СТАРИННЫЙ АЛЬБОМ

Альбом старинный, где немало
Портретов женщин молодых.
И старое вино в бокалах,
И тонкий аромат от них...
Гийом Аполлинер

Эта только-только открывшаяся в нью-йоркском музее Метрополитен выставка меня просто очаровала. Вот только названа она как-то скучно: «Мода и мебель в XVIII веке». Так и представляется нам ряд застывших манекенов в пышных одеждах позднего французского Ренессанса и такой же, но отдельный ряд образцов изысканной инкрустированной мебели. Между тем...
Те наши самые резвые читатели, которые, прочитав сообщение об этой экспозиции в календаре событий «Русского базара», помчались в музей, могут подтвердить: выставка необычна, интересна чрезвычайно, будит рой самых неожиданных ассоциаций. И тонкий аромат каждой страницы чудесного этого старинного альбома, сливаясь с нежным или терпким запахом следующего листка, создает яркий букет впечатлений, дарит какое-то приподнятое настроение, удивительную легкость и радость. Недаром, самое чудное, что можно увидеть в выставочных залах, это улыбающиеся, мечтательные лица зрителей, к тому же – зрителей невероятно заинтригованных. Может быть, изначально подспудной пружиной столь острого любопытства послужили два слова, предваряющие название выставки: «Опасные связи».
Опасные связи. Любовные связи... И не говорите, что для вас слова эти ничего не значат, воображение ваше не будоражат – не поверю. «Лет до ста расти», а любовь во всех её проявлениях - понятие многозначное, не теряющее могучей притягательности и особого, личного интереса. Что и отметил, следуя за всеми поэтами мира, великий Аполлинер, говоря о земных радостях:
Любовью этот мир согрет,
Любовью он живет и дышит!
С восклицательным, заметьте, знаком.
Именно этот восклицательный знак соотносительно с любовью (эдакой легкой, необременительной) и есть, так сказать, логотип выставки. Ах, любовь!
И если обычно любые экспозиции знаменитого метрополитеновского Института костюма, будь-то «Рок-мода», платья королевы Александры или пропаганда мужской юбки, проходят традиционно в самом нижнем этаже огромного музейного здания, то на этот раз не показ, а немое театрализованное действо перенесено в анфиладу залов, демонстрирующих убранство комнат и французских аристократических салонов времен правления Людовиков XV и XVI.
Ох уж этот стиль рококо! Великолепные вычурные извивы орнаментов, мастерские аппликации перламутром, золотыми пластинами, слоновой костью, синкопированный ритм узоров, непередаваемая грациозность форм – декоративное искусство на взлёте. И это вовсе не выставка мебели, а представление тех, отошедших в вечность, тяготеющих к некой интимности, к продуманной асимметрии, к не преходящей праздничности интерьеров, которые реально существовали и во Франции королевской, и в годы версальской буйной агонии, и в екатерининской России, и даже в чопорной Англии. Что мы и видели на многочисленнейших картинах, рисунках, офортах самых разных художников того времени. И преподаны нам эти комнаты- гостиные, столовые, будуары, спальни – в гармоничном единстве мебели, росписи и золоченой лепнины стен, ковров, виртуозной мозаики паркета, картин – большей частью любовных мифологических и романтических пасторальных сюжетов, музыкальных инструментов, фарфоровой посуды, статуэток и ваз, всяческих мелочей.
Меня всегда забавляет, когда на предложение пойти в Мет (так по-дружески называют американцы свой Главный музей) я слышу высокомерное: «Я там уже была». Я «там» была энное число десятков раз, а вот в этих фешенебельных апартаментах – не приходилось, как, впрочем, наверно, ещё во многих залах. Чёрт возьми, как богат, как многообразен, как неисчерпаем этот музей! Удовольствие, которое получила я от последнего культпохода – огромнейшее.
Суть выставки в том, что все эти комнаты XVIII века «заселили», и каждая из них – отдельная новелла, умело декорированная сценка из жизни, живая иллюстрация к отшумевшим любовным коллизиям, бесконечно, всякий раз в новом антураже, повторявшимся и в наше время по-своему, разумеется, повторяющимся. И никакого ренессанса в жизненно основополагающих отношениях мужчины и женщины в общем-то и нет. Декорации другие – вот и всё.
