Обнаженная королева (исторический детектив) - продолжение

ГЛАВА 10
Птицы смерти

Элеонора - Маске. 2 мая 1586 года. Шифр 7А.
Приказ Звезды - как можно скорее организовать устранение Пуританина и его ближайших помощников. Убыстрить проведение двух главных операций.

* * *

Предстоял напряженный день. В 7 часов утра Вальсингам уже сидел в своем секретном кабинете и как всегда обдумывал план дня: бисерным почерком на маленьком листе бумаги было уже вчера записано все то, что предстояло выполнить сегодня. [!]В конце дня листок сжигался, а невыполненные пункты переносились на листок следующего дня. Сегодня был понедельник: предстояли встречи с тремя секретарями и двумя главными помощниками. Первым он примет Фелиппеса, надо обсудить результаты слежки за перепиской «грудастой змеи» (Марии Стюарт). Затем он примет второго секретаря - Артура Грегори, который ведал секретной перепиской со всеми английскими посольствами. Затем черёд Френсиса Миллса, занимавшегося внутренними делами. В 12 - завтрак, затем - встреча с Робертом Сессилом, его вторым помощником, с которым нужно обсудить предстоящий доклад королеве. В три часа - обед и изматывающие разговоры с Уильямом Девисоном, его первым помощником. Девисон с мелочными подробностями будет нудно докладывать ему все дела ведомства иностранных дел, сплетни о королеве, о Сессиле, об Эссексе, все, что происходило в парламенте, во дворце и офисах Лорда-главного судьи и Лорда-генерального прокурора. Затем - ужин и доклад Роберта Пули о том, как зреет заговор Бабингтона. С Пули они кончат около полуночи. И тогда необходимо продумать общий план операций по активной слежке за испанским флотом. Собственно, слежка уже давно ведётся, но результаты её пока ещё незначительны.
Через двадцать минут в кабинет войдёт Фелиппес. Но до этого минут пятнадцать можно провести в сладкой утренней дрёме. Ничто так не освежает сэра Френсиса, как эти 15 минут дрёмы и затем бургундское из старинного серебряного кубка. Всего 3-4 глотка, и он начнет работать как юноша. Сон, 3-4 глотка бургундского, а затем этот Фелиппес. Сэр Френсис давно уже научился относиться к людям с легким презрением. И к друзьям, и к врагам. К друзьям даже более презрительно. Но к Фелиппесу он относится с отвращением. Начать с того, что он не любит рыжих. Как-то он прочел в одном трактате по магии, что рыжие бывают или очень дурными, или очень добрыми людьми. Но он не встречал очень добрых рыжих. А этот Фелиппес... Гений по части шифровки и дешифровки, а в остальном - скотина... И всегда потный... О, Господи... всегда с грязными ногтями. И это надо терпеть... Но Фелиппес хотя бы не опасен... Сэр Френсис знает о нем такое, что... галеры ему уготованы. Дорого бы отдал Фелиппес, чтобы заполучить всего две бумаги вон из той коробки. Может быть, он их и отдаст когда-нибудь ему, но не сейчас. Фелиппес не опасен, даже наоборот, он относится к сэру Френсису с собачей преданностью. Опасен по-настоящему другой рыжий - Роберт Сессил. Сэр Френсис вынужден был назначить его своим вторым помощником. Потому что отец Роберта - всесильный Вильям Сессил, лорд Бергли. Не только бессменный первый министр Англии, но и его, сэра Френсиса, учитель и покровитель. Но теперь медленно, шаг за шагом, Роберт вытесняет сэра Френсиса. Неожиданно появляется Шевалье:
- Сэр Френсис, господин секретарь Миллс просит срочно его принять. Очень важный дело. Лицо очень позабоченный...
Шевалье любил в кратких докладах сэру Френсису делать некоторые психологические наблюдения, и сэр Френсис этому не препятствовал, поскольку замечания слуги бывали верны, а порой и забавны.
