на время улетел работать в Панаму. Перегонял туда самолеты и учил летать на них панамских летчиков. Ан- 24, Ан-26 и тридцать второй – все примерно одинаковые. Где-то они сейчас летают в Америке.
А отряд мой между тем развалился.
Всё, что было можно, быстро разворовали. Самолёты, как 12 стульев, пошли с молотка. Но один из самолетов, а они были все в прекрасном состоянии, приобрели себе «Крылья Москвы». Обычная какая-то полугосударственная авиакомпания, ничего выдающегося о ней не скажешь. Но вместе с самолётом они купили меня.

ШТУРМАН
В эти несколько секунд я подумал, что мы падаем, и сейчас будет взрыв. И больше ни о чем я подумать не успел: меня било о приборную доску, и я старался защитить свою голову. Потом я заметил, что бить меня перестало. И я понял, что мы не взорвались, мы живые. Но в кабине ничего не было видно, стояла сплошная пыль. Командир нечеловеческим голосом крикнул: «Аварийный люк!», и я, покачиваясь, встал на ноги и задрал руки вверх. Люк в моих ладонях неожиданно легко открылся.

МЕСЬЕ ПАПИ КАЗАДИ
В Киншасе парень и девушка не могут снять комнату и жить вместе, если они не женаты. Никто вам эту комнату не сдаст, да вам и самому это не придет в голову. Для Заира это просто абсурд! У нас в Заире очень строгие правила. Даже просто пройтись по улице с девушкой – для нас это очень серьезное действие.

МИСТЕР РОБИНСОН
Мне нравится жить в Туле: Тула похожа на Киншасу. В Туле нет расизма. Там есть скинхеды, но они не мешают жить. В Туле люди просто удивляются, что ты такой черный. Это не расизм, это просто удивление, немножко примитивное.
Но вообще для XXI века это поразительно.
Привыкнуть к такой дикости трудно. В Москве и в Восточной Германии для африканца одинаково страшно жить: очень сильный нацизм. Но в Германии все-таки есть закон, а у вас нет закона.

ПЕРВЫЙ ПИЛОТ
Жизнь короткая.
- Где я сейчас? - Ты свободен. Ты находишься в демократическом Конго! Не нужно озираться, ты среди друзей.
Я именно поэтому и озираюсь.
ШТУРМАН
Блистер был продырявлен, но мне показалось, что он забит какими-то сваями и прыгать туда нельзя. А аварийный люк расположен почти надо мною. Я только его открыл, в тот же миг мимо пробежала и выскочила наружу чья-то тень. Призрак – не призрак, как летучий голландец. Я даже не удивился. Теперь я думаю, что это был лодмастер.
Как выходил экипаж – я не видел. Я поднялся наверх, повис на локтях и увидел обломанные крылья и горящие двигатели. «Вызывайте пожарную машину!» - кричал я, но они меня не понимали. С таким же успехом я мог вызывать дежурного архангела. Казалось, что идут съемки фильма. Прыгать было невысоко, потому что переднее шасси было обломано, и самолет уткнулся носом в землю. Кто-то истошно стал спрашивать по-английски, не я ли пилот. Меня обступали какие-то люди, а потом я увидел, что появился Андрей Бучков, и он прошептал мне на самое ухо, что бортмеханик погиб. Николай говорит, что слышал, как я его зову. «Николай, Николай, выходи!» - звал его по имени. Но я этого не помню. Прошло довольно много времени, и тогда он стал вылезать из самолета сам. Он был в крови и совершенно серый.
«Вот он – пилот!» - сказал я по-английски.

(Продолжение в след. номере)