У меня был лучший друг
У меня был лучший друг, звали его Володя Стручков. Его имени нет в энциклопедиях.
Но, думаю, если бы кто-то организовал музей геологов Красноярского края, то портрет Володи не затерялся бы среди экспонатов. Он был очень молод, когда ему вручили орден за открытие Мессояхского газового месторождения.
И, конечно же, красивый, загорелый, слегка тронутый сединой, был он намного ближе к молодости, чем к старости, в 1991 году, когда , не дойдя до своего 53-летнего рубежа, вдруг умер от инсульта. Умер в отпуске, в разгар жаркого подмосковного лета... [!]
Мы познакомились с Вовкой, когда учились в восьмом классе и оказались за одной партой в сибирском городе Ангарске, куда судьба привела наши семьи. Вовкин отец погиб на фронте, а он в то время жил с мамой на оккупированной белорусской земле.
Иногда я спрашивал себя: что сделало нас друзьями? Ведь мы были такими разными! Я - неисправимый лирик, он - сдержанный, даже чуть суровый реалист, я - длинный и неспортивный, он - коренастый и увлечен классической борьбой, я любитель поговорить, а он - помолчать. Так и не нашел точного ответа.
Просто хочется думать, что для слияния душ нужны иные совпадения: искренность, добронравие, надежность, чуткость...
Я решил учиться на буровика, потому что увлекся романтикой этого дела мужественных людей еще в детстве, наблюдая работу отца и его друзей в Башкирии. Однажды я при Вовке рассказывал о нефти его маленькому брату Виталику. Придумал настоящую романтическую сказку о том, как когда-то люди вырыли глубокую-преглубокую яму и в самом ее низу увидели вход в огромную пещеру, а в ней стояла большущая глиняная ваза. И была она не пустая, рассказывал я. В ней оказалась волшебная черная жидкость. Она помогла людям сотворить много чудес: по дорогам побежали красивые автомобили, в небо, как легкие птицы, поднялись быстрые самолеты, а на врагов стали наступать грозные танки... Думаю, продолжал я, под землей - немало таких пещер, где можно найти эту волшебную жидкость. И я хочу трудиться вместе с теми, кто находит ее и дарит всем людям, чтобы им лучше жилось на земле...
Через много лет Виталик пошел не в буровики, а в моряки. А мой друг Вовка вдруг сообщил в десятом классе радостную новость: "Поеду учиться с тобой".
В первой половине 50-х годов, когда мы были старшеклассниками, наш город Ангарск побаивался хулиганской банды некоего Шишкина. Однажды вечером мы, несколько одноклассников, парней и девчонок, прогуливались по центральной улице. Она хоть и была центральной, но многолюдностью не отличалась. Вдруг навстречу - Шишкин с друзьями. Подошли к нам и мгновенно стали хамски приставать к нашей симпатичной Галке Шнягиной (через много лет она стала профессором в Иркутске). Реакция Володи была мгновенной. Кто-то из шишкинцев почувствовал его тяжелый кулак на своей челюсти, а Володю кто-то тут же ударил по спине. Мы еще не знали, что это был не просто удар - в позвоночник попало шило. Он застонал и негромко воскликнул: "Убегаем! Быстро!" В этом, действительно, было единственное спасение: шишкинцы не видели резона в погонях за случайными жертвами. Затем, помню, мы с Володей стояли в каком-то подъезде. Я видел, что ему плохо, он теряет силы. Помог добраться до дому... Лечили его несколько недель, многократно делали переливание крови и еще что-то. К счастью, лечение было успешным. Время бежало быстро, и вот уже мы стали студентами института нефти и газа в Москве. После первого курса у нас была геодезическая практика на холмистых просторах Подмосковья. Нас распределили по нескольким бригадам, каждая из которых делала "съемку местности" с помощью незаменимого полевого прибора-трудяги - теодолита. Естественно, было организовано соревнование бригад и по скорости, и по качеству работы. Показатели эти плохо совместимы, что и стало моей бедой. И случай этот был бы намного печальнее для меня, если бы не Вовка...
Начиналось солнечное июльское утро последнего дня практики. Наша бригада поработала на славу, опередила все другие. Нам оставалось только обвести тушью карандашные линии подготовленной карты местности. Эта карта трудно и долго рождалась бригадой в дни практики. Я проснулся раньше других в радостном предвкушении победы и вышел на террасу нашего деревянного домика. Там на столе лежала эта карта. И вдруг мне захотелось дополнительно приблизить нашу победу и обвести линии карты тушью, пока ребята высыпаются. Правда, святое дело этой обводки мы вчера решили доверить нашему бригадиру, опытному, основательному Грише, который был старше нас почти на 10 лет (война помешала учиться). Ничего, смелость города берет! И я начал трудиться. Но через несколько минут понял, что в торопливости своей допустил непоправимую ошибку: мои линии оказались раза в три толще, чем требовалось. До сих пор не пойму, как я мог сделать такое, но тогда я стоял и в ужасе смотрел на загубленную мной карту...
