ВЕЛИКИЕ ХОРЕОГРАФЫ: ЛЕОНИД ЯКОБСОН

В январе исполняется сто лет со дня рождения Леонида Вениаминовича Якобсона, гениального хореографа ХХ века. Его мышление было абсолютно самобытным, его фантазия была неистощима.
Судьба любой личности в искусстве складывается нелегко, а судьба самобытного художника, не признававшей конформизма в искусстве, в советской России складывалась к тому же и несправедливо, даже трагически, я думаю, Якобсон не сделал и половины из того, что мог сделать.
Естественно, в одной статье невозможно рассказать о творчестве Якобсона, я только постараюсь проследить повороты его судьбы.
Якобсон закончил Ленинградское хореографическое училище в 1926 году, танцевал в театре им.Кирова, работал как артист и балетмейстер в Большом театре, затем вернулся в театр им.Кирова, но уже только в качестве балетмейстера. Что написано о нем в «Большой российской балетной энциклопедии»? «Заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии, лауреат Парижской Академии танца. ...в 1942 - 50 и 1955 - 75 годах балетмейстер театра им.Кирова. ...Последователь и продолжатель М.Фокина, Якобсон всегда шел «против течения». В раннем творчестве отрицал классический танец, позже стал инициатором возвращения в балет танцевальной пластики...Утверждал драматический балет, но в отличие от принципов ...драмбалета использовал специфически хореографические способы решения сюжета. Всегда искал новые выразительные средства и формы...вернувшись в зрелости к классическому танцу, Якобсон трансформировал его, благодаря чему отразил причудливость современного мироощущения... В 1969 году Якобсон стал инициатором создания и художественным руководителем ленинградской труппы «Хореографические миниатюры»... Умер Якобсон в Москве, в 1975 году, похоронен в Ленинграде.
Кто-нибудь из читателей еще помнит бытовавшее (в какие годы - не помню) двустишие: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги»? Это о судьбе Якобсона. Да, отрицал, да, утверждал, да, использовал, трансформировал и создавал...но какой ценой?
Вдова Якобсона Ирина Якобсон (Певзнер), бывшая танцовщица театра им.Кирова, и Владимир Зайдельсон, директор «Хореографических миниатюр» и верный поклонник театра Якобсона, издали в 1993 году в Москве книжку маленького формата, но бесценную по содержанию: «Беседы о Леониде Якобсоне, или Необходимый разговор и письмо, посланное вслед» (Диалог-воспоминание о жизни и творчестве хореографа). Эта книга при некоторой пристрастности авторов, не всегда справедливо характеризующих людей, окружавших Якобсона, - бесценный документ для советских историков, для тех, кто сегодня говорит: «А все-таки раньше государство хотя бы поддерживало театры материально ...» Да, поддерживало и содержало, но книга «Беседы»- свидетельство того, какой чудовищной ценой платили художники за эту помощь, в какой унизительной зависимости они находились от безграмотного советского начальства. Кроме того, в 2001 году издательство «Эрмитаж» в Америке выпустило в свет книгу самого Якобсона, которая не была издана в советской России: «Письма к Новерру». В этой книге Якобсон излагает свои творческие идеи в форме писем к великому предшественнику. В своей статье я частично пользуюсь фактами, изложенными в «Беседе», частично - своими воспоминаниями.
Якобсон вначале ставил для хореографических училищ. В 1940 году перед самой войной его послали в Казань, «поднимать» балет Татарской республики. Якобсон должен был поставить балет «Шурале» на музыку татарского композитора Ф.Яруллина. Но по воле рока и мировой истории в день генеральной репетиции была объявлена война... Спектакль пошел потом в Ленинграде и Москве, переименованный позднее в «Али Батыр»: балет, по мнению начальства, не мог называться именем отрицательного героя, лешего Шурале! Я хорошо помню премьеру в Ленинграде 1950 года! Вместо пантомимы с танцами (последние спектакли драмбалета) - настоящий современный балет с необычной танцевальной лексикой! А какие там были актерские работы! От исполнителей главных ролей до самых эпизодических все казались гениальными танцовщиками! Якобсон обладал удивительным даром: у него было «чутье» на актера, и он умел заставить их делать то, что было им задумано. В работе, правда, был Якобсон неумолим и несдержан, так что слава о его дурном характере и о том, как тяжело с ним работать, сопровождала хореографа всю жизнь, я сама слышала жалобы от многих танцовщиков...но после окончания работы, ни один из жалобщиков больше не говорил о нем ни одного дурного слова: результат был великолепный, а это актеры тоже умеют ценить. Многие исполнители создали себе славу в балетах Якобсона. Не только известная балерина Алла Шелест, возможно, станцевала свою лучшую роль в его балете «Спартак», но Якобсон буквально открыл нам, какими уникальными пластическими возможностями, каким актерским даром обладают начинающие классические танцовщики Наташа Макарова («Зоя в «Клопе») или Михаил Барышников. Концертный номер Якобсона «Вестрис» Барышников танцевал некоторое время и на Западе.
