«ДЕЖА ВЮ»

Всегда, во все времена богатым хотелось наладить свою жизнь так, чтобы как можно реже вспоминать о существовании еще и бедных, чтобы не попадались они им на глаза, не удручали, не портили настроения. С одной стороны, понятно, но вместе с тем и рискованно. Как известно, отрешенность от грубых реалий прелестницы Марии–Антуанетты закончилась для неё эшафотом, когда, утомлённая балами, она, верно, не выспавшись, предложила голодной черни вместо хлеба пирожными полакомиться, что оказалось последней каплей в долготерпении народа Франции. Последней каплей может оказаться любой «пустяк» – ляп, допущенный верхами, уверенными в своей власти и безнаказанности.
Исторических тут примеров накоплено уйма. Но к цивилизованным, развитым странам причислять себя могут те, кто, помимо технического прогресса, обладает еще и способностью извлекать уроки, как из собственного прошлого, так и общего, мирового. Умные учатся на чужих ошибках, дуракам и свои, даже недавние, не впрок. И для каждого человека, и для нации в целом мерило зрелости – не повторять глупостей, для всех уже очевидных.
Как–то, в начале перестройки, мой приятель, американец с русскими корнями, ослепительно улыбаясь на все тридцать два безукоризненных, безкариозных зуба, произнёс: Россия – вечно юная страна и останется юной всегда! И от души рассмеялся. А я насупилась, уловив тут обидную, как показалось, подоплёку. Между тем диагноз, приятелем–американцем поставленный, был точным. Действительно, есть государства, как и некоторые люди, застрявшие в подростковом, непредсказуемом, безответственном, опасно взрывном возрасте. И с ними надо держать ухо востро.
Но что еще характерно, ничего нового в таких государствах не происходит, они как бы вращаются по замкнутому кругу. Это только кажется, что в двадцатом веке в Российской империи, как в калейдоскопе, мелькнули самодержавие, февральская революция, октябрьская, советская власть, перестройка, гласность, демократия, – все эти перемены вспенивались лишь на поверхности, сути глубинной не затрагивая. Основа оставалась прежней, незыблемой: верхи и низы. И ничему ни те, ни другие не научились.
Разве что в обществе сменялись, но тоже с неизменным повторением, две фазы, а точнее, два этапа чисто физиологического состояния: недолгой эйфории и затяжного похмелья. Лихорадочное возбуждение и апатия. Взлёт надежд, каждый раз оборачивающийся пустыми иллюзиями. Толчея воды в ступе. То одно, то другое поколение списывалось, как хлам.
Веками укоренился и образ России в глазах Запада: сочетание закосневшей, дремучей азиатчины большинства с тщеславным стремлением меньшинства ошеломить, превзойти всех и вся внешними эффектами, что является обратной стороной всё той же азиатчины. Отсутствие середины, нормы в чём–либо, и в сознании, и в бытии. Блеск, соседствующий с нищетой. Несоприкасающиеся, непричастные друг к другу миры обладателей абсолютно всего и, в контраст им, всем обделённых.
Впрочем, Россия тут не уникальна, и напрасны претензии, что–де аналогов у неё нет. Есть, и во множестве. Но обида жгучая, «нож вострый» для гордости великороссов, если намекнуть, с кем, в какой плоскости их можно сравнивать.
Когда слышишь от неглупых вроде бы людей, что в России нынче всё, как в Европе, в Америке, ощущаешь неловкость. Может быть, всё еще не изжит привнесённый советской властью товарный дефицит, и поэтому изобилие прежде мало кому доступного импорта вызывает безудержное, дикарское ликование. Особенно хвастливы москвичи, считающие, что дорогие бутики, шикарные рестораны наглядно свидетельствуют о достигнутом процветании. Но вот Программа развития ООН руководствуется иными показателями: продолжительностью жизни населения страны, средней заработной платой, общим уровнем образования. И тут Россия в недавнем отчёте Агентства оказалась отнюдь не среди призёров, а ближе к хвосту.