Наш бригадир и Вовка почему-то вышли на террасу вместе. Увидев плоды моего труда, они были ошеломлены, а затем Володя тихо сказал: "Гриша, отведи ребят на речку, когда проснутся, порезвитесь, а мы все, что надо, сделаем вовремя"... Подавленный, я сидел в углу террасы, украдкой наблюдая, как Володя копирует карту на другой лист кальки, а затем работает тушью. А он просто молчал и иногда поднимал на меня спокойные, добрые, даже чуточку веселые глаза. Мне первому он продемонстрировал новую, безупречную карту. Мы стали победителями только по качеству работы, однако и по скорости последними не были. Выпили понемногу какого-то портвейна за окончание практики. Я видел, что всем ребятам радостно, кто-то даже похвалил за "заключительный аккорд" нас с Володей, обоих. Возможно, пошутил...
Работать Володя поехал на север Красноярского края, в геологическую экспедицию.
Это было в 1959 году. Поселился в поселке Малая Хета, который мало кому известен. Здесь и женился на сибирячке Галочке. Жена его, Галина Ильинична, давно уже - родной для моей семьи человек. Она родила ему двух сыновей - северян.
А в семидесятые годы с орденом за открытие нового газового месторождения переселился он получил прямо-таки впечатляющий кабинет в одном из зданий центра Москвы и отдел, отвечающий за техническое обеспечение добычи целебных минеральных вод и их транспортировку по трубопроводам к местам потребления. Я любил при случае заглянуть в его кабинет, из огромного окна полюбоваться Москвой и несколько минут поболтать с моим старинным другом. Но последний раз я примчался туда в огромном волнении. Галочка позвонила мне и в ужасе сказала, что Володя увольняется и уезжает работать буровым мастером геологической экспедиции куда-то в глубинку Красноярского края, на реку Подкаменная Тунгуска, впадающую в Енисей. Ему уже шел шестой десяток. А он вновь, как в молодости, собирается окунуться в стихию бесконечной изнурительной борьбы с капризами земных недр, стихию бессонных ночей, дискомфортного быта, противостояния морозам и комарам, непрерывных, вязких хозяйственных хлопот. Все это уже подарило ему проблему здоровья. Куда же дальше?..
Он слушал мои доводы с доброй и чуть грустной улыбкой. И вскоре мягко попросил меня не тратить время на уговоры - своего решения он не изменит.
Раза два начинал звонить прямой телефон, соединяющий его с шефом, но трубку Володя не брал. "Видишь ли, - начал он свой недолгий монолог, - все, что нужно, я ему уже сказал. Дальнейшее общение с ним не имеет смысла. Ты знаешь не хуже меня, что в стране разрастается эпидемия коррупции и ее любимого отпрыска - криминальной коммерции. Мой шеф вдруг стал выкручивать мне руки: гляди, дескать, сквозь пальцы на некоторые хитрые нарушения экологических требований при оборудовании одного из курортов. Эти нарушения - не по халатности (то было бы полбеды). Эти нарушения - коммерция: что похуже - для страны, а что получше - для своего кармана. А я отказался быть участником преступления перед людьми. Шеф уже заявил мне, что мои "капризы" - это мой быстрый путь на улицу. Бодаться неохота: не он, так другой сворует - по всей стране расцветают игры без правил. Вот - и весь вопрос..." И добавил: "Так жить не буду. Немного поработаю в экспедиции, освежу душу, а затем приду в ваш институт. Готовь место в лаборатории года через три."
Мы тогда подходили к порогу девяностых... Через полтора года он умер от инсульта. Я прилетел из очередной сибирской командировки, поставил дома сумки, а тут - звонок Галочки: "Юра, у нас - беда ..."
Володя был в отпуске, отдыхал дома. В ту ночь у него очень болела голова.
Решил принять душ. Ему бы постоять под горячей струёй, а он опрометчиво сделал ее холодной. Сразу стало плохо. "Убил себя Вовка, - горько воскликнула моя жена, узнав про этот душ. - Видимо, слишком сжались сосуды..."
Прощаясь с Володей, я прочел посвященные ему стихи:
... Нас всех святая память вскачь
мчит из былого, так красива!
Но суждено ей, плачь - не плачь,
застыть сегодня у обрыва.
А от него - лишь путь назад,
по прожитым тобой страницам.
И с них для нас твоим глазам
через года всегда светиться...
Мое поколение детей войны уже нередко теряет друзей. В наших руках остается нравственная эстафета ушедших ровесников, через года светятся для нас их глаза. Думаю, мое поколение смогло достойно послужить делу и людям, не потеряло себя на ветрах перемен. Мы и ныне, по мере сил, не уходим от своих традиций.
Да, просторы нового века распахнуты для молодых. Сгодится ли наша эстафета тем, кому в этом веке предстоит долгий путь интересных дел и свершений?..