Отрадно слушать у камина
Напевы музыки старинной
И нечто новое порой
Извлечь из старины седой.
Наверно, Шадерло де Лакло, завершив свой, ставший безумно популярным роман ( в письмах – мода!) «Опасные связи», и не мечтал о таких блистательных иллюстрациях. Будто повторяя давние, эпохи прославленной маркизы де Помпадур и мадам де Ментенон гравюры, целуются украдкой весь в шелках и кружевах кавалер и милая его пудреная манерная дама... Снова поцелуй, куда более страстный: он в расшитом камзоле, туфлях на каблуках – мужчины ещё более женственны, чем сейчас, хотя, казалось бы, куда уж... Дамы, бедняжки, затянуты в жесткие корсеты. Как эту пытку выдерживают, даже представить в наше время разношенных кроссовок и отвисших футболок невозможно. Но что поделать – мода. Одна такая бедолага прямо-таки хлопнулась в обморок, впрочем, обмороки тоже были в моде. Дам в неглиже тоже предостаточно.
Мода во все времена была много больше, чем стиль одежды: это был стиль жизни, разный для дворянства, купечества, простонародья. Тут, на выставке, переходя от комнаты к комнате, наблюдаем мы моду, принятую в обществе, поименованном высшим; стиль и образ жизни, продиктованный богатством, требующий максимального комфорта и личного удобства, а вот одежда, пусть и роскошная, и (по представлениям двухсотпятидесятилетней давности) элегантная, в то же время максимально неудобна. Как и макияж, а уж в особенности прически: вот куафёр, парикмахер то есть, стоя на лестничке, колдует, сооружая некое подобие башни на голове знатной клиентки. Наверно, мучались, страдалицы, головными болями. Вес парика вместе с украшениями достигал трех-четырех килограммов.
Ка-а-акая мебель. Из ценнейших пород дерева, разумеется, инкрустации, гнутые ножки, драгоценнейшая обивка, нежнейшие пастельные тона... Работа знаменитых по сию пору Ризенера, Леларжа, Карлина, Сэне, Жакоба... А музыкальные инструменты – клавесин, лютня, арфа... «Урок музыки»: живо воспроизведенное одно из эротических писем-новелл де Лакло. Игра на арфе юной аристократки отлично совмещается с любовными играми с молодым стройным учителем.
Вообще, эротики, хоть отбавляй. Да и на чем строилась (и строится!) жизнь во всех слоях общества! Сексуальность, куртуазность пронизывают практически любую сцену, даже игру в карты. Какие позы, пластика, выражение лиц – каждый манекен замечателен, каждый персонаж – индивидуальность. Так же, как каждая комната, будь это будуар Марии-Антуанетты в Версале, музыкальный салон или тесная комнатка в отеле, наделенные своими особенностями, своим декором, композиционно абсолютно разные.
И сцена трагическая (где жизнь, там, увы, всегда найдется место трагедии) – в гостиничном номере случилось нечто непоправимое: девушка на постели мертва, а её спутник в ужасе и отчаянии, сжавшись в комок, сидит на полу у её ног.
До изобретения фотографии оставался век. А ведь так хочется оставить по себе память, да и просто взглянуть на себя со стороны. Живописец - вот кто мог помочь в неуёмных этих желаниях. В одной из комнат и показан процесс творчества: мастер пишет портрет очаровательной дамы в присутствии ревнивца-мужа.
Каждая комната – произведение искусства, и почти в каждой комнате живописное полотно: «Автопортрет с арфой» Роз Аделаиды Дюкруа; «Людовик XV – в детстве» Гиацинта Риго; мраморный бюст этого короля-долгожителя (правил почти полвека и престол передал взрослому правнуку) работы самого Жан-Батиста Лемуана...
Наблюдая за извивами стиля рококо, мы видим, как в недрах его даёт ростки неоклассицизм, который расцветёт едва ли не через столетие: поклонение античности, эстетика и даже чуть-чуть, самую малость - налёт метафизики.
А в целом – впечатление светлое. Так и хочется вернуться на выставку в музей Метрополитен, в Манхэттен, на угол 5-й авеню и 82-й улицы (поезда метро 4,5,6 до остановки «86 Street». Поспешите туда, чтобы можно было и о вас сказать: в «Опасных связях» – замечен.