Все сотрудники Вальсингама знали его страсть к раз и навсегда заведенному распорядку работы. Если Миллс намеревался нарушить расписание аудиенций, то это говорило о совершенной необычности и срочности дела. Вальсингам неприязненно поморщился и коротко сказал: Зови!
Через несколько минут в дверях появился секретарь Вальсингама Френсис Миллс.
- Простите, сэр, но дело показалось мне настолько срочным, что я...
- Ладно, ладно, извиняться будешь потом. Садись и кратко изложи суть дела.
- Фагот получил из французского посольства от Шереля сообщение: Филипп отдал приказ какому-то агенту в Англии убить вас и назначить сроки двух других операций.
- Что за агент? Мы его знаем?
- Нет, сэр, это особо законспирированный агент. Связь с ним поддерживается посредством отдельной курьерской связи. Только для него выделен один особый курьер. Шерель даже не знает клички агента. Он слышит о нем только второй раз.
- Хорошо, - сказал Вальсингам глухо, - можешь идти, я подумаю.
Весь великолепно спланированный день летел к черту. Сэр Френсис не сомневался, что речь шла о Маске. Приказ убить его, сэра Френсиса. А две другие операции - это, несомненно, убийство Елизаветы и спасение Марии. Значит, они, видимо, хотят так: убить его... паника... Все в замешательстве... тогда убивают Елизавету... еще большая паника... и тогда спасают Марию Стюарт. Собственно, если удастся убить Елизавету, то Марию никто и охранять не будет. Потому что она становится единственной законной наследницей английского престола. Половина охраны разбежится, а половина упадет на колени перед новой королевой и станет ее лейб-гвардией. Продумано неплохо. Пока он здесь возится с этим Бабингтоном... Надо что-то срочно предпринимать. Думай. Быть может, на размышление тебе дан всего день-два. Ты сам знаешь возможности Маски. Говарда убили. Следующая цель - ты. Сэр Френсис встал из-за стола, подошел к окну, прижался лбом к стеклу. Так простоял минут пятнадцать. Потом снова вызвал Миллса.
- Вот что, Миллс, слушайте внимательно и исполняйте немедленно, вне всякой очереди. Прежде всего, надо усилить охрану королевы. Подберите человек 20, очень сильных и преданных. Из городской стражи. При ней, рядом с ней, непосредственно около нее должны находиться три телохранителя. Меняться каждые четыре часа. Внушите им, что один малейший недосмотр и... они будут повешены. Вы понимаете меня? Затем… пошлите кого-нибудь, скажем Пули, да, лучше всего именно Роберта Пули, в Данию. Он должен найти там... вы сами знаете кого. Скиталец должен быть ликвидирован. Вы поняли?
Дверь за Миллсом закрылась, а сэр Френсис еще долго рассеянно глядел ему вслед. Это все, разумеется, важно, но не это - главное. Главное - найти Маску. Как? И вдруг интуиция, его внутреннее «Я» подсказало единственно верное решение. Единственное. Ехать ТУДА самому. Немедленно. Не теряя ни минуты.
Он позвонил в бронзовый колокольчик. Явился Шевалье.
- Вот что... Пойдешь к каретнику Роберту Генри на Каретный двор. Возьмешь у него коляску попроще (сэр Френсис поморщился, представив себе эту коляску «попроще»), скажи - напрокат для твоего господина, торговца кожами. Приготовь все, что надо для поездки на два дня. Это - абсолютный секрет. Для всех. Понял? Для всех! Поедем переодетыми. Я, ты, Йоркширец. Подбери грума из самых сильных ребят. Я, значит, буду торговец кожами, ты - шерсть покупаешь, торгуешь с Голландией. Йоркширец - наш слуга. Ясно? У всех - скверная одежда, пистолеты, шпаги, ножи. Чем раньше тронемся, тем лучше.