Это умение Якобсона работать с танцовщиком особенно ярко проявилось в «Хореографических миниатюрах» (1958 год). Само название объясняет жанр балетного вечера, спектакль состоял из одних шедевров хореографических и актерских! К сожалению, это умение ставить «на актера» имело и свою оборотную сторону: не всегда следующие исполнители номера могли танцевать на том же уровне. И тогда номер «угасал»... Кто из зрителей того времени не помнит три миниатюры, навеянные скульптурами Родена : «Вечную весну», «Поцелуй» и «Вечный идол»! Особенно запомнились мне оба состава «Вечного идола», равнозначные по уровню исполнения и такие различные по сути! Алла Шелест и Игорь Чернышев танцевали тему неразделенной физической любви. В другом составе артистов Инна Зубковская только позволяла себя любить. Тем трагичнее была любовь к ней Святослава Кузнецова, неразделенная любовь к вечному бесчувственному идолу.
В 1975 или 1976 году, во время первых спектаклей новой труппы Якобсона, я увидела этот триптих в исполнении молодых танцовщиков и не могла поверить, что вижу ту же хореографию. Триптих был поставлен на лучших артистов театра им.Кирова, равных которым у Якобсона в его театре не было. И магия этой постановки исчезла! Такова, повторяю, оборотная сторона творческого союза хореографа и артиста при создании балета. Конечно, это касается не всех ролей и балетов, созданных Якобсоном. Но после того случая я старалась больше не смотреть программы, включавшие шедевр прежних лет - «Триптих Родена».
Но я обещала рассказать о судьбе Якобсона в советском театре. Вернемся немного назад. Итак, работа над балетом «Шурале» в театре им.Кирова, по воспоминаниям жены хореографа, шла в атмосфере активного недоброжелательства со стороны партийного руководства и даже танцовщиков. Несомненно, официальный антисемитизм, вспыхнувший в конце 40-х годов, тоже играл свою роль. На обсуждении балета до премьеры только умный политик Петр Гусев, который тогда был художественным руководителем балетной труппы, спас положение, обещав переделать конец на более оптимистичный. Якобсону пришлось тогда уступить. Успех спектакля у публики был огромный. Якобсон получил за постановку балета Сталинскую премию. И вдруг...Одна из центральных газет напечатала статью А.Андреева (характерный танцовщик и бездарный хореограф Кировского театра): «Космополит в балете». Им был назван Якобсон, он-де и враг советского балета, и отщепенец, и космополит (таким словом прикрывались антисемиты). Якобсона выгнали из театра. И все-таки судьба Якобсона хранила. В начале 50-х годов по такому доносу он мог бы и головы не сносить, а он остался жив! В 1936 году после разгрома музыки Шостаковича, а заодно и балета Лопухова «Светлый ручей» (с теми же формулировками) балеты хореографа были запрещены и преданы забвению. Якобсона только выгнали из театра, а «Шурале» продолжал идти.
Но после смерти Сталина перемены начались и в театре, во главе балетной труппы поставили Лопухова. Именно благодаря Лопухову, я уже писала об этом в предыдущей статье о Григоровиче, творческие люди получили возможность работать: Лопухов всегда стоял на стороне талантов, на стороне поисков новых путей. Когда Лопухов предложил Якобсону поставить балет, он прекрасно понимал, какие трудности его ждут. А конфликтов вокруг новой постановки возникло множество! Прежде всего композитор А.Хачатурян, к тому времени уже классик советской музыки, не разрешал сократить партитуру, написанную на довольно рыхлое либретто Н.Волкова. Якобсон переставлял музыкальные куски, стараясь придать произведению более стройную драматургию. Оба, и Хачатурян и Якобсон, обладали «взрывными» темпераментами, объяснение между ними дошло до драки посреди Невского проспекта. Конфликт у хореографа был и с артистами. Это сегодня все вспоминают: ах, как гениально были решены сцены боя в виде движущихся античных «барельефов»! А «гадитанские девы», а дуэты на полупальцах! А тогда труппа, воспитанная на том, что настоящее искусство - это только классический танец, принимала новшества Якобсона в штыки. Как рассказывает участница спектакля Ирина Якобсон, хореографу приходилось лгать артистам, когда он ставил им «невыворотный» танец на полупальцах. «Все будет на пальцах, не волнуйтесь, - говорил он, - это мы пока ищем, пробуем».