Меня лично окончательно отрезвил опыт годичного проживания в Гаити, где, к собственному удивлению, обнаружилось, раскрылось близнецовое почти сходство моей родины с этой, самой бедной в Западном полушарии страной. Хотя, казалось бы, что могло быть общего у империи, занимавшей до развала Союза шестую часть суши, с островом в Карибском море, населённом потомками свезённых из Африки темнокожих рабов? Между тем только тропический климат, иное расположение звёзд являли различия, всё прочее совпадало, и прежде всего, национальный менталитет. Гаитянский гонор, заносчивость, взрывчатость, упрямое нежелание никогда, ни при каких обстоятельствах не признавать своих ошибок – я узнавала в людях другой расы своих соотечественников. Постигала, что значит застрявшая в генах психология рабов.
А ведь Гаити стала первой «черной» республикой, скинувшей, выражаясь выспренно, оковы колониализма. В этом году там юбилейная, двухсотлетняя дата торжества, увы, оказавшихся мнимыми лозунгов о Свободе, Равенстве, Братстве. Картина, которую я в Гаити застала, им полностью противоречила. Не средневековье даже, кстати, несправедливо оболганное, а просто–таки первобытный строй.
Водопровод отсутствовал, как и подача электроэнергии. Нет, у богатых, привилегированных всё было, как надо: в их виллы вода доставлялась в цистернах, работали генераторы, несколько шумновато, но ничего, обвыкнув, можно стерпеть. А уж в роскоши, доступной единицам, Гаити не только не уступала, а даже превосходила страны, считающиеся преуспевающими. Мы с мужем, назначенном главой делегации Международного Красного Креста, в Гаити приехали из Швейцарии, но там интерьеры даже в очень хороших ресторанах, по сравнению с шиком, демонстрируемым в Гаити, гляделись убого, бедненько, как выразился Пал Палыч Бородин по поводу Ватикана.
Хотя именно без труда, без усилий, враз нажитое богатство любит окружать себя пышностью, вычурностью, может быть, из–за смутной неуверенности в себе. По той же причине жены новых русских на альпийских лыжных курортах щеголяют в вечерних туалетах, брильянтами обвешанные, на каблуках–шпильках. В Гаити, правда, на нефти, газе не разживёшься, там местную элиту составляют наркодельцы, но тоже, как и новые русские, предпочитают большую часть времени проводить за границей, в Майами, скажем, где получают образование их дети, в Штатах, как правило, и оседая. В частных клубах, резортах у моря гаитянской золотой молодёжи не встретишь, чадолюбивые родители оберегают отпрысков от малоприятной и небезопасной отечественной действительности.
Впрочем, при больших деньгах, по той же схеме, можно устроиться где угодно, ни в чем себе не отказывая. Ассортимент продуктов в гаитянских супермаркетах такой же, как и в Париже, Нью–Йорке, Лондоне. Завозится всё – местного производства только ром и курятина – французские вина, швейцарские сыры, самые разнообразные деликатесы. И никаких, понятно, очередей. Ведь девяносто процентов населения ищет себе пропитание на уличных рынках, где вместе с облепленным мухами мясом сбывается сэкондхэндовое тряпьё.
В обслуге нужды не возникает, полно желающих. При поголовной безработице – счастье в богатый дом прилепиться хоть кем, какие бы условия ни предлагались. А лучше всего попасть к иностранцам, белым. Они не так прихотливы, как свои богатеи. Без надобности не пинают, не унижают, да и временность их тут пребывания сказывается: они ведь не дома, нет смысла, незачем другие порядки, понятия внедрять.
