Муж Ребекки (продолжение)

В квартире щенячьим визгом их встречал Сил Силыч; поднялся на задние лапы и все норовил лизнуть Лиду в лицо. Она слегка отстранила его, потрепала по загривку, улыбнулась:
- Силыч, зачем нам эти телячьи нежности?
«Господи, - подумал Илья, - ну просто Феликс Эдмундович Дзержинский. Даже собака и та должна быть лишена чувств». В то же время он отметил, что улыбка невероятно красит Лиду, удивительным образом меняет ее лицо, совершенно другими становятся глаза, губы.
- Кормить будешь? – спросила она Илью.
- Обязательно.
- Когда все будет готово? [!]
- Через пятнадцать минут.
- Успею принять душ.
Илья посмотрел на часы.
Через четверть часа стол был накрыт, и почти тут же появилась Лида из своей комнаты. На ней были старые джинсы и серый свитер. А на Илье темно-синий костюм, голубая рубашка, синий галстук в красную полоску.
- Извини, что я в таком виде, - сказала она. - Раньше у нас все было проще, - усмехнулась, - по рабоче-крестьянскому. Но если хочешь, я могу переодеться.
- Не стоит, - улыбнулся Илья. - Я понимаю, что ты устала.
Он разлил вино по бокалам и, как гид, повел ее от блюда к блюду, рассказывая и объясняя. Но она не дала ему продекламировать эту поэму до конца:
- На какой ресторан ты сменил «Арагви»?
- Ты сначала попробуй. Потом скажу. Ну, давай выпьем за твое возвращение.
Она как-то изучающе его рассматривала:
- Что-то с тобой произошло...
- Почему ты так решила?
- Встретил - что заведено не было. Тосты произносишь. Так - что?
- Ничего. Человек меняется.
- Не верю. Во всяком случае, не верю в метаморфозы, связанные с тобой. А что это за вино?
- Мозельское. Нравится?
- Да. И все очень вкусно. Так какой у нас теперь придворный ресторан?
Он молчал, соображая – признаваться или не стоит. Ему почему-то было очень важно услышать от нее похвалу. Наконец:
- Я все приготовил сам.
- Ну, ты даешь! – и впервые весело засмеялась. – Признайся, что ты завел повариху и крутишь с ней роман.
- Повариха – это я.
- Когда же ты всему этому научился?
- Долгими вечерами в твое бесконечно долгое отсутствие.
Она изучающе посмотрела на него. Илья понял, что комплиментов не дождется. Он вдруг почувствовал, что она вот сейчас, в мгновение, по каким-то одной ей известным приметам поймет, что он - не Сергей, и с трудом сдержался от того, чтобы не отвести глаза в сторону. Удалось скрыть смущение и тоном разухабистого зазывалы сообщил:
- На горячее у нас - «осетрина по-монастырски», классика – яйца, картошечка, все в сметанном соусе. Через шесть минут запечется до хрустящей корочки. Когда прикажете подавать?
Лида по-прежнему молча смотрела на него.
- Уходя на коду, предложу «омлет сюрприз» и в завершение - итальянский торт – нечто воздушное и фантастическое. Распорядитесь – с чаем или с кофе.
Она даже не улыбнулась.
- «Кода» – слово не из твоего репертуара.
- Я же говорил: люди меняются. - И подумал: «Ее провести будет сложно. Будь внимательней и осторожней».
- Сил Силыч, - спросила Лида, - что это с ним происходит? Да он ли это?
Сил Силыч «сыграл» гениально, как надо, словно поняв вопрос Лиды. Он подошел к Илье, обнюхал, потом поставил лапы ему на колени и ткнул его головой в грудь – признал.
Она ела мало и вино отпивала маленькими глотками. Комплиментов Илья так и не дождался: на омлет-сюрприз Лида не отреагировала, а к торту из «Арлекино» даже не притронулась.
- Ты же любишь сладкое, - проговорил Илья и удивился, услышав в своем голосе обиду.