Но спектакль вышел в 1956 году и по тем временам был одним из счастливейших событий балетной жизни России. Затем, когда через двенадцать лет Григорович поставил в Москве своего «Спартака», общим мнением этот балет был признан выше постановки Якобсона. Якобсон написал статью: «Почему мой балет лучше балета Григоровича», но никто тогда статью не напечатал, и к лучшему. Неэтичность подобной статьи Якобсон не понимал, этическое отношение к чужому творчеству и скромность вообще не были ему свойственны, а обернулась бы подобная статья против него самого. Я не буду вдаваться в полемику. Время показало жизнеспособность балета Григоровича. Балет Якобсона, несмотря на отдельные гениально поставленные сцены, сошел со сцены, был возобновлен и снова сошел навсегда. Конечно, одна из причин заключалась в том, что Якобсону не удалось преодолеть музыкальные длинноты, но я думаю, что Якобсон был гением миниатюры, он умел в сжатой форме создать законченное произведение. Целый четырехактный балет был для Якобсона непреодолим. Такова была природа его Божьего дара: создание малых форм в балете.
Якобсон поставил в театре им.Кирова еще три балета. Сам Якобсон считал, что неудач и провалов у него не было. Но это не совсем верно, да так и не бывает в искусстве. Балет «Клоп» был несомненной удачей хореографа, а в балете «Двенадцать» по поэме А.Блока в моей памяти сохранился только один «плач» Петрухи по убитой им Катьке. Это был монолог даже не плача, пожалуй, а «воя» Петрухи, гениально созданный пластически и не менее гениально исполненный Игорем Чернышевым. Но балет не может жить только благодаря одному монологу...» Балет-сказка «Страна чудес» был очень поэтичным, но, к сожалению, не удержался в репертуаре. Сняли эти спектакли по приказу свыше. Я думаю, Якобсон понял, что в академическом театре ему не дадут работать, тем более что с середины 50-х балет находился в руках консерватора Константина Сергеева.
И Якобсон начал добиваться разрешения создать свою собственную труппу. Сначала ему обещали дать коллектив в Москве, но в последний момент отдали его Игорю Моисееву. Тогда Якобсон начал вести переговоры с ленинградскими властями. И тут, казалось, судьба снова предоставила ему шанс. Уже был объявлен конкурс в труппу, создаваемую Якобсоном. Но в последний момент и этот коллектив отдали другому руководителю, Гусеву. Гусев, на мой взгляд, старался помочь Якобсону. Он предложил ему поставить с этим коллективом целиком первую программу, поставить все, что он хочет. Но Якобсон, который чувствовал себя обиженным, не согласился. Думаю, что Ирина Якобсон не права, считая, что Гусев хотел руками Якобсона создавать свой коллектив. А если даже и так, то ведь он предложил это Якобсону, а не кому-то другому. Гусев был боец, закаленный в боях с советской властью, но он понимал искусство и всегда старался поддержать настоящих творцов. Приглашая «политически неблагонадежного» Якобсона, Гусев проявил большую смелость и уважение к творчеству хореографа.
Но судьба в третий раз как будто улыбнулась хореографу. Гусев с собственным театром не справился, и его все-таки отдали Якобсону. Я помню собрание этого коллектива, которое происходило во Дворце искусств в 1975 году. В зале сидели отобранные по конкурсу молоденькие танцовщики, а на сцене стоял Якобсон и восторженно говорил о сказочных перспективах театра, о новом репертуаре, о заграничных гастролях! Как он был счастлив! Как ликовал! Сколько у него было увлекательных замыслов!
Репертуар он действительно создал, необычный, яркий, якобсоновский. Он создал труппу солистов, а не обычную труппу солистов и кордебалет (так в Америке были созданы труппы Марты Грэм, Альвина Эйли и других модернистов). Хореограф, как всегда, стремился выявить индивидуальность каждого танцовщика. Но танцовщики с трудом воспринимали стиль и темп работы Якобсона. Ленконцерт, к которому принадлежал коллектив Якобсона, тоже ставил палки в колеса. Якобсон записал в своей тетради :»Я получил свой театр слишком поздно...Но я докажу им, что можно успеть...» Ему уже было под семьдесят. Он ставил одновременно несколько номеров, создавая две различные программы к открытию театра. Его фантазия и работоспособность не имели предела! Конечно, не все артисты сопротивлялись работе с Якобсоном. Временно к нему в труппу пришла работать легендарная балерина театра им.Кирова Алла Осипенко со своим мужем и партнером Джоном Марковским. Якобсон поставил для них две замечательные новые миниатюры: «Минотавр и Нимфа» и «Полет Тальони». Помню на премьере прелестную Татьяну Квасову, которая теперь работает репетитором в театре Бориса Эйфмана. В труппе танцевал Володя Зинзинов, трогательно влюбленный в творчество Якобсона. Зинзинов из любви к Якобсону стал фотографом, снимал Мастера на репетициях, фотографировал его спектакли и тем самым сохранил их для истории. Были, естественно, и другие артисты, которые и сегодня чтут память мастера.