Через три часа коляска уже катила по широкой дороге среди дубового леса. Под копытами лошадей хрустели сухие ветви. В старом лесу все было по-майски молодо, зелено, свежо. Соловьи перекликались друг с другом. Заходило солнце. Алые лучи заката пронизывали лес, падали кровавыми пятнами на кусты терновника, на дорогу, на огромные весенние лужи. Дубняк сменился мрачным сосновым лесом. Мачтовые сосны, высоко поднявшие на своих голых красных стволах зеленые кроны, тесно сжали дорогу, грозясь совсем загородить ее. Потом вдруг показалось забытое сельское кладбище. Вороны, словно вестники смерти, еще более черные и страшные в алом свете заката, каркая, перелетали с могилы на могилу. И, глядя на них, Вальсингам стремился поймать то неуловимое, что знает только один Бог, - смысл всего земного, суетного и великого.
Потом выехали из леса, дорога побежала среди полей, но долго еще отдаленный гул сосен все говорил и говорил о вечной и величавой жизни. А коляска уже въезжала по дну неглубокого оврага через одичавший парк в какую-то старую усадьбу. И вдруг справа начала стремительно подниматься громада мрачного замка Татберри. Когда-то им владел граф Глостер. Говорят, что по замку до сих пор ходит привидение одной из ее любовниц, которая пыталась опоить его колдовскими травами и которую он своим судом заточил в подземелье. В бешенстве рычат где-то страшные сторожевые псы, потомки тех шотландских овчарок, которых выводил еще старый граф Глостер. В саду - костер. Крепко тянет дымом вишневых сучьев.
Коляска подъехала к воротам замка.
- Кто? - выскочил из караулки солдат с алебардой.
- Позови сэра Эмиаса!
- Не велено! Ночью не…
- Молчать! - с тихим бешенством сказал Вальсингам. - И не-мед-лен-но сэра Эмиаса Паулета!
Солдат исчез. Вальсингам вылез из коляски и огляделся. Старый замок стоял темной и мрачной громадой. Вдруг ему показалось, что где-то высоко в одном из освещенных окон скользнула тень. Легкое, чуть заметное движение. И замок снова замер.
За решетчатыми воротами послышался громкий голос сэра Эмиаса Палета. коменданта замка, который кричал на солдата:
- Кто, черт возьми, какие болваны прикатили сюда ночью? Я приказал сюда после 7 часов вечера никого не впускать. Ни самого Господа, если он вдруг предстанет перед твоей дурацкой рожей.
- Насчет Господа поосторожней, сэр Эмиас! - негромко произнес Вальсингам.
- Сэр Френсис? - удивленно спросил Паулет, сразу изменив интонацию.
- Тише, Эмиас, - снова негромко произнес Вальсингам, - и впустите, наконец, нас.
В гостиной Паулета около яркого камина Вальсингам неторопливо сказал:
- Я приехал лишь на ночь. Об этом визите никто не должен знать. Никто... Даже упоминание о сегодняшней ночи в разговоре друг с другом - государственная измена.
Слушайте меня и ни о чем не спрашивайте. Я должен поговорить с нашей пленницей... Вы даже не представляете себе всю важность этого разговора. На каком она этаже?
- На третьем, то есть в Восточной башне, почти под крышей.
- Хорошо, за 15-20 минут Вы должны убрать из Восточной башни все, что там есть живого. Затем доложите обо мне госпоже Марии Стюарт. Я разрешаю вам, - это, разумеется, в первый и последний раз, даже обратиться к ней: «Ваше Величество».
- Ваше Величество?! - изумленно спросил Паулет.
- Паулет, мне важно, чтобы она приняла меня сразу, а не устраивала споры и истерики из-за формы обращения. - Я приказываю Вам. Ясно? Ответственность на мне. У лестницы будут дежурить они... - Вальсингам показал глазами на Йоркширца и Шевалье. Каждый, как по команде, положил руку на эфес своей шпаги.