Так, собственно, жили, живут иностранные граждане и в России, на всю жизнь экзотикой запасаясь: будет о чем внукам рассказывать. Впрочем, общая атмосфера, окружение иной раз оказываются заразительными. Когда в начале девяностых россияне получили возможность сдавать жилплощадь, да еще за валюту, кое–кому из моих знакомых пришлось испытать шок: недавно еще такие обходительные, безупречно вежливые англичане–французы–немцы на глазах наглели, хамили, вели себя совершенно бесцеремонно. Ренту платили нерегулярно или, не слушая возражений, снижали обговоренную сумму, а то и вовсе отказывались платить. Съехав, оставляли разгром, как Мамай. Знали, хозяева скрывают доход от налогов, жаловаться никуда не пойдут: рыльце в пуху. Беззаконие, в стране воцарившееся, било по всем. И по тем, кто хотел из такой ситуации извлечь выгоду. А с другой стороны, многим просто некуда было деваться, квартиры свои они вынужденно сдавали, чтобы концы с концами свести. Закрывались научно–исследовательские институты, предприятия, вдруг объявленные нерентабельными, сотрудников, опытных специалистов увольняли, невзирая ни на какие заслуги. Врачи переквалифицировались в няньки, инженеры в маляры, кандидаты наук - в официанты. Так называемая демократия смахнула, как сор, образованный, интеллигентный слой, являющий основу любого нормального общества. Им на смену пришли отбросы, криминал, социальные низы, под чьи нравы, вкусы подстроилась и определённая часть интеллигенции. Не впервые: то же самое случилось, когда к власти пришли большевики. Так что и тут ничего нового.
Не забуду, как рыдала у нас кухне моя подруга, педиатр, пошедшая в няньки, когда её хозяйка, жена бизнесмена-нувориша, заставила её еще и стирать, гладить мужнины сорочки. Зачем? Прачечных– химчисток навалом. «Понимаешь, –Таня всхлипывала,– она хотела еще как–то меня унизить, уязвить.» Таня, уложив ребёнка спать, читала книжки на английском, и хозяйка, «академиев не заканчившая», возмутилась вольностью, допущенной прислугой.
На Гаити, за двести лет «демократии» большинство населения не научилось ни читать, ни писать, крестик ставит вместо подписи, как при крепостном, рабовладельческом строе. Такой выбран ориентир для теперешней России? Университетское образование, колледжи в Англии – для тех, чьи родители миллионы хапнули и продолжают хапать в разорённой ими стране. Из её недр, природных богатств, музейных запасников, пущенных с торгов. Народное достояние роздано единицам, семейным кланам.
В одном из российских глянцевых журналов – кальки с западных – попалась реклама кафе «Дежа вю» (что значит, уже видели). Французская фраза написана кириллицей – так доступней для посетителей из новоявленной элиты, где расписывается изысканный интерьер, изобилие яств, но самое там примечательное - концовка. Цитирую: «Кстати, еще одна немаловажная вещь: сидя в кафе, вы можете быть абсолютно уверены в собственной безопасности. На входе нет грозных телохранителей, осуществляющих фейс–контроль, но за обстановкой в зале ведётся профессиональное наблюдение, не нарушающее общей уютной атмосферы заведения». Как? Уютно? И от чего, от кого оберегаются клиенты подобных заведений? От конкурентов, способных на расправу? От гнева тех, кому не по карману пиршественные застолья? Выходит, тревога, опасения есть, и их не скрыть за парадной вывеской удовольствий, развлечений российской столицы.
В Гаити тоже охрана имелась на виллах, в отелях, ресторанах, но недавние там события выявили её бесполезность. Крошечное Гаити оказалось в центре внимания всего мира, на первых полосах газет, в начальных кадрах телевизионных новостей, когда там случился бунт, и разъярённая толпа двинулась, сминая, стирая всё на своём пути. Я слышала, что Клаб Мед, где мы с мужем проводили выходные дни, райский уголок посреди позорной нищеты, с ухоженными угодьями, изумительным песчаным пляжем, комфортабельными коттеджами, уничтожен подчистую. А ведь его территория бдительно охранялась, но нет, не помогло.
И не надо было быть пифией, чтобы это предвидеть. Вопрос только: когда?