Но вся работа проходила в непрестанной борьбе с властями. На генеральной репетиции перед открытием театра мы успели увидеть многие новые балеты, которые местное начальство не допустило к показу на премьере, в том числе один из лучших балетов Якобсона «Свадебный кортеж», еврейскую свадьбу. Якобсон спорил, объяснял, добивался. Вновь шли прогоны запрещенных спектаклей для партийного начальства, за ними следовали обсуждения, осуждения...Якобсон нервничал, срывался, кричал. Он не умел быть дипломатичным. Устав от безграмотных придирок, он накричал и выгнал из зала заведующую отделом культуры горкома...кричал горкомовской комиссии на обсуждении: «Вам не место в искусстве! Вы не черта в нем не понимаете!» В ответ на это театр сделали невыездным, хотя почти все запрещенные балеты в конце концов разрешили, кроме все того же «Свадебного кортежа». Нельзя без содрогания и боли читать письмо, которое Ирина Якобсон написала Зайдельсону о последнем годе жизни Якобсона. Что-то все время запрещали, Якобсон бегал по инстанциям. «Сегодня ходил - не приняли. Завтра ходил - отказали. Потом не было пропуска в Смольный. Потом не было человека, который вам нужен. Это так унизительно!» На одно из обсуждений балета «Клоп» пригласили критика Энтелиса, известного своей беспринципностью. После спектакля он пришел за кулисы и восхищался балетом, на обсуждении же в присутствии обкомовской комиссии сказал: «Клоп» - это вообще не спектакль, а антисемитский анекдот!» Почему антисемитский?
Якобсону разрешили поехать в Италию, ставить в «Ла Скала» вместе с Любимовым спектакль, посвященный итальянской компартии. Из Италии Якобсон вернулся больной: у него обнаружили рак, который зрел уже много лет. Когда Фурцеву на посту министра культуры сменил Демичев, он почему-то отнесся к Якобсону с большей долей терпимости, чем остальные власти. Обещал, что никто теперь, кроме самого Демичева, не будет проверять работу Якобсона, т.е. оставил контроль над творчеством хореографа за собой. И хотя контроль чиновника над творчеством само по себе явление унизительное, Якобсон и этому радовался: все-таки удалось добиться включения в репертуар «Кортежа»... Якобсону становилось все хуже и хуже. Несмотря на это, он поехал в Москву на прием к Демичеву, чтобы обсудить планы театра. Ожидая приема, вдруг сказал жене: «Ну вот, теперь все...» И упал. Якобсона увезли в больницу, откуда он уже не вышел. После смерти Якобсона Демичев проявил участие в деле о похоронах Якобсона в Ленинграде. Когда Ирина пришла к сотруднице, которой было поручено это организовать, та спросила Ирину, чем еще они могли бы ей помочь. Ирина попросила разрешения похоронить Якобсона на Волковском кладбище, где были похоронены многие видные деятели русской культуры, включая А.Я.Ваганову и др., и аргументировала свою просьбу тем, что Якобсон 50 лет работал в кировском театре, свой театр сделал. Сотрудница ответила: «Театр он сделал, а народного артиста он себе не сделал. А там мы хороним только народных артистов СССР».
Что же происходит с наследством Якобсона сегодня? К сожалению, оно постепенно исчезает. По ряду причин бывший театр Якобсона перестал танцевать его репертуар. Что-то возобновляли в Мариинском театре, но сейчас там о Якобсоне никто не вспоминает. В Петербурге Никита Долгушин восстановил в своем театре при Консерватории некоторые из миниатюр. Но много ли народу их видит? Столетие со дня рождения Якобсона никто в России не праздновал. Делались попытки что-то предпринять, но все уперлось в отсутствие денег, а главное - в равнодушие руководителей театров. Кроме того, жалуются на наследницу, Ирину Якобсон, которая живет сейчас в Америке: она хочет осуществлять безоговорочный контроль над возобновлением балетов Якобсона и из лучших побуждений создает массу препятствий всем, кто хочет над этим работать. Я не знаю подробностей отношений Ирины Якобсон и театров, не знаю, в чем их разногласия. Но я знаю, что наследие Якобсона постепенно исчезает, имя живет только в благодарной памяти его современников. Мы уже лишились по вине советской власти балетов таких великих личностей начала века, как Федор Лопухов и Касьян Голейзовский. Неужели Якобсон будет следующим? Как обеднеет от этого сокровищница русского балета! Какая это будет еще одна трагическая несправедливость судьбы и людей по отношению к великому хореографу!