ГЛАВА 11
Королева обнажается

Скучна и однообразна жизнь узника. Но сегодня одно событие было необычным. После обеда, как всегда, Мария Стюарт отправилась на прогулку на своем любимом вороном, Парижанине. Это была единственная роскошь, которую не сумел ещё запретить ее тюремщик, мерзавец Эмиас Паулетт. В этот день, возвращаясь, она, как всегда, спешилась в небольшом овраге, заросшем ольхой, бузиной и орешником, около родника с удивительно вкусной и сладкой водой. В округе существовала легенда о целительной силе родниковой воды. Она не упускала случая испытать эту силу на себе. Два охранника, наиболее добродушных из всей команды, шотландцы Кристофер и Магон, остались наверху, они никогда не досаждали ей своей слежкой. Когда она нагнулась, чтобы зачерпнуть кружкой воду, чья-то рука неслышно раздвинула ветви орешника. Показалось лицо в капюшоне, в тени ветвей его нельзя было разглядеть.
- Не пугайтесь, Ваше Величество, умоляю вас!
Она прислонилась к иве, наклонившей свои ветви над ручьем, и замерла.
- Ваше Величество, у нас всего две-три минуты, пока ваша охрана ничего не заподозрит. Посмотрите внимательно, вы узнаёте это? - незнакомец протянул ей старинную тяжелую монету. - Узнаете?
- Да, - едва слышно прошептала королева.
- Тогда… - Незнакомец произнёс всего несколько фраз, губы его шелестели словно палые листья в лесу. Потом ветви неслышно сомкнулись. И уже в следующую минуту она не могла понять, был ли это призрак или живой человек. Так и не напившись, она села на своего Парижанина и тронула поводья.
После прогулки она сказалась больной, заперлась в своей комнате и писала, писала, не отрывая пера от листа. Уже ночью она кончила писать, тщательно упаковала все бумаги, устало откинулась в жестком старинном кресле и задумалась. Лихорадочное ожидание сменилось какой-то странной апатией. Медленно, словно нехотя, пододвинула к себе дневник. Это вошло уже в привычку - каждый день записывать свои мысли, чувства, наблюдения. Боже мой! Мне уже 45... Я почти старуха, а, впрочем, почему старуха... Это возраст Дианы де Пуатье, когда она влюбила в себя совсем еще юного Генриха. Боже, какая она была красивая в эту пору своего предзаката, дерзкая распутница, делающая это с таким вкусом! О какой ерунде я, однако, думаю. О, Господи, прости мне мелочность моих мыслей. Может быть, именно сегодня на небесах решается моя судьба.
Она задумалась, глядя в окно на серебристый месяц. «Как турецкий ятаган...» - подумала в полусне... Был ли это сон или час потусторонней таинственной жизни… Ей казалось, что она куда-то плывет над землей в колыбели месяца, что, наконец, наступил час отдыха от всей лжи и суеты жизни. Ей казалось, что вот проплывает она над своим любимым Парижем. Ей казалось, что Париж спит, весь огромный и прекрасный город. Счастливо, тихо, в серебристом свете месяца. Даже Сена, даже Сите...
Негромкий стук вернул ее к жизни. В это время в замке запрещалось всякое движение. «Кто это?» - испуганно спросила она.
- Я. Ваше Величество, раздался за дверью негромкий, но твердый голос Паулета ее тюремщика.
Она не ослышалась? Это - Паулет? Мерзкий, гадкий грубиян и невежа, который не упускал ни одного случая, чтобы не унизить и оскорбить свою узницу? Это он сказал «Ваше Величество»? Что-то произошло в этом мире! В ИХ мире, который, наконец, должен стать ЕЕ миром.
- Что вам угодно?
- Ваше Величество, сэр Френсис Вальсингам просит Вас принять его по очень важному делу.
Сердце бешено забилось в груди, казалось, оно сейчас взлетит в этот черный небосвод, освещенный серебряной круглой луной.
Вальсингам вошел в сумрачную комнату, освещенную лишь тремя свечами в старинном шандале и пылающим камином. Он еще не знал, что и как скажет королеве. Но он знал, что от этого разговора может быть зависит вся его судьба. И он знал, как это бывало не раз, что в самую последнюю секунду интуиция подскажет ему то единственное решение, которое надо принять. Он молча приблизился к королеве. Запах ее платья и ее волос, чуть заметные зеленые искорки в ее глазах, все в ней в этот ночной час было до головокружения хорошо. Им вдруг овладела странная яростная сила телесного желания. И сдержаться было выше человеческих сил. И блаженно и страшно замерло сердце при мысли, какие нежные груди трепещут под ее легким платьем. Задыхаясь, он сказал:
- Я всю свою жизнь любил тебя. Не видел, но знал... И... любил. Всю жизнь. Я пришел... я хочу спасти тебя... Я... Мы...
Она молчала, бледная, как полотно. Вальсингам кинулся к ней, и они исступленно задохнулись в поцелуе. Никогда не испытывали они ничего подобного за всю свою жизнь. Никто из них. Они сразу потеряли всякую силу и рассудок. Они сразу потеряли стыд, представление о том, где они; из сознания исчезло всякое представление о месте и времени. Они не проронили ни слова за эти минуты.
Когда они очнулись, за окном серело предчувствие утра. Платье на ней было разорвано почти в клочья. Но она не стыдилась, не пыталась чем-то прикрыться.
- Когда я была еще совсем юной, - вдруг заговорила она каким-то странным отчужденным голосом, - я без конца мечтала о счастье, но вся моя королевская жизнь сперва оказалась такой скучной и обыденной, а потом такой нечеловечески страшной... Быть может, эта ночь, такая короткая, ночь в моей тюрьме, все-таки самая счастливая за все мои (она запнулась) за все мои 45 лет.
Может быть я завтра с ужасом вспомню эту ночь, но теперь... Нет, нет. Завтра - тоже... Я полюбила тебя в то мгновение, как ты вошел. Ты ведь спасешь меня отсюда. И я сделаю тебя королем, а сама буду просто твоей женой. Вот и все... Не королевой, а женой... И рожу тебе ребенка. И он будет королем Англии... И твоя, твоя кровь будет на королевском престоле еще тысячу лет.
Она обожгла его огнем своих губ. Это был почти бред, и она только смеялась сквозь слезы. И в тонком звездном свете ее бледное и усталое лицо казалось счастливым и безумным. Вальсингам понимал, что он сходит с ума. Он резко сбросил свое тело со старинной дубовой постели и сказал:
- Я хотел спросить тебя...
- Я знаю, дорогой, - тихо сказала она, тоже вставая, - я все приготовила, все написала. - Она вытащила из-под подушки толстый пакет.
- Что это? - растерянно спросил Вальсингам.
- Как что? - удивилась она. - Это то, что просила Маска передать тебе.
- Маска просила тебя вот это передать мне?! - не сдерживая изумления, закричал Вальсингам.

(Продолжение следует)