- Какое было сладкое! – отозвалась она. – А мысли вот погорчей.
- Кто автор?
- Автор неизвестен, - и чему-то усмехнулась. – На заре нашего розового романа ты как-то сказал: «Не важно, что ты пьешь и из чего, а важно с кем и кто тебе наливает». Тогда мне это очень понравилось. Но похоже сейчас все стало другим… А за прием благодарствую. Спокойной ночи.
Поднялась из кресла и исчезла из комнаты.
Илья слышал ее легкие шаги по коридору, звук открывающейся двери, а потом и щелчок замка. Впрочем, может ему и показалось, что дверь в спальню она заперла.
В семь утра они встретились в прихожей. Оба были в спортивных костюмах и в сникерсах.
- Доброе утро, - улыбнулся Илья Лиде. - Как спалось?
- Неважно. На ночь так много не едят, господин чревоугодник.
- В следующий раз, когда ты приедешь, на ужин у нас будет банка «Завтрак туриста» и кусок черняшки, один на двоих.
- Ну ладно, - миролюбиво сказала она. - Считай, что ты меня покорил своим кулинарным искусством. Вот только не могу решить, чего тебе от меня надо, ты явно подлизываешься.
- Я тебе никогда не говорил, что у тебя омерзительный характер?
- Это не правда, - спокойно возразила она. – Просто я человек прямой и откровенный. А ты чего-то темнишь. Я это чувствую. И куда ты в такую рань собрался?
- Вот уже три месяца мы с Сил Силычем бегаем по утрам. Он подал заявку на пробежки, и я ее утвердил.
- А как же твоя любимая цитата из Черчилля: «Если можешь не бежать, а идти – иди. Если можешь не идти, а стоять – стой. Если можешь не стоять, а сидеть – сиди. И если можешь не сидеть, а лежать – лежи»?
Они бежали рядом.
- А ты в хорошей форме, - похвалила Илью Лида. И тут же поправилась, - для человека всю жизнь просиживающего штаны в кабинете.
Илье побежал быстрее. Она не отставала. Еще быстрее. Тот же результат. Он подумал, что в таком темпе продержится еще минут пять, не больше. И скорость снизил. Она тоже побежала медленнее. Пора было возвращаться.
- Ты куда? – спросила она.
- Домой. Наш променад длится сорок минут.
- Ну, мы еще побегаем, - и она вынула из руки Илья поводок. – Кстати, променад – это слово тоже не из твоего лексикона.
Теперь она с легкостью оторвалась от Ильи, взвинтила скорость и ему на мгновение стало жалко Сил Силыча. «Чертова баба! – подумал он. - До приезда Сергея продержаться будет не просто».
К их появлению он успел принять душ, переодеться. Сил Силыч тяжело дышал, был в пене, в прихожей улегся на коврик и в глазах его Илья прочитал: «Если так каждое утро, лучше сдохну».
- Собаку загнала, - ворчал он.
- Здоровее будет, - проговорила Лида. Она дышала спокойно, ровно. – И вообще вы обуржуазились.
- Да здравствует Великий Октябрь! – прокричал Илья. – Мы наш мы новый мир построим. Кто был никем, тот стал ничем.
Он принялся вытирать собаку, а Лида отправилась в ванную и через минуту сквозь шум воды до него донеслось: «У любви, как у пташки крылья. Ее порывам нет границ…»
Завтракали они на кухне. На столе кроме кофе ничего не было.
- Завтрак отменяется? – спросила она, усаживаясь напротив Ильи.
- У нас есть сыр и колбаса.
Она нырнула в холодильник:
- А где следы вчерашнего пиршества? Кстати, осталось куда больше чем было съедено. Куда ты все подевал?
- Ничего нет, - сказал он.
- Неужели ночью все стрескал?
- После того, как ты отправилась спать, я все выбросил в мусоропровод.
Так он и сделал. Только итальянский торт оставил. Отнес на балкон.
- Это что - акция протеста?
- Нет. Тебе ведь ничего не понравилось?
- Я тебе этого не говорила.
- Видел.
- Я знаю, что у тебя давно со зрением не все в порядке, но не предполагала, что до такой степени.
Он молча пил кофе.
- А этот итальянский торт – шедевр кондитерского искусства – тоже в мусоропровод? – в голосе слышалась жалость.
Илья встал из-за стола, вышел из кухни и вернулся через минуту с тортом..
- Держи и обуржуазивайся.
- Тебе отрезать кусочек? – с интересом спросила она…
Первое письмо от Сергея пришло через два месяца после отъезда.
«14 ноября. Бруклин. Нью-Йорк.
Дорогой Сергей, надеюсь, что у тебя все в порядке, и жизнь преподносит только приятные сюрпризы. Нам на жизнь жаловаться не пристало. У Бекки – мы теперь называем Риту ее настоящим именем – живет здесь уже лет двадцать родной дядька – дядя Яша. Ворчливый, но милый человек. По приезде работал здесь «до черного пота и кровавых мозолей». Это прямая цитата. Сейчас владелец трех бензоколонок. Вдовец, детей нет и, может, поэтому принимает в нас большое участие. Снял нам квартиру. Первый этаж в двухэтажном особняке на авеню «М». Между 18 и 19 Еast, недалеко от Ocean Parkway - одной из главных магистралей Бруклина. До знаменитого Брайтона езды минут пятнадцать на машине. Дядя Яша подарил старенький кадиллак, но бегает он еще очень шустро. Квартира отличная. Две просторные спальни, в каждой кондиционер. Большая гостиная – living room. Как говорит кое-кто из иммигрантов «двухбедренная квартира», от bedroom. На втором этаже живет раввин. Ему сорок с небольшим, родился в Ленинграде, там и учился на… режиссера. Раввином стал здесь. Импозантен, обаятелен, образован. Общаемся по средам. И я, и Бекки работаем. Бекки преподает английский иммигрантом в еврейском центре «Shore Front Y». Не без помощи дяди Яши я работаю в строительной компании - по советским понятиям прорабом. Дядя Яша познакомил меня с хозяином. Борис – его старинный дружбан, но надеюсь, что меня взяли на работу не только из-за этого. Похоже, что я произвел на Бориса хорошее впечатление. Пиши. Всегда буду рад весточке от тебя. Илья». И номер телефона.
Письмо было набрано на компьютере и даже подпись была сделана не от руки. Почерки Сергея и Ильи были непохожи.
Только через три месяца после начала работы в главке Илья окончательно понял, что с делами справляется. Недоумевал: «Как же это у меня все получается?» Потом понял, что как бы всю жизнь подспудно готовился к такому повороту судьбы. Много читал специальной литературы, много думал, соображал, как поступить в тех или иных ситуациях.
Илья улыбнулся своим мыслям: «Серега вернется - окажется разведенным, да еще и без работы. Илюша, давай на поворотах сбрасывай скорость».
Дома гражданской войны не было. Вместе бегали по утрам, вместе завтракали и ужинали. Всегда на скорую руку. С Сил Силычем гуляли по очереди. Кстати, Сил Силыч бегать с Лидой отказался. «Настоящий мужчина, - прокомментировала она. – Всегда ищет, где легче и удобней». Последнее, конечно, относилось к Илье, вернее к Сергею.
Лида была привлекательной женщиной. Илья это понял - присмотрелся. Но, похоже, секс ее абсолютно не интересовал. Может, фригидна? Иначе, как все это объяснить? Живет с мужем под одной крышей и сторонится его. Илья, правда, никаких шагов к сближению не предпринимал. Все еще помнил праздничный ужин. Но и она ни словом, ни взглядом не дала ему понять, что мог бы и заглянуть к ней в спальню. Каждый вечер, отправляясь к себе, сухо говорила:
- Спокойной ночи.
И все. И лицо - холодное, неприступное.

(Продолжение в следующем номере)